- Прости, что сразу не поверил тебе, малышка. Впредь обещаю больше доверять.
Отозвался Эгон с тоской и любовью глядя на Моник, которая кивнув, сглотнула горечь, опалившую язык. Она хотела бы взбунтоваться, накричать на отца, чтобы он не был так добр, не доверял до самого конца, всегда оставаясь на стороже, но все, что девушка могла, это едва заметно покачать головой.
- И прости нас за все...это.
Неопределенно указав на все и сразу, сказала Элайн; ее извиняющееся лицо явило взору глубокие морщины между бровей.
- Едва ли ты хотела такой жизни. Бесконечные переезды, сомнительные квартиры и туманное будущее, но теперь мы сделаем все, что в наших силах, дорогая. Ты хорошо себя чувствуешь? В последнее время выглядишь бледной...
Женщина заправила дочери влажные пряди за уши, вглядываясь в любимые черты. В свете одной лишь лампы казалось, будто глаза Моник слезились и вот-вот крупные виноградины слез прольются дождем.
- Все...хорошо, правда. Просто переезд вымотал, я надеялась, что у меня будет немного времени, прежде чем начну посещать лицей, но все уже в порядке. У меня появились подруги, кажется. Это окупает любой стресс. А еще я вступила в музыкальный клуб, и преподаватель хочет, чтобы я выступила на уровне других в конкурсе. Можно?
Последнее слово девушка произнесла с мольбой, и сердце Элайн дрогнуло при виде этой картины. Женщина улыбнулась, погладив щеки дочери большими пальцами.
- Если это сделает тебя счастливой, то бесспорно. Мы всегда тебя поддержим, mon amour*.
- Какие чудесные новости, Моник, но у меня есть еще кое-что. Этот сюрприз тебе точно понравится!
Произнес Эгон Гобей, положив супруге широкую ладонь на плечо, и легонько сжимая в знак поддержки.
- Я нашел могилу бабушки и дедушки.
- Завтра привезут еще свиней, будет много дел. Вы сможете проведать ее, как только управимся.
Зоэ-Моник ошеломленно взглянула по переменке на отца и мать, подняв брови. Несмотря на сказанные недавно отцом слова, он все-таки сдержал обещание. Если Моник будет знать точные даты и полное имя бабушки, то сможет наведаться в местный архив и узнать больше о родственниках. Возможность приблизиться к желаемому стерла плохое настроение одним махом.
- Спасибо! Спасибо!!
Воскликнула девушка, обнимая родителей, прижимая их к себе как можно крепче, вдыхая родной аромат. Элайн коснулась лба дочери, поправляя одеяло.
- А теперь отдыхай. Время позднее, завтра нам предстоит не менее тяжелый день.
Вопреки накатившей волной усталости, Зоэ-Моник не могла сомкнуть глаз; возбуждение от предвкушения подарило второе дыхание и она, улыбаясь, смотрела на потолок, где тени по обыкновению устроили ночные танцы. Веки начали слипаться, когда Моник услышала тихий разговор матери с кем-то; Элайн произнесла имя единственной оставшейся у нее тетушки, чем побудила любопытную дочь приникнуть к щели приоткрытой двери комнаты.
- Да, я понимаю, но Джи, порой я не знаю, как говорить с ней. Мне кажется, Зоэ-Моник что-то скрывает. О, ну не надо напоминать, я знаю, что была такой же. Да...
С улыбкой на устах девушка вернулась в постель, в глубине души радуясь, что родители борются за нее, пускай даже с ней же самой. Она дала себе зарок быть еще осторожнее, стараться лучше, чтобы больше не расстраивать матушку и отца, ведь новое начало значит для них столь много. Вдали от былого они будут счастливы, и в силах Моник помочь им обрести желаемое.
Отсылка к событиям в книге «Кровь для мотылька».
Всенародная французская колыбельная. Перевод Аб Имо Пекторе, 2015 (стихи.ру).
Отрывок из старой французской детской песни.
«Любовь моя» (пер. с франц.)
Глава 5
Вечный сумрак крепко обнимал полуразрушенные своды и шпили некогда богато украшенного замка, крыши башен прохудились настолько, что сквозь них можно было увидеть солнце, если бы оно осмелилось войти в Астрал. Даже притаившиеся тени клубились вокруг, страшась войти внутрь строения, созданного их господином. Один лишь дикий молодой виноград без страха карабкался по стенам, затягивая собой любые проемы, которые только попадались на пути.
