***

Сергей Семёнович с любовью школьного учителя окинул взглядом всю аудиторию.

– Какая милая рубашечка на нем сегодня, – Нина шепнула Алине.

Она улыбнулась в ответ и отметила про себя, что уделяя внимание тому, во что одет уважаемый Сергей Семёнович, и как он выглядит, они словно с заботой матерей поправляют на нем взглядом галстук, отряхивают невидимые соринки с плеча пиджака. Сергею Семёновичу уже, наверное, где-то пятьдесят с лишним, но он всё равно был какой-то по-детски наивный, милый и очень добрый.

– Есть удивительная история, – начал он, – история Ромео и Джульетты, которую вы все, я верю, прочитали к сегодняшнему семинару. Эту историю можно назвать вечным памятником любви. И сегодня мы о ней поговорим подробнее. Кто не согласится с тем, что «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»? Кто не согласится с этим, что это одна из величайших историй о любви?

– Я не соглашусь, – прошептала Алина, опуская глаза.

– Чего? – буркнула Нина, ковыряясь в телефоне.

Занятия ее интересовали только как прохождение зачетов и экзаменов и получение отметок. Она напрягалась лишь тогда, когда это было действительно необходимо. Особого рвения и любви к литературе у нее не замечалось.

– Я не согласна, что эта величайшая история о любви.

– Ну, так поспорь с Сёмиком, он обрадуется, – не смотря в ее сторону, шепнула Нина и продолжила выращивать овощи в своей электронной ферме.

– Да ну… Спросит, отвечу.

– Боишься? – хихикнула Нина.

– Нет. Просто… Зачем?

– Милые барышни на галерке, мы вам не мешаем? – Сергей Семёнович прервал монолог, и все сидящие впереди, проследив за его взглядом, обернулись к Алине и Нине.

– Спросил, – констатировала Нина.

– А что, он на меня смотрит? – тихо уточнила Алина.

– Вы продолжаете что-то обсуждать, может быть, поделитесь с нами?

– Да, мы… то есть я, не совсем согласны…

– Да, Алина, пожалуйста, начинайте наш семинар. С чем вы не согласны?

Алина вздохнула. На мгновение какой-то страх охватил ее, но она тут же справилась. Уже смотрят, уже спрашивают, пути назад нет.

– Испокон веков певцы, поэты слагали песни, прославляя великую любовь. Герои страдали и умирали во имя ее. Ромео и Джульетта… Их любовь была до смерти. Но что подразумевается под этим словом – любовь? Что подразумевал под ним Шекспир? Два подростка, вдруг вспыхнувшие друг к другу страстью. Незнакомые чувства, ощущения, такие сладостные, такие новые, неизведанные. Я не стану судить, есть ли любовь или нет. Верить в то, что она есть, верят все – это модно.

– А вы что же? Не верите? – с улыбкой спросил Сергей Семёнович.

– Пока я не готова дать ответ…

– Так почему же вы не считаете, что между Ромео и Джульеттой была любовь?

– У меня на этот счет большие сомнения, – незамедлительно ответила Алина. – Незадолго до встречи с Джульеттой Ромео страдал от любви к неприступной Розалине и только потом переключил свое внимание на Джульетту. Меня смущает этот момент: Шекспир будто дает нам повод думать, что Ромео не столько сильно влюблен, сколько просто сам по себе очень влюбчив. Одного взгляда ему достаточно, чтобы сказать, что «любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини». Их смерть во имя любви нелепа, я так считаю. Это не любовь – это порыв страсти неопытных детей, которые, вероятно, не столько любили, сколько играли в эту любовь. Любовь проверяется долгим периодом времени. И это не пять недель.

– Интересно, – Сергей Семёнович, видимо, был очень доволен искренним ответом Алины. – А какой период времени вы считаете более приемлемым для, скажем, уверенности в том, что перед вами подлинная любовь?

Но Алина, заслышав позади себя смех сквозь какие-то, скорее всего, ироничные замечания по поводу ее высказывания, покраснела и, сев на место, буркнула:

– Не знаю.

Нина с улыбкой шепнула:

– Алина, оказывается, эксперт в любви. Эксперт-теоретик. Надо бы тебе поискать твоего Ромео…

Алина ничего не ответила. Она, вообще, уже пожалела о том, что решила высказать свои мысли вслух на всеобщее обозрение, если не сказать точнее – на осмеяние.

