— Это я понимаю… — В голосе девушки не слышалось ни убежденности, ни радости.
Бекка обернула руку носовым платком и сняла с углей глиняную чашку, которую она поставила у самого края костра, чтоб согреть.
— Попробуй, милочка, — протянула она чашку Саре Джун. — Бери вместе с платком, она горячая.
— Что это? — Сара Джун еще глубже ушла в свой кокон, спрятала руки подальше, в глазах — страх.
— Немножко травяного чая, который я поставила настояться. Тебя, он успокоит и позволит поскорее уснуть. — Она улыбнулась. — А еще важнее — даст уснуть и нашему па. Ну вперед, ты вполне можешь довериться моей дозировке.
— Ох, ну конечно. — Видимо, уговоры Бекки успокоили девушку. — Ты же учишься на травницу, верно?
— Если Бог пошлет. Ну, пей.
Успокоившаяся и согревшаяся Сара Джун попила чая, а затем со вздохом свернулась в клубочек.
— Бекка, а ты не хочешь спать?
— Немного погодя. А пока хочется посидеть и посмотреть на звезды.
— На звезды? Хм? — Такая мысль показалась Саре Джун столь непонятной, что она тут же забыла о ней, равно как и о самой Бекке. И почти сразу же ее грудь под одеялом стала подниматься и опускаться в ритме глубокого сна.
Бекка села, накинув на плечи свое одеяло, и осторожно оглянулась по сторонам. Вокруг других костров все уже улеглись. Не спали лишь часовые, выставленные ее па. Для себя па устроил отдельный костер, за которым присматривали более пожилые люди, обязанные ему гораздо большим, чем кое-какими знаками расположения и, благодарности. Вообще во время поездки на праздник вызовы на бой не поощрялись, но иногда альфу случалось обрести врагов столь отчаянных, что они готовы были погибнуть, лишь бы только расправиться с ним. Поэтому па спал под охраной верных людей, как это и полагалось.
Бекка поглядела на ночное небо. Колеблющийся свет костра, разумеется, несколько ослаблял красоту звездного купола, но он не мог все же отнять у звезд ту силу, которая заставляла сердце Бекки биться так сильно.
— Вы вечны, — шепнула она небесной чаше, испещренной серебряными блестками. — Вы были раньше. И будете потом.
Книга давила ей на бедро. Бекка бросила последний взгляд на спящую Сару Джун, прежде чем осмелилась вытащить книжку. Книжка оказалась гораздо меньше, чем запомнилась Бекке с того давно миновавшего дня, когда она случайно свалилась с полки прямо в руки девочки. Теперь же она раздобыла книжку далеко не случайно. Если Кэйти узнает об этом, она с нее шкуру спустит.
Бумага внутри картонной обложки была иссохшая и такая пожелтелая, что в свете костра она казалась почти коричневой. Чернила выцвели, а в некоторых местах расплылись. Большинство страниц были пусты. А Бекке помнилось, будто раньше слова заполняли чуть ли не всю книжку. Некоторые слова было невозможно разобрать, иногда отсутствовали целые фразы, но все же читать было что. И когда глаза Бекки попривыкли и стали лучше разбирать почерк автора, она подумала, не слишком ли много текста там осталось…
«…Она умрет завтра, так как они о ней узнали, и теперь мне надо очень беречься. Я очень боюсь, мама. А что если они вдруг поймут, что и я такая же? Я не понимаю… что со мной такое. С тех пор как я себя помню, я всегда слышала, что нас осталось слишком мало, чтобы обрабатывать землю. Нора и я могли бы иметь множество детей благодаря тому, что мы такие… неужели они не понимают? Почему… они хотят нас…
Найти землю, пригодную для обработки… сама по себе задача нелегкая. Я подслушала, как Конрад объяснял мальчикам, что когда-то — давным-давно, еще до Потопа, земля была прекрасна и… пищи столько, что, казалось, не будет конца…
Но после того, как воды поднялись и Ковчег всплыл, соленая вода покрыла… и стала бесплодной. Я не верю тому, что он говорил о Потопе, но эта земля… живая с… это правда.
Мне так тебя не хватает, мама. Мне кажется, что ты ушла уже очень давно. Мне не хватает… я не могу говорить, а потому все запишу… как славно будет разделить это с тобой, и мне становится легче. Ах, если б не надо было думать о завтрашнем дне, и Нора…
С Конрадом я больше не говорю. Конрад хороший, но чем старше он становится… как чужой. А речи моих кузин… как он в один прекрасный день станет самым подходящим человеком, чтобы вести. Однажды… дядя Айра подслушал… и с тех пор… мне не нравится, как он поглядывает на Конрада. Он не знает, что я вижу, а вижу я многое. Вижу… смотрит на меня тоже, и мне это не нравится. Мама, мама, торопись!
