- Именно! Мой брат говорит, что вчера в кабаре пришла новенькая артистка, ничего необыкновенного не делала, но ее пение вызвало особенные эмоции у всех присутствующих, еще говорят, зал стоял на ушах, когда она ушла. Даже какой-то взрослый мужик разревелся за столиком, представляете? Давайте сходим после соревнований? Интересно взглянуть на ту, что покорила не только моего братца, но и весь зал.
- Эй, ты чего?
Окликнула девушку Леони, потянув за собой в первые ряды, ближе к сетке, но Моник шла, не разбирая дороги, прокручивая услышанное в голове. Неужели ученики лицея придут сегодня поглазеть на нее, словно на дорогой экспонат музея, как побороть волнение, пробравшееся под кожу острыми иголками?
- Зоэ-Моник, ты сегодня сама не своя. Все дело в Эрве или...?
Спросила Леони Шарбонно, усаживаясь на скамейку, и поправляя задравшуюся штанину.
- Наверное, она тоже слышала ту новость про месье Тибо. У меня мурашки, стоит только подумать об этом.
Парировала Арлетт Пинар, обнимая себя за плечи. Моник краем уха услышав имя музыкального наставника, пришла в себя, непонимающе глядя на подруг.
- Месье Тибо? Наш учитель? А что с ним?
- Я слышала, что сегодня утром его обнаружили у дома жена и дети, вернувшиеся внезапно от родни. Он был мертв, сидел в нанятом какой-то женщиной фиакре, никто не знает, кто она. Моя мать с кем-то обсуждала это по телефону, она сказала, что это настоящий скандал. Якобы месье Тибо имел запретные отношения с ученицей, но что-то произошло, пошло не по плану, он погиб, а она сбежала, чтобы не нести за его смерть ответственность.
- Merde de chien*! Чушь, я в это не верю, Арлетт. Твоя мать великая сплетница, мы все это знаем, ей лишь бы опорочить чью-то честь.
Чертыхнулась Шарбонно, нервозно сотрясая ногой. Бесспорно ужасная новость, независимо от того, при каких обстоятельствах погиб учитель. Он с самого первого дня знакомства казался добрым и внимательным человеком, но был ли он способен на растление ученицы? Могла ли она убить Тибо Гренана или же кто-то другой сделал это, застав мужчину за порочащим всю его семью и коммуну делом? И без того скверное настроение усилило хватку, хотелось кричать, бить кулаком о стены. С краю скамейки незаметно подсел Беньямин Де Кольбер, всматриваясь в игроков, готовящихся к серсо.
- Все это очень печально, но что теперь будет с нашим клубом? Кто будет его вести или лицей позволит ему распасться?
На этот вопрос Леони ни у кого не нашлось ответа. Арлетт вдруг заметила парня на краю скамейки, тихо поздоровавшись, Беньямин кивнул девушке в ответ, задержав взгляд на Моник.
- Слышала, что в старом кабаре новая певица, никто не хочет сходить? Сегодня днем она дает новое выступление.
С надеждой в голосе спросила Пинар, пока не получила положительный ответ от всех, кроме Зоэ-Моник.
- О, нет, простите, из-за плохого самочувствия я пропустила день учебы, нужно наверстать, к тому же нужно помочь родителям в магазине, идите без меня, потом расскажете.
Зоэ-Моник выдавила улыбку, которая медленно спала, когда девушка заметила за спиной Арлетт своего, как она считала, парня, болтающего с тремя девушками, среди них была и Жюли Карон, прилипшая к руке Эрве. После драки лицо его выглядело лучше, но кожа под носом слегка припухла, а под левым глазом наливался синяк. Разгоревшаяся ревность подняла Моник на ноги, стиснув кулаки, она поспешила к смеющейся компании.
- Привет, еще раз, эм, Эрве, отойдем?
- Я сейчас не настроен разговаривать.
Безэмоционально ответил Дюшарм, не глядя на Моник, чем только сильнее разозлил ее. Она не понимала, чем заслужила подобное отношение к себе, пренебрежение, возникшее по щелчку пальцев, и самодовольно улыбающаяся Жюли, прижавшаяся теснее к парню, лишь усугубляла ситуацию, множа вопросы и гнев. Зоэ-Моник чувствовала, как жар заливает щеки и корила себя за это, но ничего не могла поделать с собственным телом.
- Зато я настроена.
