Шахта оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Она состояла из десятков зданий, нескольких шахтных стволов, и весь комплекс был опутан сетью конвейеров. Владимир, «водочный король» с прищуренными глазами и боксерскими кулаками, нас уже ждал. Сначала мы зашли на грузовой двор, где с оглушительным грохотом наполняли углем вагоны. Потом Владимир отвел нас внутрь. Мы вошли в большой кабинет, длинный и узкий, где стоял пустой стол, а на стене висел большой портрет какого-то политика.
Не впустив в кабинет никого, кроме меня и Чарли, Владимир запер за нами дверь. «Чем они здесь, черт возьми, обычно занимаются?» – подумал я. Владимир сел за стол и откинулся на спинку стула, широко улыбаясь. Мы не знали, что делать. Потом до нас дошло: он хотел, чтобы мы его сфотографировали. Это был его кабинет, и он хотел, чтобы мы увидели его за рабочим столом.
ЧАРЛИ: Потом Владимир отвел нас в облицованную кафелем раздевалку и вручил по комплекту шахтерской спецодежды: длинные белые хлопковые кальсоны и сорочка, темная габардиновая куртка и штаны, высокие сапоги и каска. «Это чтобы нашу одежду кровью не запачкать, когда нас там внизу мочить будут», – пошутил Эван. А я решил, что мы стали похожи на официантов в индийском ресторане.
«Неловко как-то, когда все эти шахтеры смотрят, – сказал Эван. – Для них мы праздные туристы, которые таким образом развлекаются, пока они здесь работают шесть дней в неделю. Вот так двадцать лет, плюс-минус год, пашешь, а потом тебе дают пенсию, которой не хватит даже за телефон заплатить».
Эван и Клаудио на рыбацкой лодке в Каспийском море. Клаудио, наш оператор – невоспетый герой этого путешествия.
Ловец икры.
Чарли и любопытный верблюд.
Поющие дюны Казахстана; Эван наверху, вдалеке.
Передышка на хорошем отрезке дороги, который является тут большой редкостью.
Эван в Чарынском каньоне под Алма-Атой. На тот момент мы путешествуем уже четыре недели.
Чарли в Казахстане, подъезжает к российскому коридору, который связывает Казахстан и Монголию.
Под Горно-Алтайском, в России. Впервые все члены команды ночевали в одном лагере – это помогало развеять напряжение предыдущих недель. Слева направо: Василий, Чарли, Дэвид, наш русский «связной» Сергей, Расс, Эван, второй оператор Джим и Клаудио.
Та же ночь, отдых у костра.
Эван на российской границе.
Когда мы добрались до монгольской границы, все уже совсем выбились из сил.
Во что превратились мотоциклы.
В Монголии многие семьи все еще ведут кочевую жизнь и живут в юртах.
Когда этот фургон два раза перевернулся, в нем были Расс и Василий. Как ни странно, серьезно никто не пострадал.
Еще одна авария. Большую часть пути Клаудио проехал на BMW, но в Монголии ему пришлось пересесть на один очень темпераментный байк, который мы прозвали «Красным дьяволом».
Эван подъезжает к Белому озеру. Мы ехали до него 10 дней, по сложной пересеченной местности. Иногда в Монголии нам казалось, что дальше уже не проехать, но эти участки пути потом оказывались самыми интересными.
«Да-а, страшно иногда увидеть, чем люди себе на жизнь зарабатывают», – сказал я.
«Ну как, мне идут эти брюки?» – спросил Эван, улыбаясь.
«А эта каска делает глаза более выразительными?» – переспросил я.
Шуточки прекратились с появлением бригадира. Изобразив, будто пишет на ладони, он сказал что-то по-русски. Сергей перевел. «Он спрашивает ваши имена», – сказал он. «Чтобы на кресте правильно написать, когда хоронить будут», – с серьезным видом пошутил Сергей.
«Какая прелесть», – нервно сказал Эван.
«Веселый у тебя юмор», – добавил я.
Ботинки с железными вставками на подошве громко стучали по каменному полу, и этот звук эхом отскакивал от кафельных стен, пока мы топали к подъемнику. Эвану была знакома такая процедура по фильму «Дело – труба», в котором он сыграл йоркширского шахтера. «Заходишь в лифт, дверь закрывается, и ты начинаешь падать – необычное ощущение, – рассказывал он. – Может даже клаустрофобия начаться. Надеюсь, я не ударюсь в панику. Не очень-то красиво будет, да? Прямо на виду у всех. „Помогите! Выпустите меня отсюда!“
Вместо лифта на этой шахте оказалась такая клетка на рельсах, которая почти милю опускалась в забой по очень крутому склону. «Не высовывайте руки из кабины! Только не высовывайте руки!» – прокричал Сергей, когда дверь захлопнулась.
«Представляю себе мою агентшу, – прокричал Эван, когда управляющий подъемником отпустил тормоза. – Видела бы она меня сейчас…» Клетка понеслась вглубь земли, ревя как реактивный истребитель. Прижавшись к передней стенке шаткой кабинки, уставившись во тьму и чувствуя, как закладывает уши от нарастающей скорости, мы взмолились: пусть все закончится хорошо! Спуск стал круче, клетка наклонилась, и через шесть минут спуска с грохотом замерла.
Нам рассказали, что в свое время шахта славилась на весь Советский Союз качеством угля. Советские чиновники переименовали город в Антрацит в честь здешних огромных запасов этого самого ценного сорта угля. Но под землей все было до ужаса примитивно. Группы по двенадцать человек толкали десятитонные вагонетки с углем по рельсам. Освещения не было – только фонари на касках шахтеров. Стенки тоннеля везде осыпались, а крыши периодически падали. В Западной Европе такую шахту немедленно бы закрыли, но на Украине она функционировала как обычно. Шахтеры с черными лицами были одеты так же, как и мы, только у тех, кто толкал вагонетки, на плечах и локтях имелись еще кожаные накладки. Вентиляция отсутствовала, и мы начали страдать от нехватки кислорода уже минут через сорок, а шахтеры в таких условиях проводили по шесть часов в день. Вернувшись наверх, мы сходили в душевую с грязным черным каменным полом, протекающими душевыми шлангами и потрескавшимся кафелем. Везде были видны следы упадка. Как и во время езды через сельскохозяйственные районы Западной Украины, мы словно опять очутились в девятнадцатом веке. Невероятный, ошеломляющий визит в совершенно другой мир – и так близко от дома.
