Охранники отдали президенту честь.

— Здравствуй, Симес, здравствуй, Тюрлак. Вольно, ребята.

Мало кто на планете, за исключением давших присягу охранников, знал, что штаб-квартира «Пангайи» расположена в этой крепости. Галилео Немрод прошел через анфиладу комнат с позолоченными деревянными потолками. Мраморные колонны поддерживали балки, росписи на которых повествовали об эпосе Великих Натов, почитаемых бирманцами духов. Свет из узких, глядящих в пустоту окон лился в длинные коридоры. Немрод шел, равнодушный к статуям индуистского и буддийского пантеонов (эти культы сменяли друг друга в монастыре) — слонам, орлам, львам, лебедям, женщинам с шестью головами и четырьмя руками. Вряд ли кто-нибудь мог представить, что среди золоченых Будд и трезубцев Шивы расположился самый мощный в истории человечества компьютерный центр.

Президент Всемирной Организации Перемещений открыл массивные деревянные двери и оказался в самом сердце «Пангайи». Несколько квантовых компьютеров последнего поколения, стоявших в стометровом зале в центре храма, управляли всеми перемещениями на планете, получая миллиарды миллиардов единиц информации в секунду и рассчитывая в реальном времени Уровни занятости каждой точки Земли, защищая частные пространства и регистрируя каждое движение каждого телепортера, принадлежавшего каждому человеку.

Никто, даже самые информированные журналисты, не знали, как работает «Пангайя». Большинство землян, скорее всего, предполагали, что речь идет о гигантской компьютерной программе, управляемой сложнейшими алгоритмами, которые разрабатывают и контролируют десятки специалистов. В общем и целом дело так и обстояло, когда рождалась эта программа. Тысячи ученых много лет создавали «Пангайю» — алгоритм, способный функционировать без вмешательства человека. Все расчеты и разрешения на поездки автоматизировали, чтобы гарантировать максимальную свободу для всех, соблюдая принципы Конституции 2058 года. Мало-помалу число инженеров уменьшилось сначала до ста, а потом до десяти сотрудников. «Пангайя» продолжала эволюционировать в форме искусственного интеллекта, стремясь ко все большей автономии. Число внешних вмешательств сократилось до… одного человеческого мозга!

О да, многие инженеры, программисты, электронщики, географы, демографы, архитекторы и физики сотрудничали с программой, но всю ее контролировал теперь один разум.

Зал ничем не напоминал декорации старых научно-фантастических фильмов. Он походил на другие храмовые помещения — колонны с буддийскими символами и статуи тридцати семи бирманских натов, выполненные столь реалистично, что казались живыми. В углу, подсоединенный к монитору размером с большой телевизор, работал компьютер, перед которым, спиной к Немроду, сидел человек. Женщина.

— Здравствуй, — сказал президент МОП. — Здравствуй, Пангайя.

Женщина у экрана не отозвалась, и Немрод сделал еще несколько шагов. Когда он был в метре от кресла, она наконец-то повернула голову.

Двигалась только голова. Немрод смотрел на женщину лет тридцати, чье тело было пристегнуто к креслу ремнями, ноги свисали, точно щупальца дохлого осьминога. Тонкие стальные стержни поддерживали лежавшие на столе руки, а пальцы, подсоединенные проводами к центральной памяти компьютера, порхали в пустоте, будто играя на невидимой клавиатуре.

Живое, подвижное и очень юное лицо контрастировало с телом беспомощной марионетки. Женщина улыбнулась.

— Здравствуй, Пангайя, — повторил Немрод. — Я принес тебе подарок.

Он протянул ей раскрытую ладонь, на которой лежала маленькая черепашка из розового кварца.

— Спасибо. Спасибо, папа.

Галилео пододвинул стул и сел рядом с дочерью. Она слушала его и отвечала, а пальцы безостановочно порхали по клавиатуре, глаза не отрывались от рядов бегущих по экрану цифр.

