Моник принялась сопротивляться, желая вырваться из пут, вцепившись ногтями в грязную одежду, но пыл ее медленно угасал, она замерла, чувствуя проникший в ее обитель, властно командующий и наводящий свои порядки, язык парня, горячую ладонь, скользнувшую от шеи к ключицам, плечу под рубашкой. От этого прикосновения сердце отбивало ритм, внизу живота зашевелились змеи, покусывая плоть изнутри, Моник закрыла глаза, наслаждаясь. Прислонившись лбом ко лбу девушки, Эрве прошептал ей в губы:

- Прости. Прости меня, Зоэ-Моник. Я – идиот. Сначала тот придурок взбесил меня, я хотел поговорить с тобой, когда успокоюсь, но вы так мило беседовали с Де Кольбером, что ревность стала разъедать меня. Я от нее чуть с ума не сошел. Прости, я потерял голову...

От таких слов Моник лишилась связи с реальностью, казалось, то, что чувствует сердце, оторвало ее ноги от земли, унося в неизвестные дебри из которых не вернуться обратно. Эрве тоже ревновал ее, она нужна ему, нужна, чего еще желать девушке, никогда ранее не вкушавшей плоды любви, но теперь такой шанс появился. Зоэ-Моник готова была простить и без слов, лишь бы парень продолжал сжимать ее в своих объятиях, только бы его лодка никогда не отшвартовалась от ее причала под названием «одиночество».

***

Мандраж сцены усилился, ведь сегодня на нее придут посмотреть ученики лицея, среди которых будут и друзья, хотелось спасаться бегством, спрятаться, она бы так и сделала, если бы не треклятый договор с Эмильеном. После долгого и распаляющего прощания с Эрве Дюшармом, девушка прибыла сначала в офис к продюсеру для записи первой в жизни пластинки, что должно было принести радость, а теперь Моник вновь стояла за сценой при всем параде, ожидая, когда ее позовут. Запись пластинки было необходимо выпустить под каким-нибудь вымышленным именем или псевдонимом, но в голову ничего не приходило. Один из гримеров, увидев Зоэ-Моник Гобей в зеркале, обронил слово, показавшееся идеальным отражением того, как девушка себя чувствовала, как жила – меланхолия.

Именно это имя и прозвучало организатором в зале, вызвав у публики поначалу ленивые хлопки, но когда существа осознали, кто перед ними аплодисменты не желали утихать, даже после того, как гитара пропела первые нотки. До того, как свет приглушили, сквозь прорези черной глянцевой маски, выделяющей округлые щеки и заостренные скулы, Зоэ-Моник заметила сидящих за одним столиком Леони, Арлетт и Беньямина, медленно тянущих напитки из своих бокалов. Через пару столов от них она так же заметила Эрве и Оливье с ненавистной ей Жюли и еще двумя незнакомыми девушками. Все в порядке, успокойся, ты важна, важная для них, для него. Проблему представляло то, что друзья могли узнать ее по голосу, но рассчитывала, что алкоголь и предыдущие выступления притупят восприятие.

Песня для разогрева прошла для толпы удачно, Моник постоянно напоминала себе не усердствовать с эмоциями, держать их под контролем. В полумраке помещения девушка видела, что гости повставали с мест, танцуя у столиков, им не терпелось размяться, а потому следующей шла мелодия, располагающая к более жаркому времяпрепровождению.

Речь в тексте шла о девушке, что обожглась об одного мужчину и теперь искала утешения в каждом путнике, осмелившемся зайти на огонек. Одной гитары было недостаточно, продюсер дал знак пустить нанятый заранее оркестр, чем немало удивил Зоэ-Моник внезапным появлением, однако она, почувствовав энтузиазм и ритм мелодии, принялась ходить по сцене, жестами маня к себе незримых духов истории, виляя бедрами.

Толпа восприняла перемену положительно, существа выкрикивали резкие, но приятные слова, свистели, ожидая продолжения. Теперь танцевали все присутствующие, Моник подошла ближе к краю сцены, увидев совсем рядом знакомую копну волос и протянула руку, за которую Эрве ухватился, подтягиваясь на сцену. Одобрительные возгласы волной прокатились по залу, когда девушка, поддавшись порыву, начала тереться о джинсы парня задницей, чувствуя даже сквозь обтягивающий костюм, полностью скрывавший кожу, жар рук Эрве. Он, почти не касаясь, лишь слегка прижимал певицу к себе, наслаждаясь ее голосом, телом, и атмосферой зала.

