– Я не вернусь, – сказал Дар. И сам удивился тому, как твердо и уверенно это прозвучало.

– Фея задурила тебе голову?

Дар вспомнил Аделин. Ее длинные ресницы, мягкие кудри, слабый румянец на щеках. Но лишь на мгновение.

Потом он вспомнил мамочку. И прятки, в которые она вечно играла. Мать Рика, Эрна и Римо погибла незадолго до рождения Дара, а сразу после него Идвиг, что не смог долго оставаться в одиночестве, женился во второй раз. Новая королева была из богатой, почитаемой семьи. Графиней. И Дара она терпеть не могла. Одной из главных, если не главной, целью Ее сиятельства было доказывать Дариэлу, насколько он ужасен.

А мама была никем. Даже полноценной служанкой ее так и не назначили. Она приходила, когда получится, и в одно мгновение исчезала, и вот одно из таких исчезновений длится до сих пор, уже одиннадцать лет. Столько не ждут. С другой стороны, Риччи же до сих пор ждет почему-то… Интересно, а она знала маму? Ричиэлла ведь приезжала, когда мама ещё не исчезла.

Следом он вспомнил, как всю свою жизнь пытался подстроиться под окружение. Как танцевал на балах, хотя не любит танцевать (по крайней мере, на людях), и как пытался участвовать в походах по морю, хотя первые пару лет чувствовал себя на кораблях прескверно. Как пытался хоть где-то стать своим. И не стал.

Дар так много лет со всей старательностью строил иллюзии, и многие даже смогли в них поверить. Многие, – но не он сам. Докатилось до того, что теперь Дар и не может сказать, какой он есть на самом деле, когда остается наедине с собой. Никакой, получается.

А здесь, уже целые сутки, от него не требуют ничего. Хотя имеют полное право.

– Нет, ваше величество, – наконец отозвался Дар. – Это мое осознанное решение.

– С каких пор ты имеешь право принимать решения? В свои-то шестнадцать лет!

– Я не вернусь, – повторил принц, точно это было заклятием.

– Все в королевстве обеспокоены. Не я один. Братья твои. Исабела. Подданные. Подданные больше прочих, ты и сам знаешь, как они любят тебя. Понимаешь? Так и до бунта недалеко.

– Вашему принцу нужен отдых, Идвиг, – в разговор вновь вступила Ричиэлла, все это время внимательно наблюдавшая со стороны. – Считай, это здравница. За счет Светославии. Пусть побудет у нас в гостях, отдохнет, оздоровиться. Здесь чудесный воздух. Чистый и, главное, тёплый. Живые цветы. Всем нужен отдых. Я бы и тебя пригласила, но, увы, у нас действуют ограничения по возрасту, и ты превосходишь верхнююю границу. Слишком стар.

– А ты, получается, не стара?

И все же лицо Идвига смягчилось.

– Мне сорок шесть, – призналась Ричиэлла. – Для фей это, считай, юность… Никто в замке не сделает Дариэлу ничего плохого. Могу выдать расписку. Ну и да, по межкоролевскому кодексу независимости, начиная с шестнадцати лет, человек может сам решать, где ему находиться и с кем, если он принимает эти решения по добровой воле… Дай ты ребенку отдохнуть, в самом деле.

– Отдохнуть, говоришь?

– Пусть отдохнет. Тут весьма хорошо. Спокойно.

На мгновение выражение лица Идвига приняло безмятежное выражение, будто он вспомнил нечто очень приятное. Но уже в следующий миг северный король отвел взгляд в сторону – и нахмурился прежде обычного.

– В таком случае, что Светославия потребует от меня? – спросил он, все же приняв какое-то решение. – Знаем мы ваши расценки.

– От тебя Светославия не потребует ничего – можешь быть спокоен.

Неожиданно на сцене появился Ниил. Сегодня рубашка на нем была оранжево-алой, хотя, казалось, куда еще чуднее. В бывшем (или уже нет, непонятно каком) королевстве Дара людей, которые преподносили себя подобным образом, считали чудаками. А иногда и глупцами.

Однако он был не один, и это заинтересовало Дара куда больше каких-то там костюмов. Вслед за Ниилом бежала собака, ужасно лохматая, невнятно рыже-бело-коричневая, с хитрым длинным носом и очень умными глазами. Оказавшись внутри дворца, она на мгновение замерла, осматривая остановку. А потом заметила Дара. И со всех лап понеслась к нему навстречу.