Президент поставил черепашку на полку одной из множества этажерок справа от компьютера, где уже обитало с сотню серебряных, ониксовых, стеклянных и хрустальных зверушек. Пангайя могла любоваться ими, повернув голову, прикасаться к игрушкам ей было не дано. Отец привозил черепашек со всего мира — так она путешествовала.

— Со мной на связи только что был майор Акинис, — сказал Немрод. — Он думает, что вместе со своей командой обнаружил убежище контрабандиста — торговца подпольными телепортерами, снятыми с неучтенных покойников.

Пангайя ответила спокойным тоном, контрастировавшим с очаровательной детскостью голоса:

— Ничего удивительного, папа. При рождении каждый получает телепортер. Персональный и бесплатный, он становится дополнением к телу любого землянина. Кража телепортера имеет так же мало смысла, как попытка забрать сердце или глаза. Даже меньше, если подумать. В редких случаях краж телепортеров об этом моментально сообщают в Бюро криминальных расследований, и приборы сразу отключают, как когда-то банковские карты или мобильные телефоны. (Движение цифр на экране замедлилось.) Без сомнения, можно использовать телепортеры тех, о чьей смерти неизвестно. Это способен сделать любой полуграмотный пользователь, но зачем покупать телепортер у сомнительного торговца, если он и так есть у каждого человека?

Галилео Немрод переставил малахитовую черепашку на место, откуда ее, скорее всего, стянул любимец Пангайи, львиная обезьянка Манкинг.

— Это может понадобиться преступникам, — возразил Немрод, — телепортеры которых заблокированы или их действие ограничено.

Широкая улыбка снова осветила лицо Пангайи.

— Папа, уровень преступности сейчас самый низкий за всю историю человечества. Несмотря на подпольные телепортеры — если они и вправду существуют, — частные пространства защищены, люди телепортируются к себе при малейшей опасности, ИИ позволяет локализовать любого вора, насильника или убийцу, как только его лицо попадает в объектив камеры. Незаконный оборот телепортеров интересен лишь маргиналам, сбежавшим из дома, которые не хотят, чтобы их перемещения были отслежены, — например, любовникам, мечтающим исчезнуть и начать новую жизнь. Чего ты боишься, папа?

Президент придвинул стул вплотную к креслу дочери и положил ладонь на ее безжизненное колено.

— Ты смотрела новости. Ты видела, что произошло с десятью немецкими пенсионерами. Тебе известно о неудавшемся теракте на «Маракане». И все это за два дня до церемонии празднования столетия.

— Либерстадос? Я всегда считала этих националистов безвредными пацифистами, тоскующими о былых временах…

— Не знаю, что тебе сказать, Пангайя. На Тетаману убийца оставил в одном из домов книгу Оссиана «Право крови» и нацарапал на пальме слово «питчипой».

— Питчипой?

Президент улыбнулся в бороду, подумав, что его гениальная дочь, в отличие от большинства ровесников, плохо знает основные вехи истории.

— Это слово на древнем языке идиш. Его можно перевести как «никогда» — табуированное пространство, место вне закона…

— Таких мест больше нет, папа, — с укором произнесла Пангайя голосом маленькой девочки, которая перестала верить выдумкам родителей. — Они исчезли, когда началась эра телепортации. И заработала «Пангайя».

— Ты не дослушала, милая. Во время Второй мировой войны слово «питчипой» прибрело иное значение. Евреи, ожидавшие посадки в вагоны зловещих поездов смерти, называли так неизвестное место назначения, откуда никто не возвращается. Слово «питчипой» стало синонимом слова «депортация».

Пангайя задумалась, и строки кодов на экране полетели, сменяя друг друга.

— Ни один человек на планете не может быть перемещен против собственной воли, папа. Так гласит статья 4 Конституции 2058 года. И не будет — пока я здесь. «Пангайя» — компьютерная программа, а не я! — служит свободе. Ее алгоритм позволяет только ограничить перемещение любого человека ради соблюдения границ частных пространств и поддержания в равновесии Уровня занятости. Некоторые земляне могут быть частично лишены свободы передвижения, но никого не перемещают против воли!

Президента всегда восхищало, с какой страстью его дочь защищает свои убеждения, как загораются ее глаза.