На нашей метростроевской автобазе было много хороших и надёжных водителей. Лёша Конкин, Коля и Володя Волковы, Миша Минеев, Женя Дуденков, Виктор Навстречкин, Володя Фролов – разве всех перечислишь. Со всеми мы были в командировках, спали бок о бок, вместе ели. Понимали друг друга с полуслова. Каждого можно было посылать отдельно – всё сделают как надо. Мы так впоследствии и делали. Но в первые поездки или когда надо было решать отгрузку срочно, в главке или в сторонних организациях, где надо проявить выдумку, смекалку, может быть, даже наглость или хитрость, ехал я – и такое случалось частенько. Бланки УПТК, управления строительства, доверенности всегда были с собой.

Иногда, зная, что я в Москве, вдогонку мне звонили коллеги из Горького или даже из Главтоннельметростроя, прямо на участок Мосметростроя или на базу, где я грузил наши метростроевские машины.

«Забери наряд на оборудование, или мрамор, или что-то ещё». И я ехал, подписывал заявки, письма за начальников УПТК, за кого угодно, лишь бы выдали наряд, команду на отгрузку. И в Горьком об этом все знали, и в главке тоже. Но все закрывали на эти «несущественные мелочи» глаза, зная, что цель оправдывает средства. Время дорого. Оформляя «как положено», теряли бы каждый раз не меньше недели. В один такой момент я получил наряд на шпунтовыдёргиватели. Это такие большие железные штуки, при помощи которых, вибрацией, ими создаваемой, вытаскивался из земли шпунт Ларсена или балки большого размера. При этом экономились весьма значительные средства. Ведь ту же балку или шпунт можно было использовать неоднократно. И не надо защищать дополнительные фонды. Получить эти самые штуковины было давней мечтой нашего управления. Меня нашёл начальник ОМТС главка Алексей Носаев: «Приезжай, забери распоряжение на отгрузку через Мосметрострой. Один – для вас, другой – для Мосметростроя».

Получив московскую доверенность, я позвонил в Горький. Там мне сказали: «Будет возможность увезти домой оба, вези. Москва себе ещё сделает. Нет – так ладно». Проблема была ещё и в том, что вес у каждого из них был пять с половиной тонн. Общий вес – одиннадцать. Машина у меня была – старенький восьмитонный бортовой КамАЗ Виктора Навстречкина. Пришлось обманывать всех.

«Витя, – говорю, – что, твой старичок увезёт восемь с половиной, девять тонн?» – «Тяжело, конечно, но увезёт». – «Берём обе чушки?» – «Хрен с ним, берём», – ответил он. Представителя и машины с Мосметростроя в Люберцах на заводе-изготовителе не оказалось. Обе чушки аккуратно легли в кузове КамАЗа. Тот под их тяжестью присел. «Здесь, наверное, больше девяти тонн», – заметил Виктор. Машина с трудом и тяжёлым воем медленно разгонялась. Виктор вспотел и напрягся. «Везёт как на себе», – подумал я. Поездка эта была долгой и тяжёлой. По дороге дважды, на выстрел, лопалась старая резина. «Здесь ни хрена не девять тонн, – повторял он, – наверное, девять с половиной или даже десять. Ты, наверное, точно знаешь, сколько здесь?!» Я понуро молчал. Мне было жалко Виктора. Жалко его старого «Татарина», расплющенного по дороге тяжёлым грузом, которого он по-своему любил и за которым следил и, как за своим, ухаживал. Но на кого же мне ещё было надеться и положиться, как не на Виктора и его машину. Однажды он уже спас мне жизнь, когда на этом же КамАЗе сломался замок дверки с моей стороны. На левом повороте я, заснув, «пошёл на выход». Виктор правой рукой успел схватить меня за запястье левой руки… Остановившись, привязал дверку резиновым жгутом из аптечки. Всё, никуда не денешься. Но я уже до конца дороги не спал. Разгрузившись и отогнав с Виктором машину на автобазу, мы достали купленную по дороге бутылку. Виктор сильно устал. Закусив, я признался, что «вес был немного другой». Выпучив чёрные глаза, он перекусил свою вечную спичку в зубах: «Я чувствовал, что здесь что-то не так! Убью! – И, успокоившись, сказал: – Если бы ты сказал мне это в Люберцах, я бы не повёз. А может и повёз. А?» Я промолчал. Его чёрные узкие восточные усики затряслись от смеха, и мы пожали друг другу руки. Приехав на следующий день в управление, я был встречен на лестнице главным диспетчером, который затащил меня к себе. «Слушай, я сам прохиндей, видал прохиндеев, но такого не видел. – Он открыл свой дипломат. – Ты в главк и Мосметрострой пока не езди. Из Москвы звонили…»

