Мы ехали, и с каждым следующим падением, с каждой бороздой и колеей, в которой мы застревали, мне становилось тревожнее. Даже на заправках невозможно было передохнуть. Бензин приходилось качать вручную – долгий и тяжелый труд с тремя-то мотоциклами. «Неслабые тут мозоли можно натереть, – жаловался Чарли. – Мало нам полученных от мотоциклов…»

Потом мотоцикл Клаудио снова сломался. Как и в первый раз, мы не знали, за что взяться. И снова, как по команде и непонятно откуда, появился тот же русский джип, из него выбрались наши добрые друзья монголы-мастера. Снова по кругу пошли сигареты, и ребята принялись за дело. Я тем временем взглянул на карту и был сильно шокирован. Каждый день мы должны были проходить по целой странице атласа, но вместо этого едва продвигались на пару дюймов. До Улан-Батора все еще оставалось около полутора тысяч километров, а за день нам едва удавалось сделать сорок. Я падал каждые несколько километров, был удручен и подавлен, и мне это более чем осточертело. Энергии больше не осталось. Пугала дорога и все, что ждало впереди. Было страшно и думать о том, сколько времени нам понадобится, чтобы доехать до Улан-Батора. И тут на меня снизошло озарение.

«Слушай, Чарли. Давай выберемся отсюда. Поедем в Россию. Смотри, до границы рукой подать», – сказал я, показав на карту.

Мы находились всего в ста километрах к югу от границы. «Повернем на север и уже скоро снова будем в России, на нормальных дорогах! Мы починим мотоцикл Клаудио и отправимся на восток к озеру Байкал. Это займет дня два-три, а потом, если захотим, повернем на юг и поедем в Улан-Батор. Там всю дорогу асфальт, так что окажемся там вовремя».

Чарли аж подскочил, осознав возможность покончить со всей этой тоской. «А чтоб тебя! Отличная идея! Мне это все уже как кость в горле, – сказал он. – Если так будет продолжаться, кто-нибудь из нас точно себе ногу или руку сломает. Честное слово, если бы здесь сейчас приземлился вертолет и предложил отвезти меня домой, я бы в него залез, не раздумывая. Без вопросов и без сожалений. Мы многое сделали, но слишком это все тяжело. Дорога больше не приносит радости. Поедем отсюда».

Я повернулся к Клаудио: «Ты как думаешь?»

«Я никак не думаю, – ответил он. – Решайте сами. И поедем вместе». Клаудио, как обычно, не вмешивался. Выбор оставался за нами.

«Давай позвоним Дэйву, – сказал я. – Посмотрим, что он скажет». Я достал спутниковый телефон и уже скоро разговаривал с Дэвидом.

«Алё? – это был он. – Да, Эван? С тобой все хорошо?» «Да, все прекрасно. Слушай, Дэвид. У нас тут мысль появилась…»

«Черт… Эван… – у Дэйва вдруг стал такой жуткий голос, какой становится у людей, когда они собираются сообщить что-то плохое. – Эван, ты не отходи сейчас от телефона, хорошо? Я тебе сейчас перезвоню…» Дэйв говорил глухо и монотонно, высоким голосом, как говорит человек, только что узнавший о смерти родственника или еще о чем-то ужасном.

«…У нас проблема с… Черт… черт… черт… Расс на машине перевернулся… Черт возьми… блин… Дай я тебе перезвоню».

И он отключился.

ЭВАН: Мы полчаса ждали, пока Дэвид перезвонит. Красота окружающей природы, почти починенный мотоцикл Клаудио, да и все остальное перестало иметь значение. Хотелось только знать, что с Рассом. Мне постоянно приходила в голову мысль: по какой-то совершенно дурацкой причине Расс никогда не пристегивался ремнем безопасности. Я ему много раз говорил: «Ты его на себе даже не почувствуешь, а однажды он может спасти тебе жизнь». Но Расс только отмахивался. Потом я спросил у Чарли, кто еще мог быть с Рассом в его пикапе, который мы называли «Зверем».

