- Схожу посмотреть, что там.
Элайн кивнула на слова супруга, сжав подбородок дочери, вынуждая ту посмотреть на нее. Моник задрожала, крепко сжав пальцами рукав платья на запястье матери, боясь, что и она сейчас уйдет. Три уродливых существа вернулись за ней из преисподней?
- Все хорошо, слышишь? Мы с папой не дадим тебя в обиду. Пойди, прими ванну, детка, а потом обработаем раны. Я спущусь, помогу Эгону.
Зоэ-Моник хотела начать умолять Элайн остаться с ней, не оставлять ее один на один со страхом, но не посмела, с трудом отпустив ткань одеяния матери. Жуя нижнюю губу, девушка понимала, что для таких существ нет преград в виде стен и дверей, а значит, нет и спасения. Зачем силуэты являются ей, почему пугают? Нельзя ли принять иной, менее ужасающий облик, чтобы сообщить все, что необходимо? В действительности ли существа желали что-то поведать, Моник сомневалась, а проверять свою теорию не было никакого желания.
Уже почти зайдя в комнату, девушка услышала легкий стук во входную дверь. Если это были бы родители, стучать бы не стали, тогда кто в такой поздний час мог прийти на ферму? Может это снова Анн-Мари, странная соседка, которой не писаны правила приличия? Удержавшись от желания впустить гостя, девушка плотно закрыла дверь комнаты, приникнув к дереву затылком.
Проведя рукой по волосам, Моник направилась в ванную, набрать горячей воды, в которой она так нуждалась. Сбросила грязное пальто на пол, следом полетели и остальные испорченные падением вещи. Оставшись в одном нижнем белье, в ожидании, когда воды будет достаточно, девушка села на кровать, обняв колени. Стук каблуков в коридоре, заставил ее поднять голову. Шарканье обуви продолжилось, будто кто-то хромал, волоча за собой одну ногу, второй громко переступая по бетонному полу.
Моник ощутила, как по коже забегали мурашки; едва ли призраки могли бы издавать подобные звуки. Она спустилась с кровати, и легла на пол, заглядывая в щель под дверью. Чья-то тень двинулась в сторону спальни родителей, а через несколько минут подобралась вплотную к комнате Моник, застыв у порога. Девушка зажала рот ладонями, чтобы ее сбивчивое дыхание ночной гость не услышал, и в этот момент хлопнула входная дверь, раздался возмущенный голос матери.
- Что вы здесь делаете?! Кто вы такой?!!
Тень отплыла от двери, позволяя Зоэ-Моник Гобей выдохнуть. Накинув длинный до щиколоток непрозрачный пеньюар кремового цвета, девушка распахнула дверь, едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть. К ней обернулся гость, чья половина лица, словно побывала в пасти у дьявола. Обожженная, она являла собой поистине отвратительное зрелище. Глаз в той части лица был белесый, незрячий, но воззрился на Моник так, будто видел больше положенного.
Мужчина был явно старше Эгона Гобея; темные растрёпанные волосы, уцелевшие с здоровой стороны головы, и щетина перемежались с вкраплениями седины. Старая от стирок и времени одежда висела на худосочном теле, гость подволакивал больную ногу, и поджимал такую же искалеченную, как и кожа лица, руку, словно несчастный голубь, попавший под колесо телеги.
- Я всего лишь старик, проживший здесь всю свою жизнь. Ксавье Ратте, меня звать.
Каждое слово давалось мужчине с трудом; кое-как зажившая кожа натягивалась, причиняя боль.
- Здесь – это на ферме?
Ксавье по-птичьи приблизился здоровым темно-синим глазом к Элайн, чтобы разглядеть говорившую поближе. Эгон сделал шаг вперед, загораживая супругу собой; при виде этого жеста ночной гость втянул шею, словно ожидая удара.
- Здесь – это в Локронане, мадам.
- Выходит, вы еще один наш сосед. И чем же мы обязаны такому позднему визиту? Вам нужна помощь или вы тоже заглянули познакомиться, забыв взглянуть на часы?
Подал голос вампир, которого уже порядком начинал раздражать проходной двор, устроенный без согласия хозяев соседями. Осмелев, человек тихо крякнул, и опустился за кухонный стол, разглаживая скатерть здоровой рукой.
- Еще один? К вам уже кто-то наведывался ранее?
- О, да. Дама с фермы поблизости. Кажется, Анн-Мари.
