Выходя из малой трапезной, я все еще чувствую какую-то неправильность принятого решения, но углубляться в это не хочу. Ну сколько можно, в самом деле! Мне надо родителям помогать, о царстве заботиться, а не вот это все… Зачем мне копаться в проблемах, к Тридевятому вообще не относящихся? Вот именно.
– Здравствуй, матушка Яга, – традиционно здороваюсь с легендарной нечистью.
– Здравствуй, царевна, – улыбается она мне в ответ. – Сейчас Коша к нам присоединится, и подумаем мы о вашей беде.
– Не сказал бы, что это беда, – замечает Сережа. – Но раздражает неимоверно.
– Значит, тоже беда, раз царевича раздражает, – Яга сегодня улыбчива, как будто знает что-то, нам недоступное.
Мы садимся ожидать. Сережа объясняет, почему «нет», на что Яга кивает, начиная улыбаться все шире. Это подозрительно, честно говоря, но сама она ничего не скажет, так что запасаемся терпением. Кощею нужно некоторое время, чтобы добраться, поэтому ничего удивительного в ожидании нет. Сказка есть сказка, и у нее свои законы.
– А вот и Коша, – говорит Яга, когда до нас доносится железный лязг со двора. – Сейчас и поговорим.
Кощей появляется внезапно, прямо посреди гостиной, только чудом не впилившись в стол. Он явно хочет выругаться, но только вздыхает, а потом оглядывает нас всех. Вздыхает еще раз, затем с лязгом усаживается на стул. Лязгают его доспехи, непонятно зачем нужные, ведь он бессмертный.
– Жалуйтесь, – предлагает нам Кощей.
– Пригласили нас в эту Академию, – начинаю я свой рассказ. – Только мутная она какая-то. И вроде бы знания дает, и красивые картинки, но бесит неимоверно. Проверки еще эти странные… Нам же не десять!
– Любимая не выносит третьесортного театра, – замечает Сережа.
Взяв процесс объяснения в свои руки, муж сжато и четко рассказывает бессмертному о наших затруднениях, заставляя того напрячься. Размышлять мы ему не мешаем, только переглядываемся. Раз Кощей задумался, значит, не все так просто, а это уже симптом, как Варенька говорит. Я жду результатов его размышлений.
– Ну, пошли, – зовет он вдруг, поднимаясь со стула. – Побалакаем с противной стороной.
Учитывая присутствие бессмертного нашего, мне вообще ничто угрожать не может, поэтому я согласно киваю. Кощей просто так предлагать не будет, а раз он предлагает поговорить, значит, его наш рассказ удивляет. Учитывая срок его жизни – еще какая загадка. А загадка будит любопытство.
По мановению руки Кощея перед ним появляется клубящееся облако. Он хватает Сережу за плечо и тащит за собой. Ну и я с мужем, конечно же, как иначе-то. Так вот, шагнув в марево, я обнаруживаю себя во вполне обычном кабинете: зеленые стены, стол, стул, кипы бумаг на полу. На стуле восседает мужчина в черном костюме со странной прической – как будто куст растет на его голове.
– Акаир, это как называется? – с ходу спрашивает мужчину Кощей.
– Здравствуй, Кощей, – улыбается тот ему в ответ. – Что именно называется?
– Царевна с царевичем хотят изолироваться от Академии, – объясняет бессмертный наш. – Вы что себе там придумали? Ну-ка, Высочество, повтори дяде, что мне рассказал.
Сережа кивает и начинает свой рассказ. И о некотором отсутствии плана обучения, и о бардаке, и проверках этих, сильно раздражающих. Он пересказывает наши уроки, а названный Акаиром мужчина выглядит все более удивленным – да что там удивленным! Он явно поражен до глубины души.
– Ваш наставник Ригер? – интересуется он, затем поднимает руку ладонью вверх и что-то ею делает.
– Да, Ригер, – кивает муж, хотя Акаиру явно подтверждение не нужно.
В следующий момент в том же кабинете появляется и Ригер. Он выглядит несколько удивленным, при этом смотрит только на позвавшего его Акаира. Насколько я вижу, Ригер несколько отличается от того, каким мы видим его на уроках, что меня озадачивает. Да и удивление Кощея – оно не просто так, значит, что-то тут нечисто.
– Сейчас мы во всем разберемся, – обещает Кощею Акаир. – Несколько минут.
