На протяжении всех шестнадцати лет ночь являлась самым главным монстром для Моник. С наступлением темноты, когда родители крепко спали в своих кроватях, их дочь проваливалась с ужасающее место, полное извивающихся липких щупалец, чужеродного смеха, заставляющего кожу покрываться мурашками, существ, охотящихся на любого, кто посягнет на их территорию, желающих поглотить гостя со всем его естеством. Девушка была бы счастлива никогда не видеть и не слышать кошмаров, являющихся каждую ночь, она никогда не претендовала на их собственность, но почему-то внутренний компас неизменно вел ее туда, не спросив никого.

Несмотря на то, что день подходил к концу, в комнате все еще было жарко и душно; щедро подаренное солнцем тепло проникло в каждую щель, раскалив молекулы воздуха до предела. Выйдя из спальни, тело Моник обуяло невидимое облако запахов, заставив лоб мгновенно покрыться испариной. Элайн Мелтон-Гобей крутилась на крошечной кухне, успевая нарезать помидоры на разделочной доске, и одновременно присматривать за варящимися артишоками в кастрюле. Заметив дочь, женщина улыбнулась, вытирая мокрые руки полотенцем, казалось, ничто не может выбить идеальную мать Моник из равновесия.

- Уже устроилась?

Моник кивнула, подходя ближе, отражая, будто зеркало, улыбку матушки. Ведя носом, девушка пыталась понять, что же такое будет ожидать их на ужин. Проследив за взглядом дочери, Элайн ответила на немой вопрос:

- Прежние хозяева оставили много припасов и консервов, но нам все равно нужно будет съездить в центр за покупками. Благодаря твоему отцу, который каждый день понемногу обучал меня его родной кухне, у нас на столе будут салат с артишоками, жареная свинина, слоеный пирог со сливами и, конечно же, сыр с соседних ферм. Не могла бы ты спуститься во двор и принести свежей зелени? Латук и немного эндивия*, пожалуйста. Недалеко от сарая есть небольшой огород, всего пара грядок, но думаю, мы сможем расширить его со временем.

Зоэ-Моник осторожно подошла ближе к сараю, в тени которого по прибытию ей почудилось нечто странное, словно кошмары, мучившие ее в ночи, выбрались наружу. Тени вторили движению щупалец из сновидения, тянули к девушке свои ослизлые конечности, пока их помыслы не остановило появление родителей. Выдернув кукурузный салат из влажной земли, Моник аккуратно стряхнула с корней налипшую землю, и замерла, уставившись в темноту проверить, не повторится ли увиденное ранее. Ничего не происходило, лишь едва слышимый гул легкой поступью проходил в сознание девушки. Моник наклонилась за новым листом зелени, уповая на усталость, как боль, порожденная усилением шума, переходящего в ультразвук, опоясала виски платком, отчего девушка выронила собранный урожай, схватившись за голову.

Тени задрожали, краем глаза Моник заметила, что темное полупрозрачное покрывало начало отделяться от стены, сползая вниз, принявшись по земле подбираться ближе. Девушка сделала шаг назад, не в силах отвести взгляда от ползущего бесформенного силуэта, когда в этот самый момент из сарая вышел Эгон Гобей, заставив дочь вскрикнуть от испуга. Состояние Моник напугало мужчину не меньше, он мгновенно принялся осматривать все вокруг дочери, но не находил ничего выходящего из ряда вон, кроме брошенных на землю смятых листьев латука.

- Что случилось, детка?

Эгон подбежал к девушке, положив свои теплые мозолистые ладони поверх ее, заставив Моник поднять голову. В ее облике тоже не было ничего странного, только расширенные от ужаса зрачки.

- Ты...напугал меня. Голова разболелась, но теперь все в порядке. Думаю, от переутомления.

Произнося эту ложь, Моник действительно почувствовала себя лучше, шум исчез так же внезапно, как и появился, а тень оставалась на стене, где и положено быть. Отец с сомнением рассматривал дочь, поджав губы, но когда девушка улыбнулась, будто бы извиняясь, отпустил ее из объятий.

- Что ты делал в сарае? Нашел что-нибудь интересное?