Ксавье вскинул брови, и посмотрел на Эгона Гобея, будто хозяин фермы произнес слова устами сумасшедшего. Рот мужчины безвольно начал открываться и закрываться, как если бы он жевал то, с чем было не по силам справиться его старым зубам.
- Послушайте, нельзя же вот так без приглашения врываться в чужой дом. Если вы хотели зайти в гости, нужно было сделать это днем, в крайнем случае, вечером. Будьте благоразумны, месье Ратте. Отправляйтесь домой, иначе мне придется корить себя, случись с вами чего по дороге.
Ксавье Ратте никак не отреагировал на слова Элайн Мелтон-Гобей, начавшую терять терпение. Ей хотелось схватить человека за шиворот и выволочь прочь из своего дома, несмотря на его юродивость. Неужели в Локронане так принято, не считаться с хозяевами дома, все ли французы настолько беспардонны или только им так повезло с соседями?
- Зна-а-аю я таких, как вы.
Прозвучал вдруг голос гостя, вернувшегося в реальность; Ксавье опираясь рукой, не стянутой нелицеприятными шрамами, о стол, поднялся и сделал несколько шагов в сторону выхода.
- Приезжаете в тихие места, чтобы опорочить их своей магией. Коварные тва-ари. Думаете, что затаившись никто не узна-ает, но вас всегда находят. Все-егда-а. Находят и сжигают, наслаждаясь вашими истошными криками.
- Дак как вы смеете, ваш разум повредился! Сначала пугаете мою дочь, потом приходите в мой дом, оскорбляете мою семью. Мы давно не живем в каменном веке, господин Ратте, пользоваться магией в рамках закона нашего мира, и мне жаль, что это против ваших личных убеждений, но все, что вы можете сделать в такой ситуации – смириться!
- Я не выжил из ума, мальчишка! Пусть весь мир и вертится безостановочно, но такие места, как Локронан ценят свою историю и устои. Я выведу вас на чистую воду, и тогда-то заговоришь иначе!
Махнув рукой и брызгая слюной, прокричал Ксавье, ковыляя к выходу. На это Эгон уже не смог сдержаться, подхватив под руку мужчину, изрыгающего проклятия, и силком поволок наружу. Молчавшая все это время Моник, почувствовала, как дрожат ноги, подгибаются колени. Этот мужчина изрядно напугал ее, заставил понервничать в который раз за день. Чего хотел от них этот борец против магии? Значит ли его приход то, что маленький островок безопасности, их ферма, больше таковым не является? Поток мыслей прервал плеск за спиной, и Моник с криком побежала в ванную комнату, лихорадочно перекрывая кран.
Горячая ароматная вода дарила желаемое умиротворение; каждая клеточка тела шептала хозяйке о благодарности, расслабляясь. Раны щипало, но эта боль была незначительна, по сравнению с тем, что испытывала Зоэ-Моник в душе. Девушку терзала мысль о том, что ей навеки придется прослыть лгуньей, и иного выхода не предвиделось. Она врала и продолжает лгать родителям, а теперь придется нести на устах ту же ложь и подругам.
Внезапное чувство одиночества закралось в груди, пожирая внутренности, оставляя после себя дыру, заполненную пустотой. Чтобы не терзаться, по хорошему счету лучше вовсе не водиться ни с кем, держаться особняком, никого не любить, тогда, и только тогда количество наносимого ей вреда значительно сократится. Но как теперь отступить, когда проклятое сердце познало всю прелесть дружбы? Словно зависимое оно, стуча и бьясь о ребра, просило еще. Единожды почувствовав на языке вкус таящего шоколада, вы уже не сможете остановиться, так и одинокая душа, коснись ее любовью, никогда не перестанет желать большего. Она хотела познакомиться поближе с Арлетт, Леони и Эрве, но имела ли права требовать от них искренности, тогда как сама могла взамен лишь притворяться таковой.
Тьма не оставит девушку, умоляй она даже на коленях, убивайся, угрожай, темнота не уйдет, поселившись бок о бок, кормясь чужим страхом. Когда впервые Моник столкнулась с ней? Об этом девушка вдруг подумала, опустившись в ванной под самый нос, наблюдая за танцующими под толщей воды прядями волос. Она помнила себя еще совсем малышкой, играющей на полу в одной из череды съемных квартир. Девочка знала, что родители тайком заглядывают в отведенную под детскую комнату, чтобы проверить, чем та занята. Моник стеснялась этого и не хотела, чтобы таинство детского воображения раскрылось хоть кому-то, пусть это были и родные матушка и отец.