С Носаевым мы потом помирились. У него день рождения 8 марта. В ОМТС главка он был единственный мужчина. Принимая от всех цветы, он заметил меня: «У, зараза, и ты здесь?.. Пойдёшь ко мне работать? Мне такие, как ты, нужны. Ха-ха-ха». А вот с Мосметростроем отношения долго были натянутыми. Нам никак не могли этого простить.

Кроме основных материалов метрострою было много чего нужно. Шурупы и гвозди, болты и шайбы, пакля и мыло, рукавицы и каски, самоспасатели и слесарно-столярный инструмент и много, много всякой другой всячины. Этим кто-то должен был заниматься. Появлялись новые люди и у нас в управлении, и в подразделениях. Например, в Тоннельном отряде появилась Оксана. В СМУ-2 Валя Подсытник стала в основном составе помогать Гансу. В СМУ-1 к Мише Жаку и Серёге Городнянскому пришёл Семёныч. А у нас – сначала Галя Лучинкина, или «Лучок», как мы ласково её называли. Затем Валя Баранова, Валя Проценко – мои помощницы, Нина Лялина, Юра Шеленков, Николай Норенков – помощники Степаныча, всем работы хватало. Все работали хорошо, но по-разному. Например, Валя – Валентина Фёдоровна Проценко, или просто Фёдоровна, моя «сестрёнка», как она сама себя называла, была моего возраста. Работала очень чётко, грамотно и профессионально. У неё всегда всё было на карандаше. Она всегда всё помнила и при моём отсутствии всё делала правильно. Чего не скажешь о двух других, Барановой и Ульяничевой. Те были себе на уме. Однажды, уезжая ненадолго в Москву, я предупредил Баранову: «Валюшка, смотри, укажи в заявках все размеры, большие особенно. Ребята у нас все крепкие, широкоплечие. И не вздумай покупать рукавицы у заезжих чернокожих усачей – беды не оберёмся!» Перед этим они предлагали рукавицы по три рубля, и по рублю сверху за каждую пару – нам. За наличный расчёт. Без документов. Да и качество на вид было неважным. Я отказался. Мы имели достаточные фонды и получали их регулярно с УЗ-62/9. Приехав, увидел в складских остатках лишних десять тысяч пар. И всё понял. «А что я? – Она сделала удивлённое, с большими чёрными глазами, длиннущими часто хлопающими ресницами лицо и губки бантиком. – Начальник приказал…» Я ей не верил, конечно. Рукавицы оказались – дрянь. Их не хватало на один день работы – расползались. Через месяц пришёл контейнер с фуфайками. Все одного размера – сорок второго. Маленькие, как на детей, и сшиты из рук вон. Ватин торчал наружу. Контейнер отправили назад производителю. Те возмущённо слали телеграммы: «Вы так заказали!» Был большой скандал. Но почему-то ей всё сходило с рук.

Справедливости ради надо сказать, когда было необходимо что-то выпросить, получить, посылали её – зубами выдерет, но привезёт. В особенности это касалось мелочных поставок. Мелочи отнимали много времени и людей.

Иногда надо было «рукавицу» болтов, но срочно. Таких типоразмеров можно найти только на «Красной Этне». Но процедура оформления там была такая… Можно потерять весь день – и машина простаивала. Этого «рукавица» не стоила. Причём потребности свои участки выдавали через день и всякий раз разные. На «Красную Этну» ездили регулярно. И чтобы не терять зря время на оформление, начальники цехов стали даром отдавать метизы. Время дороже! И брали уже не «рукавицами» – ящиками! На проходной видели наши машины, с буквой «М» и крыльями, часто и уже привыкли, как к своим. Мы заезжали и выезжали без досмотра и оформления. И, да простит нас тогдашнее руководство завода и ОБХСС, но всё шло на метро – себе никто не взял ни болта, ни проволочки. «Катанку» или «Катеньку», как ласково её называл Степаныч, с «Краски» («Красной Этны») получали в большом количестве, и, конечно, всё оформлялось правильно.