Ххара ка Лос
Не знаю, как добираюсь до общежития, – все в тумане таком. Со мной сегодня чуть не сделали то, чего нельзя, потом напугали избиением, накричали – за что? Что я сделала такого? Я не понимаю, от этого на душе еще горше. Служба очистки очень страшная, оказывается, гораздо страшнее всех слухов вместе взятых, просто ужасная. Я и не представляла себе, что с фелис можно так обойтись, ведь напали на меня внутри Службы!
Я не понимаю, почему сразу подчинилась приказу раздеться, почему не дрожала оттого, что чуть не случилось, а боялась исключительно палки. Только сейчас меня накрывает осознание, потому, сбросив форму, я прячусь под одеяло. Накрываюсь с головой, сворачиваюсь в клубок, дрожу и горько плачу. Я так не плакала с тех пор, как мне сказали, что «мама» вовсе не мама и я не ее котенок, а приблудная, которую хотела убить родная мать.
Мне очень страшно от всего, что случилось сегодня, а еще тошнит и живот болит. Наверное, потому что его побили, больше не от чего. Мутант оказался действительно диким зверем, да еще и самцом! На меня хотел запрыгнуть самец! Да меня сейчас вырвет от отвращения! Но в туалет я не бегу, потому что страшно. Вдруг, стоит мне только подняться, опять начнется все то же самое? Зачем мне приказали приходить каждый малый цикл? Мне страшно…
Пожаловаться некому, да и бессмысленно жаловаться на Службу, только хуже будет. Может быть, лучше было бы в ассенизаторах? Нет, я туда всегда успею, надо попробовать пробиться здесь! Учеба рано или поздно закончится, меня выпустят с группой уничтожения, и вот тогда я отомщу всем мутантам за то, что со мной хотел сделать один из них! Я их буду просто истреблять!
Зачем со мной так поступили, ведь нападение невозможно было бы без санкции? Значит, они хотели узнать, что я буду делать при угрозе заражения? Или причина в чем-то другом? Я не знаю, наверное, я слишком глупая и «мама» была права – мне дорога только в ассенизаторы, там мозги не нужны. Не зря столько слухов ходит, не зря… Но я сама выбрала, надо постараться выстоять.
В эту ночь меня ждет новый удар: мне ничего не снится – только серая муть, как стена, сквозь которую ничто не способно проникнуть, а я бегу вдоль нее и зову маму. Утром подушка опять мокрая, но по другой причине. Мне хочется реветь постоянно, без остановки, но нельзя, потому что нужно идти на Службу. Сначала в столовую общежития, куда я вчера сдала карточки на питание, полученные вместе с ключом. Без таких карточек никто кормить не станет, даже если подыхать от голода будешь. Самый большой мой страх с детства – потерять синие кругляшки, на которых выбито мое имя и месяц.
В детстве карточки были у родителей… Как и во всех нормальных семьях, только у меня не так – карточки были моей заботой, ведь питалась я в школе, а их могли украсть, испортить, выбросить… Поэтому страх со мной навсегда. Поэтому у меня обязательно есть накопленный хлеб и сухари, которыми он становится через некоторое время – если потеряются карточки, хотя бы не умру от голода. Принадлежала бы я семье – этого страха не было бы, но я ничейная и никому не нужная. Но я сдала карточки на месяц вперед, что позволяется в Службе и не позволялось в школе, поэтому быстро умываюсь и под трели очень голодного желудка почти бегу в столовую.
Я вчера не поужинала же, весь вечер плакала и боялась. Я и сейчас очень боюсь, поэтому надела специальное белье, снять которое не так просто. В школе бывали нападения, а если бы со мной там сделали то, что нельзя, это, получается, ответственность «мамы», то есть ее бы наказали. Вот почему у меня и есть такое специальное белье, а иначе она бы с меня вообще все стянула… Ненавидит меня «мама», не знаю за что.
Столовая – это круглая комната с овальными столиками, все серого цвета, и окошком раздачи. У окошка надо идентифицироваться, после этого получаешь питание. Я прикладываю полученный вчера после всех мучений служебный жетон к специальному окошку, и из него выпадает контейнер. Он желтого цвета, что означает ограничение порции, потому что я стажер и есть досыта мне не положено. Правда, как это, когда больше не хочется, я не знаю.