Нас эксплуатируют, — говорят пессимисты, — нас обманывают и надувают! Человек не только не маленький божок, величаво обособленный, самостоятельный и цельный, — он просто игрушка в руках бесчеловечной, слепой, эгоистичной силы. Существует в мире какой-то великий обманщик, который пользуется нами для своих целей, а в то же время, посредством целой системы иллюзий, затемняет для нас свое плутовство. Мы нужны этому обманщику для его целей, и вот он вызывает нас к жизни, заставляет жить, дает необходимые для жизни силы и наполняет ее иллюзиями, благодаря которым мы любим жизнь и не можем от нее оторваться. Если бы мы заметили плутовство, жертвою которого являемся, то, конечно, отказались бы жить; но у нас не хватает ума разобраться в опутывающей нас системе обманов. Исполняя только предначертания высшей воли, мы, тем не менее, постоянно воображаем, что живем для себя, и не можем отделаться от этой иллюзии. Каждый шаг наш, каждый поступок обставлен соответствующею плутнею и, когда мы должны что нибудь сделать, нам кажется, что мы этого хотим. На пути нашем всюду расставлены приманки, на которые мы и набрасываемся слепо и неудержимо; заметив затем свою ошибку, мы, тем не менее, по ограниченности своего ума, готовы тотчас же повторять ее снова и снова, и таким образом проводим всю жизнь в погоне за красивыми приманками. Всякое желание наше имеет в основе своей иллюзию, но лукавый обманщик расположил вещи в мире так, что сущность каждого желания замечается нами только после его удовлетворения; зато нет того желаемого предмета, пустоту которого мы не поняли бы после обладания им, и правилу этому не было еще исключения с самого сотворения мира. Таким образом, призрачность расставленных нам приманок должна бы давно уже стать очевидною, но их так иного, являются они всегда в такой разнообразной, заманчивой форме, что мы продолжаем набрасываться на них каждый раз с новою жадностью, воображая найти в них удовлетворение и счастие. Этими приманками являются: то богатство, то любовь, то слава, то наконец возвышенная мечта добродетели, заставляющая нас жертвовать стоящей вне нас, чуждой цели своими интересами, повидимому, самыми близкими и дорогими2. Тысячи раз чувствуем мы разочарование и усталость даже отвращение к жизни, но все же это не спасает нас от погони за химерами и преследования призрачных, чуждых нам целей, так как собственная „наша“, близкая и интересная нам цель в сущности только одна и есть, — скорейшее прекращение жизни и возвращение к Нирване, а это невозможно иначе, как после сознания, что жизнь по существу своему есть преследование чужих целей, наложенная на человека барщина и сама по себе — „чужой“, коварный и роковой дар.

В чью же это пользу, однако, отбываем мы барщину? Кто или что такое этот лукавый обманщик, плут, который, втирая нам очки, заставляет служить своим целям? Как его имя, какое он носит название?