Возбуждение достигло апогея, мелодия выходила из легких с придыханием, и Моник вдруг вспомнила о самоконтроле, надеясь, что ее минутная заминка не слишком скажется на гостях. Она посмотрела парню прямо в глаза, ожидая, что он узнает ее, но тот видимо был слишком пьян, а может гримеры справились со своей задачей великолепно.

Девушка подошла к Эрве вплотную, чувствуя родной запах, провела ладонью по его подбородку с едва заметной щетиной, а после легким движением руки толкнула парня в грудь. Толпа взревела и понесла Эрве Дюшарма прочь от сцены на руках.

От нарастающего в зале жара было практически нечем дышать, под музыку, завершающую песню, Моник жестом попросила бутылку с водой, слегка приподнимая маску, чтобы сделать несколько глотков освежающей влаги. В этот момент девушка поняла, что что-то не так, существа в зале остались неравнодушны к пущенным Зоэ-Моник флюидам; парни и девушки без разбора принялись целоваться, тереться телами, их языки и наряды блестели в свете софитов, словно затворы камер.

Нужно было придумать что-то, исправить ситуацию, пока не стало поздно, иначе может произойти, что угодно, за что, в лучшем случае, завтра будет стыдно, глаза Моник забегали по залу в поисках выхода. Арлетт и Беньямин затерялись в толпе, наконец, девушка нашла Оливье, он неистово гладил руками грудь и бедра Леони, которая вовсе не противилась этому, рядом на стуле сидел Эрве, залпом осушая стакан с горячительным напитком, когда верхом на него уселась Жюли, пытаясь поцеловать, обнимая ладонями лицо парня.

Весь пыл и азарт Зоэ-Моник Гобей разом сошли на нет, если сейчас Эрве позволит Жюли сделать это с собой, то вина будет целиком лежать на ее плечах, но как объяснить все упрямому сердцу, что неистово исполняет в груди песнь гнева, набатом тарабаня по ребрам. Девушка выхватила микрофон, вспомнив о довольно агрессивной песне, которую Эмильен Тома в последний момент вычеркнул из списка, и когда запела, то поняла почему.

Настроение в зале изменилось, всепоглощающая ненависть заполнила каждый уголок; там, где секунду назад имели место быть поцелуи и ласки, теперь властвовали укусы, порезы и удары. Один парень истошно закричал, софит поднялся к нему, демонстрируя нелицеприятию сцену – девушка, стоящая рядом откусила ему язык, крепко зажимая орган между своих зубов, изо рта гостя струей лилась кровь, эта же бардовая жидкость струилась по подбородку его подруги.

Первобытный страх завладел Моник, она прекратила петь, уронив микрофон, коря себя за то, что сделала только хуже. Не зная, как все исправить, девушка озиралась по сторонам, однако уже через секунду из-за дверей и кулис высыпали охранники кабаре, в ушах каждого находились наушники. Впервые Зоэ-Моник Гобей поблагодарила продюсера за предусмотрительность, сослужившую добрую службу, без помощи гости просто сожрали бы друг друга.

Выбежав со сцены, девушка ринулась переодеваться, чтобы поскорее встретить друзей у входа, убедившись, что они целы. На удивление, Эмильен Тома не попался на пути, но она была уверена, что это выступление аукнется позже. Как сильно Моник любила музыку, так же сильно теперь ненавидела способности, передавшиеся ей от духа рек, озер и водопадов, хранимые бабушкой поколениями. Она не хотела такой силы, эти способности несут разрушение, и если бы Зоэ-Моник знала способ избавиться от них – сделала бы, не задумываясь.

Проследив за друзьями, находившимися какое-то время в оцепенении, но физически пребывая в полном порядке, Моник отправилась к мясной лавке, и не прогадала. Леони, Арлетт, Беньямин, Эрве и Оливье направились прямиком к ней поделиться впечатлениями от концерта, который, как оказалось, каждый из них помнит весьма смутно, а так же забрать девушку с собой на вечеринку для продолжения банкета. Чета Гобей поддержала идею, хоть и без восторга, они скучали по своей девочке, надеясь, что она перестанет расти так быстро, время замедлится, даруя еще несколько совместных счастливых лет, прежде чем дочь окончательно выпорхнет из гнезда.