– Нешто опять? – только и спросил тот, что постарше. Служанка цыкнула на него, оба почти на руках живо потащили меня в дом. Я зажмурилась и сжалась, ожидая удара. Тут же стенка Юлькиной дачи! Вагонкой обшита!

А персонажи галлюцинаций вознесли меня по спиральной мраморной лестнице на второй этаж, по широкому коридору и втащили в спальню. За ними торопилась служанка.

– На кровать укладывайте, – распорядилась она. – Мирко, за лекарем, скажи, снова приступ у госпожи! Пусть поторопится! Свирез, живо за отваром, Верушка свежий должна была уже остудить!

Лежать мне было мягко, я украдкой пощупала одеяло подо мной. Мягкое. Пуховое, безо всяких сомнений. Подушки в расшитых наволочках, с оборками, с рюшами, с кружевами. Да кто так над наволочками в наше время будет измываться?

Самый настоящий балдахин над кроватью поразил мое воображение. Двойной, внутри белый кисейный, сверху бархатный, с золотым шитьем, бахромой и шнурами с кистями. Это ж ткани метров двенадцать-пятнадцать ушло! Бархат нынче дорогой, разве что повезет на скидках найти. А бахромы сколько!

– Госпожа, ну как же так? – с досадой спросила служанка, ломая руки. – Только на минуточку отошла! Господин барон к полудню обещались прибыть, а у вас приступ!

Я решила не спорить. Приступ не приступ, похмелье у меня. Голова сильно кружилась, подташнивало. Меня, наверное, Игорешка или кто там рядом спал, поднял и уложил снова, наверняка стоят, ржут рядом. Надо вести себя спокойнее, не метаться, не кричать, а то испугаются и психиатричку вызовут. Прикол такой с глюками, я поняла. Готова к переговорам и само спокойствие. Пройдет же оно когда-нибудь? Почки работают, печень заразу расщепляет, концентрация должна закономерно снижаться.

Мы с однокурсниками ходили на сеанс гипноза во Дворец Профсоюзов, так там что только люди не делали: и белочкой прыгали, и кукарекали, и песни пели, а я госпожой лежу, вокруг слуги суетятся, это намного лучше, чем прыгать, правда же? Не буду дергаться.

– Отвар, госпожа, – лакей внес высокий серебряный бокал на подносе.

Служанка, ловко подняв мою голову, стала уговаривать меня сделать глоточек. Остро и знакомо запахло валерьянкой. Это мне точно не повредит, успокоит тошноту и истерику заодно прикрутит.

Дверь распахнулась, вошел лекарь с чемоданчиком. В старомодном черном сюртуке до колен, коротких штанишках-кюлотах и белых чулках. На его черных тупоносых ботинках сверкали большие серебряные пряжки, удерживающие пышные банты.

– Парик где? – требовательно спросила я. – К костюму парика не хватает!

Лекарь обменялся со служанкой озабоченными взглядами.

– Позвольте, ваша милость, я вас осмотрю, – лекарь стал водить руками надо мной. Где пальпация, перкуссия, слушать легкие кто будет? Хотя бы трубкой? Тоже мне, лекарь! Сейчас станет вещать про нарушение равновесия четырех флаг, припишет разлитие черной желчи и начнет лечить кровопусканием.

– М-да, опять истончение ауры и полное опустошение резерва, – сказал лекарь.– Тошнит? Голова кружится? Ничего удивительного, при вашем истощении.

– Разве? – слабым голосом спросила я. У меня обычное похмелье. Ну ладно, не обычное, забористое такое. – Капельницы у вас все равно нет. Дайте мне аспирину, янтарной кислоты, посплю и буду, как новенькая. Рассол есть огуречный?

– Какой кислоты? – нахмурился лекарь и снова переглянулся со служанкой. – Отвар вы приняли? Я бы порекомендовал овощной бульон. Или рыбный.

Желудок скрутило спазмом при мысли о рыбе. Гадкая, мерзкая рыба! Всю жизнь ненавидела!

– А молочка госпоже можно? – жалостливо спросила Тирза. – Тепленького, сладкого?

– Сомневаюсь, что организм госпожи примет молоко, – задумался лекарь. – Но неси, попробуем. Сколько ее милость не ела?

– Так четвертые сутки уж пошли! – эмоционально воскликнула Тирза и убежала, только юбки взлетели.