Мужчина просиял, вдруг о чем-то вспомнив, беспокойство вмиг улетучилось с лица Эгона; он показал дочери знак подождать, метнувшись в сарай, а через секунду выкатил старенький велосипед с корзинкой спереди. Темно-зеленая краска облупилась, а местами вздулась от влаги, напоминая наросший мох, но в целом, транспорт казался пригодным для езды.

- Стоит отмыть его и перекрасить, очистить от ржавчины и он еще послужит. Ты могла бы добираться на нем в школу, ездить на ночевки к подругам, или на свидания с мальчиками, но насчет последнего я...

- Па-ап!

Моник несмело дотронулась до пыльной ручки велосипеда, будто знакомилась с норовистым конем, кончиками пальцев прошлась по повернутому на бок сидению, затаив дыхание. Точно такие же чувства вызывали у Эгона лошади, которых ему пришлось оставить в Венгрии, и по которым он безумно скучал каждую минуту жизни вдали.

- Как думаешь, мама одобрит, если мы купим хотя бы парочку лошадей?

Задумчиво протянул мужчина, продолжая смотреть за движениями рук дочери. Моник прижала к себе велосипед за обе ручки, улыбаясь отцу, в ее глазах отражался закат с капелькой света от уличных фонарей. Мир вокруг менялся так стремительно, что изучить его, и тем более успеть привыкнуть ко всему, было занятием непростым, потому Эгон Гобей предпочитал держаться за старые устои и привычки до последнего, пока не станет необходимостью отказаться от них.

Вампир до межклановой войны, совместно с Де Кольберами не особо задумывался о продолжительности своей жизни, никогда не искал вечности, и был даже рад, что в следствии собственного выбора лишился ее, подарив половину души наречённой, разделив с Элайн отведенное ему время.

- Я думаю, она будет в восторге!

Ответ дочери заставил Эгона вынырнуть из мыслей, и усмехнуться, ведь другого ответа он и не ждал.

- Давай вернем твоего жеребчика в сарай, завтра я займусь им, обещаю. А потом вернемся в дом, пора и нам отдохнуть.

Моник забыла обо всем, чувствуя тепло руки отца на своем плече, когда они шли к дому, это казалось привычным и успокаивало нервы, как и ощущение колючего подбородка Эгона, прижимающегося ко лбу. Вампир пошутил про покраску велосипеда в ненавистный для Зоэ-Моник розовый, отчего девушка прыснула, поднимаясь по ступеням, однако обеспокоенный вид Элайн немного умерил веселость.

- Да, да, я понимаю, Джи. Как только мы устроимся здесь, я бы хотела, чтобы ты переехала к нам, только если сама захочешь.

Женщина стояла в углу кухни, поднеся к уху трубку стационарного телефона с кудрявым проводом; при виде дочери и мужа покачала головой, как бы говоря не обращать на нее внимания, и показала рукой на маленький деревянный стол, накрытый к их возвращению. Под каждой тарелкой располагалась кружевная салфетка, посередине стола в глубокой миске дымились кусочки свинины, сочась прозрачным соком, рядом тонко нарезанный сыр источал свой особенный молочный аромат с кислинкой, и салат с артишоками, едва взбрызнутый маслом заманчиво блестел в свете пузатой керосиновой лампы, с трудом уместившейся с краю.

До этого момента Моник и не предполагала насколько проголодалась, но трапеза не могла начаться без Элайн, которая неторопливо продолжая разговор, зажав трубку плечом, вытащила из духовки румяный пирог, оставив тот остывать на столешнице. Попрощавшись с тётушкой, ведьма, задумчиво закусив нижнюю губу, присела за общий стол, приглашая семью отужинать впервые в новом доме.

По обыкновению руки Элайн и Эгона сплелись в замок, они ждали, протянув ладони к дочери. Столь же верующей, как родители, Моник не была, ее крестили в младенчестве, но не навязывали то, во что стоило верить девочке, оставляя выбор, однако молитва перед каждым приемом пищи была традицией нерушимой. Закрыв глаза, каждый про себя твердил слова благодарности Дево Марие и ее сыну, просил посылать лишь посильные испытания.

- Как Джиневра?

Спросил Эгон, передавая блюдо с салатом дочери, не сводя взора с супруги. Элайн пожала плечами, отказавшись взмахом руки от предложенного дочерью куска мяса.