Был пропущен один рейс, и на автобусной остановке люди выстроились в огромную очередь. Алина стояла уже сорок минут на морозе и не чувствовала пальцев ног. Но зайти в ближайший магазин погреться так и не решилась. Наученная горьким опытом, она боялась пропустить свой автобус.

На платформе всё было, как обычно: шум от снующих туда-сюда машин и беспрестанно раздающихся голосов людей создавал какой-то звуковой вакуум, который погружал в созерцательный процесс. И если бы не колющая боль от мороза в ногах, то можно было бы во всём этом раствориться и даже уснуть.

Уже все лица за время стояния в очереди стали знакомыми. Новички подходили, и шеренга всё разрасталась. Несколько парней не прошли в конец очереди и встали сразу в начало у столба с объявлением. Через какое-то время также встала молоденькая девушка и мужчина лет сорока, вышедшие из одной маршрутки. Женщины в очереди подняли гвалт, как возмущенные гусыни. Раздражению требовалось выйти наружу, и причиной тому был, скорее, опаздывающий автобус, а не влезшие без очереди. Подъезжавшие автобусы забирали по пять-шесть человек и уезжали полупустыми. В очереди стало совсем тихо. Прошло сорок минут, а заветного автобуса так и не было видно.

Внезапно, где-то совсем рядом раздался собачий вой, который вдруг перешел в жалкое поскуливание, потом в дикий хриплый хохот, а затем послышалась отборная брань с грязными непристойностями. Алина встрепенулась от забытья и ощутила, как мурашки поползли по коже. Двое мужчин перешли дорогу и теперь проходили мимо людей в очереди. Причем один шел молча и посмеивался над тем, какие шутки выкидывал его высокий худощавый друг. Одеты они были достаточно сносно, но от них неприятно пахло, и вели они себя чересчур странно. Видимо, это были какие-то душевнобольные. И было бы совсем не удивительно, если это оказались бы сбежавшие из психушки.

Люди совсем притихли и старались не смотреть на них. Своим видом они вызывали чувство омерзения, пренебрежения, жалости, но народ боялся обнажать эти чувства даже взглядом, будто боясь разозлить их. Да, их опасались, как опасаются диких страшных бездомных собак. И эти двое чувствовали это и даже упивались в какой-то степени чувством превосходства. Они заглядывали в лица, строили рожи, этот второй выкрикивал всякие похабные фразочки, проходя мимо женщин и девушек. Мужиков обходили стороной, только если худой строил какую-то гримасу и бормотал себе что-то под нос, жестикулируя длинными желтыми пальцами с грязными ногтями.

Одна женщина оказалась не из робких и замахнулась на них: «А ну иди отсюда!» Худой мерзко заржал и, подбежав к ней, сделал жест, будто хочет схватить ее за юбку. Она вскрикнула, толпа загудела, как рой пчел. Двое бродяг, посмеиваясь, отошли в сторону.

На горизонте появился автобус. Больше половины людей, стоявших на платформе, он забрал. Остальные, среди которых была и Алина, с грустью и завистью провожали счастливчиков, рассаживающихся по своим местам в теплом транспорте. Сумасшедшие не унимались. Казалось, они пришли повеселиться. Один присел на лавку и, прищурившись, хохотал, наблюдая, как худой продолжал доставать народ. Людей стало поменьше: стояли несколько подростков, женщин и старик. Худой совсем осмелел.

Наблюдая за ним, Алина с ужасом отметила для себя, что если сейчас приедет ее автобус, который она уже замучилась ждать, и этот сумасшедший по несчастливой случайности зайдет в него тоже, то придется ехать с ним. Она не станет ждать другого, потому что уже совсем замерзла.

Тут он подошел совсем близко к ней. У Алины всё похолодело внутри. А он стоял совсем рядом и смотрел на нее. Потом заглянул прямо в лицо и гаркнул громкое: «А-а!» Алина вздрогнула где-то в душе, но внешне это никак не отразилось. Единственно, это заставило взглянуть ему в глаза. Никогда ни у кого из людей она не встречала такого взгляда. Будто в глубине этих темных зрачков притаился дикий зверь. Слишком открытые, слишком распахнутые, слишком глубокие и черные… слишком страшные.