Пессимисты называют распоряжающуюся нами силу то Природою, то Волею, то Бессознательным, то Абсолютным, то das All-Eins. Названия эти, как читатель видит, действительно говорят уже кое-что о характере пессимизма. Но, во избежание недоразумений, мы выберем один из этих терминов — „Воля“, и рассмотрим, какой смысл вкладывается в него пессимистами. Заметим, прежде всего, что здесь речь идет не о той воле, о свободе или несвободе которой так часто велись и ведутся прения. Нет, шопенгауэровская Воля — какая-то особенная, мировая воля, своего рода эманация великого космического целого и в то же время родительница его, единая в себе и со „всем“, внедряющаяся en passant в индивидуальностях, но не умирающая с ними и независимая от них. Воля эта — антитеза покоя, небытия, Нирваны; она — неспокойна, голодна, жадна к жизни. Мировая Воля — это „желание быть“; выражаясь вульгарно, это какой-то зуд к жизни: своим „желанием быть“ Воля так и зудит во всем. Но затем мировая Воля слепа, неразумна, бессознательна и, кроме зуда к жизни, ничего за душою не имеет. Только этим глупым, неразумным зудом к жизни она создаёт миры и, что всего обиднее, только им и водит нас за нос. Проникая в космические атомы, этот зуд побудил их обнаружить взаимное притяжение (прямо пропорциональное массам и обратно пропорциональное квадратам расстояний), соединяться в туманные массы и громадные мировые тела, разрываться, образовывать планеты и на этих планетах, согреваемых лучами солнца, слагаться в органические соединения. Далее на почве, подготовленной мировою Волею, и опять единственно в силу ее „желания быть“, появляются на земле и организмы, обладающие индивидуальностью. Но индивидуальность их чисто призрачная, и они остаются связанными никогда не разрывающейся пуповиною с мировою Волею, от которой получили начало и импульс к жизни. Каждый атом их существа проникнут Волею, и волевыми стремлениями этих атомов определяется форма организмов, отправления их органов и функции всего целого. Таким образом, органические существа, подобно человеку обладающие, повидимому, вполне абсолютною индивидуальностью, в действительности только пляшут на ниточке, подергиваемой мировою Волею, и последняя имеет полную возможность руководить каждым поступком их. Так и грандиозный ход исторического развития человеческих обществ определяется единственно мировою Волею в ее стихийном и бессознательном стремлении проявиться в возможно пышном, качественном и количественном, расцвете жизни. Проявлением этого стремления явился переход от охотничьего быта к пастушескому и земледельческому, от жизни в беспорядочных группах, в организованных ордах, — к жизни государственной, а также и все движение земледельческой и вообще производительной культуры, успехи прикладных знаний, развитие условий гражданского, государственного и международного общежития, прогресс нравственных идей и привычек, и т. д., и т. д. Весь этот громадный процесс человеческой цивилизации потому и совершался так беспорядочно, дико, мучительно и бесчеловечно, что руководила им слепая, стихийная, неразумная сила, мировая Воля с ее бессознательным, повсюду разлитым зудом к жизни. По той же причине, в результате культурного прогресса человечества ничего и не оказалось, кроме развития жизни. Конечно, теперь какая нибудь квадратная единица земной поверхности питает несравненно бо́льшее число людей, животных и злаков, чем когда бы то ни было раньше, и вообще количество жизни на земле значительно возросло; но счастие живых существ от этого нисколько не увеличилось, что и понятно, так как во всем этом процессе вовсе не о счастии шла речь. Правда, в общем ходе культурного прогресса развивается и человеческое сознание, но только попутно и косвенно, и если этой маленькой божественной искре предстоит порушить с могучим, хотя и неразумным „желанием быть“, то борьба тут несомненно неравная, как бой Давида и Голиафа. Пессимисты однако предвидят, что такой бой непременно произойдет и окончится победою и торжеством разума над неразумностью, сознания над бессознательным, стремления к счастию, к покою — над зудом к жизни, к несчастию. Вызвав в своем стихийном разгуле разумное существо на свет божий, мировая Воля сделала роковую, непоправимую ошибку. Известно, что всякая сила, как бы свободно она ни гуляла и ни размахивалась направо и налево, рано или поздно истощается, и тем скорее, чем энергичнее проявляется, совершая таким образом своего рода самоубийство, называемое на философском языке „самоотрицанием“. Вот к подобному самоотрицанию приблизилась, по мнению пессимистов, и мировая Воля. Слишком разгулявшись, она создала человека себе на пагубу, потому что от руки его приемлет смерть. Сознав невозможность счастия, развитое человечество убедится в неразумности „желания жить“, откажется от жизни, а вместе с ним погибнет все живое, и самая Воля, и в безграничном, неизмеримом пространстве будет царить абсолютный покой, — Нирвана, великое Ничто... В этом и будет состоять предельная точка прогресса человеческого сознания и великая победа разума над стихийною неразумностью.