Дядя Айра говорит, что он слыхал о каком-то другом отряде людей, живущем вон за теми холмами… к… Он сказал, что, может быть, нам следует пойти отсюда и посмотреть, не примут ли они нас. Есть же еще места, где земля родит… родит, во всяком случае, легче… забавно… мужчины говорят, что земля неродящая, но… что-то все-таки растет всюду, где бы мы ни бывали. Нет совершенно голой земли, такой мы еще не встречали. Просто, видно, наши семена не хотят там расти… Помнится, ты сказала, что тоже заметила это, как раз перед тем, как мы пошли на восток?
Может быть, если в городах еще есть люди… смогут дать ответ на наши вопросы… глупо думать, что горожане могут знать, какие семена приживутся, а какие — нет, но если ты их найдешь…
Вы их найдете. Мама, ты должна их отыскать! Из того, что мне приходилось слышать, я пришла к выводу, что я и ты — мы последние, кто помнит рассказы о том, как было раньше. Некоторые мои кузены не верят… или такие вещи, как города. Никто теперь на одном месте подолгу не живет… говорят, будто так и должно быть.
…меняется… страшно. Как-то в воскресенье, когда дядя Айра говорил проповедь… звучали как-то странно. Я стала рыться в ящике с книгами, который ты оставила, и нашла ту черную, о которой ты говорила, что она еще бабушкина, а она получила ее от своей бабушки, а та… сколько бабушек тому назад… слова дяди Айры, но только сформулировано иначе… когда я принесла ему и показала… слова совсем не такие, он отобрал ее у меня и сказал: «Все меняется. И ко всем моим тревогам и обязанное — тям… как накормить вас… от мародеров и ворья… неужели ты не можешь вести себя хотя бы просто как обязанная мне лично женщина и не совать свой нос в вещи, которые тебя не касаются».
Дальше отсутствовал целый абзац. Потом шло:
«…ножи. Все делали сами женщины. Элайн даже вложила нож в мою руку и показала… не смогла. Просто уронила его… кричала на меня. Как бы я хотела отдать нож Норе, чтоб она либо покончила с этим, либо унесла бы с собой жизни нескольких своих палачей… но… слишком много крови.
…сказал, что это знак того, что она исчадие ада. Ни одна другая женщина в нашей группе не может принять мужчину… только раз или два за год. Нам казалось, что мы очень ловко скрываем кровь, когда она стала течь столь часто… и притворялись, что не можем… мужчин, за исключением тех дней, когда могут и остальные. Но Нора оказалась неосторожной. Именно так я и узнала, что она такая же, как и я, застав ее за стиркой… кровь, хотя я знала точно, что прошел лишь месяц с той поры, когда она была доступна для мужчин.
…много крови, когда они покончили с ней. Зло. Теперь я знаю, что такое настоящее зло. Страх. Зависть. Они же видят, как увиваются вокруг них мужчины, когда у женщин время… год… не дуры… Они понимают, что, если мужчине предоставить выбор, он в тысячу раз больше будет ценить и охранять женщину, которая может служить ему в любое время, нежели ту, которую он может иметь один или два раза в год. Поэтому они объявили несчастную Нору исчадием ада и убили ее.
Но ведь так было не всегда. Об этом ты много говорила мне, мама, даже когда читала мне волшебные сказки из тех книг, что в ящике… (гордилась мной. Я уговорила дядю Айру не сжигать книги, как он сжег ту черную книгу. Я сказала, что, может быть, люди, которые живут за холмом, дадут нам за них что-нибудь в обмен). Кажется, ты говорила мне, будто бы все это вроде сказок… возможно, ты просто хотела поддержать в нас надежду, но… не думаю. Неужели мир всегда был таким голодным? Неужели голод всегда превращает людей в злобных… кромсали груди Норы… распластали, будто это был кролик, которого надо было освежевать… бедра… тампон выпал и выдал ее… Кровью смыли кровь… сколько крови.
Ты должна была взять нас на поиски города. Не надо было бросать нас тут. Теперь я осталась одна-одинешенька из тех, что отличаются… Возможно, эти записи я делаю не к твоему возвращению. Какая-то часть моего сердца не верит в то, что ты вернешься, хотя я все время твержу себе, что надо, обязательно надо верить в это. А на самом-то деле я и пишу только потому, что убеждена — тебя нет в живых, потому что Нора умерла, а я так одинока, что мне все равно — умру я или буду жить… во что я превращусь, если выживу. Дядя Айра…»