Я вытаращила глаза. Трое суток не есть?! Неудивительно, что желудок бунтует, и голова кружится. Меня тут что, голодом морили в лечебных целях? И поили только валерьянкой? Поди, еще кровопускание делали? Коновалы средневековые! Шарлатаны!

Потерла жалобно урчащий живот.

– Есть хочу! – сообщила в пространство.

– И чего бы вам хотелось, ваша милость? – оживился лекарь.

– Шаурмы, – проглотила слюну. – Или пельменей. Шашлычка бы.

Лекарь тяжело вздохнул.

– Нельзя, да? – сама понимаю, после голодовки нельзя такое, но вкусно же! – Кашки тогда можно, манной жиденькой… бульончика куриного с сухариком? И рассола… можно и капустного!

– Бульон ни в коем случае! Это экстрактивные вещества, они только сильнее раздражат ваш желудок, и так пострадавший после отравления, – отрезал лекарь.

Я застонала и откинула голову на подушку. Какого отравления? Алкогольного? Так рассольчику ж надо!

– Что вы помните, ваша милость?

– Ничего, – буркнула, отворачиваясь.

С дробным топотком прибежала Тирза с чашкой на тарелке.

– Бульончик овощной, без соли и пряностей, – доложила она.

Лекарь придирчиво понюхал чашку, попробовал ложечкой и одобрительно кивнул. Меня водой из-под вареной картошки будут поить? Ладно, пусть будет, хоть не вода, в которой яйца варились. Без всякого удовольствия выпила теплый пресный бульон. Желудок успокоился, как по волшебству. Вроде даже молотки в висках стихли.

Лекарь давал вполголоса распоряжения Тирзе, она кивала.

– Тирза, где туалет? – решительно откинула покрывало.

– Так вот же ваш туалет, – Тирза указала на столик с зеркальцем, полочками и шкатулочками. Ага, привези мне, батюшка, из-за моря туалет хрустальный. Спросим по-другому:

– Уборная где? Сортир, клозет, баньо, реструм, ню цесуо? Ну, что глаза пучишь, писать хочу!

Горничная пискнула и открыла неприметную дверь среди деревянных панелей. Дверь неприметная, зато сортир зачетный! Три окна! Узорная плитка! Ванна на львиных лапах, банкетки с пушистыми полотенцами, в углу небольшой бассейн! Я тут жить останусь!

А-а-а! Я бегом устремилась к вожделенному трону за плетеной перегородкой, увитой вьющимся растением. Мир разу стал лучше, добрее и с ним стало возможно мириться. Даже приятность находить.

Стянула ночнушку и вошла в бассейн. Тепленькая водичка ласково обволокла мое измученное тело. Пусть алкоголь выходит через поры кожи. Мне всегда после водных процедур было легче похмелье пережить.

– Госпожа?! – в панике заметалась горничная по краю бассейна. – Вы же утонете! Я же банную прислужницу не позвала!

– Уймись, – посоветовала, лениво переворачиваясь. Под водой было что-то вроде широкой полки, куда я с удовольствием улеглась.

Тирза растерялась. Оставить меня одну мешал долг, а позвать, видимо, было некого. Устала я от нее что-то, все утро вокруг мельтешит. Я почти уснула, как в мою личную СПА-комнату заглянула еще одна девица.

– Его милость прибыли! Ругаются!

Тирза пискнула, схватила полотенце и посмотрела на меня умоляющими глазами. Ага, ясно. Чего доброго, опять лакеев позовет меня выволакивать. Не достойны они на мои прелести любоваться. Я позволила себя вытереть, одела свежую ретро-ночнушку с мережками и воланами, послушно улеглась в постель. Зевнула. Не знаю, кто там и зачем приехал, мне спать хочется.

– Юлька! Ты не представляешь, что мне приснилось! – закричала, едва проснувшись.

Надо было сначала открывать глаза. А потом уже рот. Потому что балдахин и широченная кровать были те самые, из глюков. Приоткрылась дверь и просунулась смазливая мордочка горничной. Тирза, ага. Я по-прежнему сплю.

– Госпожа, вы звали? Попить? – Тирза тут же начала хлопотать вокруг, успевая дать мне напиться, расправить подушки, положить рядом зеркальце с расческой.

Я проанализировала свои ощущения. Все было отлично. Голова не болела, не кружилась. В глазах не двоилось. Но стенки были обиты шелком! Лиловым шелком с цветочками! И балдахин был мягкий и плотный. Глюки разве такие бывают? Осязаемые?