– Кита! – воскликнул Дар. Совсем как маленький… Не он ли только что доказывал свою самостоятельность?.. Но это была Кита, его любимая Кита, которая ночевала в кровати Дара, пока никто не видит, и ластилась только к нему одному…

– Собаку хоть забери свою паршивую, – сказал король Идвиг, ни на что уже не надеясь. – Изнылась вся. Искала тебя как дурочка. Пришлось с собой брать. С твердым обещанием, что я тебя разыщу, – Идвиг вздохнул. Опустил голову, да так и произнес: – Прости меня, сын.

Дар посмотрел почему-то не на отца. А на фею. И прочитал на ее застывшем лице сожаление, что ли. Кого именно ей было жалко? Идвига, который столько прошел, чтобы лишь попросить прощения? Дара, что всю свою жизнь пытаетсяя угнаться за идеалом, да так в этом и не преуспел? Или их обоих? Может быть, в их истории Ричиэлла видела отражение своей?

– Я не вернусь, – повторил Дар. Три слова. Хотя хватило бы одного – «прощаю». – По крайней мере, не сейчас.

– Это вселяет надежду….

– Когда вы… ты начал изъясняться таким высоким стилем?

Идвиг вздохнул. И Дар подумал – он ведь не знает, каким был его отец до того, как Дар появился на свет. Он ведь смог зацепить маму. Значит, было в нем что-то стоящее.

– Томик с поэмами ты тоже потерял по дороге, Дар, – он вытащил из кармана маленькую потрепанную книжку и протянул ее Дару.

Принц книжку узнал мгновенно. И вправду потерял. А ведь даже не заметил пропажу. Потому что, зная почти все стихотворения оттуда наизусть, редко обращался к первоисточнику.

На обложке значилось – «Гриф. Баллады о любви».

Это была любимая мамина книжка.

Дар не выдержал. И рассмеялся. А Идвиг присоединился к нему. Заскакала Кита – ей-то и вовсе с каждым мгновением становилось все веселее. Давно во дворце не было такого оживления…

– Может, хотя бы переночуешь? – предложила вдруг Ричиэлла, когда веселье стихло.

– Ещё чего, – к Идвигу вернулась непреклонность. – Сейчас же развернусь. Меня ждут. Не одного, но что теперь… Здесь опасно оставаться, я уже понял. Вдруг тоже чего подхвачу. Хватит нашей семье одного дурня… Про собаку-то спроси. Совсем голову потерял. Если нельзя оставить, может, хоть она спутницей мне будет.

– Можно, – провозгласила Риччи, не дожидаясь вопроса. – А ты прекращай оскорбления.

Кита, навострив уши, сорвалась с места, в сторону сада. И Дар ушел за ней, стараясь выглядеть достойно. Не то боялся, как бы она чего не натворила. Не то просто не мог с ней расстаться.

– Ниил тебя проводит, – сказала Риччи, наконец-то обратив внимание на помощника. – Спасибо, что зашел. Прости, что без чая.

– Отравы подсыпите…

Она вдруг шепнула, прежде чем Идвиг ушел:

– Любовь по-другому выражается. Добрым словом. Поддержкой. Например.

– Тебе ли знать, фея, – Идвиг качнул головой. – У меня четверо оборванцев, у тебя – ни одного, даже самого захудалого. С чужой нянчишься. Хотя, – смиловался король, – с твоей твердолобостью ты бы стала прекрасной мамашей.

– Не каждой женщине суждено матерью стать, что уж говорить о феях? – Риччи подняла на него глаза, и даже слепой разглядел бы в них упрек. – Ты бы, уважаемый, сначала изучил хоть немного историю, а потом уже толкал свои рассуждения. И да!.. – провозгласила она, а потом замолчала.

– Что – «да»?

– Если наши королевства вдруг вступят в союз…

В этот раз Идвиг не сглупил – сразу понял, на что пытается намекнуть фея. И безмерно возмутился:

– Не бывать такому!

А потом наконец-таки ушел – Ниил едва за ним поспел. Если б можно было, еще и дверью за собой хлопнул бы. Но двери-то не было. Будь Идвигу на тридцать лет меньше, он мог бы пнуть пару кустов роз поблизости, но Идвиг прожил на этом свете уже почти полвека, для него это несолидное действо.

Что ж, после этого разговора у кого-то может остаться вопрос, и он будет даже не про союз королевств, а про фей и продолжение их рода.