В таком же сером, пыльном и мрачном тронном зале восседал король здешних мест, положив ногу на ногу и подперев рукой щеку, с зажатым в пальцах мундштуком на конце которого тлела тонкая сигарета. Взгляд голубых, почти прозрачных, глаз древнего вампира безучастно блуждал в пространстве комнаты, казалось он, как и весь замок, высечен из мрамора, на долгие лета, застыв в ожидании перемен. Кожа вампира напоминала бумагу, такой белой и тонкой она была, седые волосы зачесаны назад, и даже гуляющие по замку сквозняки не колебали и волоска.
Пепел, до последнего цепляющийся за воздух, оторвался и разбился на мелкие кусочки прямо на черную одежду короля, но тот не обратил на это никакого внимания. Канделябры в тронном зале были погашены, и только огонек сигареты выдавал присутствие вампира. Мужчина знал, что возжелай он, и замок обрел бы вмиг былое величие, но все это было ему безразлично теперь, когда дочери короля, его малышки, больше не было рядом.
Воспоминания перелистывали страницу за страницей, предлагая взглянуть на милые сердцу образы: вот рыжеволосая девчушка прыгает по саду вприпрыжку и звонко хохочет, останавливаясь у фонтана святых, хватает за руки Эдуара и Морисетт, верных отцовских слуг, и тащит, чтобы заставить поиграть в очередную только что придуманную забаву, а вот напевает песенки, сидя на этом самом растрепавшемся от времени ковре под ногами вампира. Как давно это было, король силился вспомнить.
Наконец в конце коридора зашуршали одежды; в зал вбежали слуги, словно на призыв произнесенных в мыслях имен. Высокий тощий мужчина, напоминающий уличный фонарь, с выступающим горбом на спине, и чернокожая женщина средних лет с такими яркими глазами, что казалось не нужно и солнца, чтобы осветить помещение вокруг, стянутые у нее на макушке волосы, напоминали ворох змей, пойманных и насильно усаженных в виде неряшливого парика.
- Votre Majesté*, мы сделали, как вы просили – отправили к девчонке хадитов.
Вампир молчал, ожидая продолжения доклада, медленно переводя взгляд на вытянувшихся по струнке подданных.
- Ожидаемо, Сир, она только напугалась до смерти. Вы уверены, что она та, кто нам нужен, Ваше Величество?
Король Астрала поднялся с места и задумчиво прошествовал к главной статуе святых, стоящей в противоположном конце тронного зала. Он всмотрелся в прекрасные лики женщин, и тяжело вздохнул, будто в глубине души надеялся на более благоприятный ответ.
- Почему? Почему она не слышит, не понимает мой зов? Она единственная за долгие лета, кто смог самостоятельно почувствовать это место, найти нас. Она одна из Такка, сомнений нет. Только тому, в ком течет кровь клана теней, дарована эта возможность. Она прибывал в Локронан и наша связь стала сильнее.
- Позволь сказать, господин Дю Тревилль, молвить слово, не как слуга, но как старый друг.
Прервала печальную тираду короля женщина, сделав несмелый шаг вперед. Вампир рассеянно кивнул, жестом отдавая теням приказ разжечь камин, оживить свечи в комнате.
- Максанс, прошу, она еще дитя, неужели нет иного способа заговорить с ней? Может, я могла бы объяснить...
- Нет! Она одна из нас, а значит должна услышать сама! Должна!! В противном случае, все это не будет иметь смысла, Морисетт!
Морисетт поджала мясистые губы, вернувшись на свое место, и молчаливо отвесила поклон королю, принимая его волю.
- Оставьте меня, я должен все обдумать и найти иное решение.
Слуги удалились, оставив короля одного подле исполинской статуи, в отличие от окружающей обстановки кричащей о могуществе и силе. Вампир воздел к фигурам женщин, обласканным светом очага, руки, сложенные в молитве. Святые являлись символом женского начала и естества, а сфера в их ладонях знаменовала идеал, то, к чему должна стремиться каждая женщина в любом уголке мира, и чего обязан помочь достигнуть каждый мужчина, взявший на себя обязанность любить и почитать трех священных женщин.