«Василий, – ответил он. – Он всегда ездит с Рассом». И Василий тоже никогда не пристегивается. Я думал, они оба погибли. Пока мы ждали звонка от Дэвида, нас мучили тревожные размышления. Особенно выделялась среди них одна мысль: Расс, Василий, Дэвид, Джим, Сергей, Клаудио, Чарли и все, кто нам помогал в пути, – все здесь из-за меня. Из-за моей мечты. Потому что мне захотелось на пару месяцев вырваться из привычной обстановки и отправиться на поиски приключений. И вот теперь мы с трудом пробирались по большой стране без нормальных дорог, на русском мотоцикле, который все время ломался. Команда рисковала, и сейчас два человека, возможно, мертвы или тяжело ранены, за сотню миль от больницы. Я задумался: стоило ли оно того. Если с ними произошло что-то серьезное, мне не удастся себя простить.

Зазвонил телефон.

Это был Дэвид. «Все хорошо… Господи, ну и кошмар… Вы бы знали. „Зверь“ перевернулся и на крышу встал. Они оба целы… тряхнуло их, конечно, сильно, но все нормально. Василий за спину держится, но, думаю, это пройдет».

Дэвид объяснил, что случилось. У «Зверя» лопнуло заднее колесо, когда Дэвид ехал в горку. Задняя часть машины просела, автомобиль два раза перевернулся и приземлился на крышу. Дэвид выбежал из-за холма и увидел, как «Зверь» лежит, а все его четыре колеса смотрят в небо. Они с Джимом и нашими монгольскими связными вытащили Расса и Василия, который серьезно ушиб спину, и положили их на землю рядом с машиной. Василий рассказал другую версию случившегося: Расс слишком сильно гнал и потерял управление. Но это было неважно. Самое главное – с ними все в порядке.

«И что теперь Расс собирается делать?» – спросил я.

«Да он попросил помочь вытащить его машину на дорогу, вроде, хочет дальше ехать или что-то типа того».

И тут шоковое состояние Дэвида дало о себе знать: «В смысле… черт… Знаешь, в чем проблема?.. Я же это все своими глазами видел». Он глубоко вздохнул. «А ты, вообще-то, зачем звонил?»

Наши проблемы теперь казались пустяковыми, но посоветоваться с Дэвидом все же было нужно. Я рассказал ему об идее покончить с мучениями на местных дорогах и вернуться в Россию. «Мне, конечно, не нравится думать, что мы тут перетрусили и решили слинять, – сказал я, – но если посмотреть с другой стороны: мы едем со скоростью 40 км/ч в лучшем случае – в самом лучшем случае, а до Улан-Батора еще полторы тысячи километров».

«Мы с Рассом на ваши решения влиять не собираемся. Выбирать только вам, – сказал Дэвид. – Но позволь мне сказать одно: возможно, вы будете жалеть об этом до конца жизни… Обдумайте все хорошо. Мы, конечно, сами составляли маршрут и не беседовали ни с одним мотоциклистом, проехавшим Монголию… Но это же путешествие всей жизни – станет ли опоздание на неделю таким уж страшным событием? Стоит ли пропускать ради езды по асфальту культурные и духовные достопримечательности целой страны – я же вижу, что вам многое тут нравится. Тем более, если мы готовы признать свои ошибки в составлении графика и уменьшить ежедневный пробег до 80 км, а упущенное нагнать в Америке».

Пока Дэвид говорил, я вспомнил вчерашний вечер и поедание яичек в юрте, а потом вышел на улицу и позвонил Ив. Я отошел от лагеря, стоял под дождем и наблюдал, как сыновья этой чудесной кочевой семьи, так радушно принявшей нас, пасли стадо животных. Там было голов четыреста всех мастей – козы, овцы, коровы, яки. Солнце уже час как зашло, и начинало темнеть. Красота невероятная – ребята скачут по широкой, открытой и залитой сумеречным светом долине, а их силуэты вырисовываются на фоне темнеющего неба. Картина, словно из прошлого: мужчины на лошадях пасут скот в тишине, их очертания размыты дождем. Очень красивое зрелище, я был тронут до глубины души.

«В конечном итоге, решать только тебе, Эван». Это Дэвид все еще говорил по телефону. «Вчера шел дождь, и дороги теперь из сложных превратились в абсолютно непролазные, грязь тяжеленная, и канавы из-за травы не всегда видно, в общем, будет очень трудно. Решать тебе, но я вижу, что тебе эта страна все-таки нравится. Думай, Эван. Ну, опоздаешь ты на неделю в Нью-Йорк – так уж ли это важно?»