- Не сейчас.
Холодное липкое чувство предательства скользнуло на дно желудка, упав осколком стекла, режущим нутро. Она была слишком навязчивой вчера? Она показала себя настоящую и этим оттолкнула парня? Девушке казалось, что они все решили тем вечером, пришли к пониманию. Эрве говорил, что не хочет потерять Моник, но делал все, чтобы оттолкнуть, понимание этого разбивало сердце.
Закусив губу, Зоэ-Моник вернулась на место, заметив, что подруги уже танцевали на поле, показывая друг другу движения, на краю по-прежнему сидел Беньямин. Слезы застилали обзор, как ни пыталась Моник стереть их руками, они появлялись вновь. Парень, сидящий рядом, повернулся в сторону компании, но они не обращали внимания ни на кого, кроме друг друга, а после его взгляд вернулся к Зоэ-Моник Гобей, плохо скрывающей свое горе. На грудь Беньямина будто лег тяжелый камень, он четко понимал, что не имеет отношения к этой ситуации, к этой девушке, он ни в чем пред ней не повинен, но отчего-то чувствовал ответственность, которой не желал. Более того, Беньямин Де Кольбер не может позволить себе испытывать чувства к кому-то, и тем более проявлять их, отец не простит подобного проступка. Матэуш слишком нуждается в сыне, и никогда его не отпустит. И все же, Беньямину хотелось хоть немного подтесать углы боли Моник, хоть сама бы она предпочла, чтобы он притворился, будто не видел ее слез.
- Знаешь, недавно на уроке биологии я узнал, что у людей и приматов один потомок. Несмотря на то, что мораль и нравственность характерны для многих животных со сложной социальной организацией, как приматы, они умеют дружить, понимают смерть, могут без труда найти себя в зеркале, но все-таки остаются обезьянами. А французские обезьяны особенно жестоки в своей невежественности. Не стоит придавать этому такое уж большое значение. Они научились прямо ходить, пользоваться ручкой, но боюсь, инкарнация их осталась на прежнем уровне.
Моник с минуту рассматривала Беньямина, обнявшего свое колено и раскачивающегося на месте, и не смогла не прыснуть, смеясь, находя комичным такой разговор с явными намеками, при этом парень сохранял сосредоточенное выражение лица, словно писал диссертацию. Последние слезы были стерты, и на губах Беньямина Де Кольбера заиграла легкая полуулыбка, хотя он по-прежнему не смотрел на Моник, делая вид, что говорил сам с собой, чтобы не смущать подругу.
- Точно не хочешь пойти на выступление той певички?
Моник помотала головой, глядя под ноги, где на бетонном полу грязь смешивалась с окурками и солеными разводами после дождя. Они говорили о чем-то еще, обыденном, не обязательном, пока девушка не заметила, что Эрве Дюшарм приближается к ним, взгляд его был напряженным, метающим молнии в спину Беньямина.
- Ты хотела поговорить. Идем?
- Не видишь, что я уже разговариваю?
Ревность и негодование, сменившиеся злостью, заставили Зоэ-Моник Гобей сделать вид, будто она смелее, чем кажется, хотя все ее нутро дрожало. Дюшарм в один шаг настиг девушку, крепко сжав ее запястье до боли, заставляя встать с места. Эрве собирался увести Моник в более тихое место за трибунами, чтобы поговорить, но сделав шаг, столкнулся с препятствием в виде Беньямина.
- Эрве, не слышал? Зоэ-Моник не желает с тобой разговаривать и тем более куда-то идти.
- Остынь Де Кольбер. Я в твою личную жизнь не лезу, а ты не лезь в мою. Вампир, который слишком глуп, чтобы понять симпатию своей подруги, не имеет право давать мне советы о том, как мне поступать с собственной девушкой.
Сказанное Дюшармом так поразило Беньямина, что он отпрянул, погрузившись в свои мысли, и потерял из виду парня с сопротивляющейся девушкой.
- Отпусти! Какого черта ты делаешь, Эрве? Что на тебя сегодня нашло!?
Парень взял Зоэ-Моник Гобей за плечи, прижав ее спиной к стене лицея, вглядываясь в испуганное покрасневшее от слез лицо. Моник хотела сказать что-то еще, но тут Эрве Дюшарм приник к ее губам своими, целуя так, словно жаждущий напиться путник, вернувшийся с брошенного всеми острова.