– Да пошли вы все, – огрызаюсь я, – Сам иди Дед Морозом.

– Не могу, выбрали тебя.

– А если я не приду?

– И разочаруешь весь наш деловой центр? – испуганно таращит глаза Кир, – Потом весь год тебя будут кастрировать по медальончикам.

– Представил. Оценил степень ущерба. Сам иди.

– Ну Дан, ты только представляешь, какой это премиум статус? – продолжается виться около меня Кир, – Тебе все женщины в нашем центре отдали свои голоса, включая даже Маргариту Семеновну.

– О, это, конечно, радует, – засмеялся в ответ, припоминая гардеробщицу, где-то в районе шестого десятка по возрасту.

– Это меня простимулировало, однозначно.

– Да брось, ты у нас известный красаучек, – ржет Кир, – Пойдем, тебе и костюм уже привезли.

– Да не пойду я, – возмущенно упираюсь всеми конечностями в стол, но куда там.

Идем по коридору нашего офиса, ловлю на себе взгляды женщин. Завлекательные улыбочки. Так было всегда, ну да, я хорош собой. Регулярно в зал хожу, гантели тягаю, но что глазеть-то? В зоопарке, что ли?

Спускаемся в отдел бухгалтерии, там вообще женское царство.

– Данечка, зайди к нам.

– Даниил, у нас тортик и кофе…

– Какие мальчики к нам пожаловали!

Закатываю глаза, хочется заткнуть уши, глаза, чтобы не слышать этих шуток и не видеть улыбок. Ну что вот вам всем, женщины, от меня нужно? Вот, Кир, тоже ничего так из себя. Свободный, перспективный, на него и кидайтесь. Так нет же, меня надо.

Кирилл открывает дверь в отдельную комнату, где сидит наша главная бухгалтерша, Зинаида Ивановна. Женщина, как говорится в самом соку, лет пятьдесят пять с длинным хвостищем.

– О, Данечка, – поднимается она со своего кресла, которое чудом еще выживает под ее центнером, – Отлично, сейчас костюмчик померим и можешь быть свободен. С Кириллом за подарками поедете.

– Какими еще подарками? – хмурюсь, стараясь избежать цепких рук с длинными красными когтями и золотыми перстнями.

– Как же, дедушка Мороз у нас подарки всем будет дарить, – улыбается белозубой челюстью Зинаида, как бы незаметно проводя пальцем по моим бицепсам под голубой рубашкой.

– Я еще не согласился, – отстраняюсь от нее на всякий случай.

– Кирилл! – гаркает Зинаида и мы с Киром подпрыгиваем.

– А что сразу я?! – возмущается тот, – Сделал все, как нужно. Про рейтинг и имидж рассказал.

– Значит, недостаточно сделал! – припечатывает друга ментовским голосом Зинаида Ивановна, – А ты раздевайся, Данечка, – это уже ко мне, медовым тоном.

– В смысле?

– Костюмчик померить нужно, – облизывает губы в красной помаде главная денежная ведьма компании.

– Эээ…

– Дан, не ломайся, дешевле выйдет, – поддерживает Кир.

Сердито смотрю на него, начиная расстегивать рубашку.

– Я помогу, – подрывается Зинаида, цепляя меня за пряжку ремня на брюках

– А вот давайте без рукоприкладства, – отодвигаюсь от ее хищных пальцев, быстро стягивая брюки и рубашку. Остаюсь в одних белоснежных боксерах и носках.

– О, мой бог! – с придыханием шепчет главбух, – Так бы и съела. Точнее смотрела бы, не отрываясь, – берет себя в руки, не сводя восхищенного взгляда с кубиков на животе.

– У меня тоже есть, Зинаида Ивановна, – лепечет Кир, – Два… Где-то были…

– Вот именно, что были, – рычит Зинаида, а чувствую себя как в школе, в кабинете у директора.

– Давайте ваш костюм, – смиряюсь, соглашаясь на этот идиотизм. Ну что я, Дед Морозом два часа не смогу побыть?

– Так, тут брюки, пиджак, борода… – нырнули в большой красный мешок с головой Зинаида с Кириллом, вынимая мне костюм, – Шапка вот.

– А что она с бубенцами? – оглядываю красный колпак, на котором висят штук десять маленьких бубенчиков золотого цвета.

– Да какая тебе разница, – ворчит Кир, извлекая из мешка длинную кудрявую бороду с резинкой, и напяливает себе, – Вау, круть какая!

Его восторг такой по-детски прикольный, что начинаю сам посмеиваться, пока натягиваю широкие шаровары с резинкой на щиколотке.

– Это костюм Санты, – выдаю им, но те махают руками, продолжая вынимать что-то из мешка.

– Посох, – стучит себе по лбу Кир и скачет в припрыжку в угол комнаты, вынимая оттуда здоровенный белый посох с блестками.

– С того Нового года остался, – поясняет он.

– Здорово, Санта с посохом, – вздыхаю я, – Все смеяться будут.

– Я тебя умоляю, Данечка. Когда ты появишься, всем будет плевать кто ты и во что одет, – снова оглядывает меня жадным взглядом Зинаида, – Хорош, сволочь, вот как тебя такого мать родила, а?

– Подробно рассказать? – ухмыляюсь, ныряя в красный пиджак или куртку. Ни одной пуговицы, весь мой пресс наружу, – А пояс к нему есть?

– А зачем? – хищно смотрит главбух, – Да и бородой прикроешь.

– Снегурочка кто? – спрашиваю их, и оба замирают, держа в руках бороду.

– Какая Снегурочка? – хмурится Зинаида, очки автоматом съезжают на кончик носа. Прикольно у нее это получается.

– Ледяная, блин, – ворчу я, – Без Снегурочки не выйду!

Родился я в обычной семье: папа, инженер, мама, учительница английского языка в элитной гимназии. Ничем практически не отличался, кроме одного. Из меня каким-то образом получился охрененно красивый ребенок. С большими, обалденно синими глазами. Длиннющими черными ресницами, аккуратным носом, а не рубильником и золотыми чуть кудрявыми волосами.

На улице останавливались люди, видя, как мама везет меня в коляске.

– Ой, какой ангелочек! – сюсюкали прохожие, улыбаясь глядя на меня.

– Какая прелесть, – всплескивали руками воспитатели в садике.

На всех праздниках я занимал главные роли, а мне так хотелось быть одноглазым пиратом с деревянной ногой. Или мушкетером на крайний случай. Но нет, первые года своей сознательной жизни я был то купидоном, то Новым годом, то героем в медалях и пилотке на День Победы. Затем мне давали уже более серьезные роли: принц, принц, принц… Это была моя кара.

Школа, совсем все плохо. Мама категорически отказывалась стричь мои кудри и пришлось ходить как девчонка. Надо мной смеялись все пацаны и ко второму классу я сам откромсал себе серебряно-золотые пряди маникюрными ножницами. Ах, какой был скандал! Мама рыдала, лежа на диване в гостиной с мокрым полотенцем на лбу. Папа мерил шагами гостиную, держа руки сцепленными за спиной:

– Ты убил свою красоту, – стонала родительница.

– Мама этого не переживет, – добавлял папа, а я стойко держался, стоя в углу и размазывая сопли по щекам.

После этого мои волосы отросли, но прежний цвет стал более темным, и я уже не был таким ангелоподобным мальчиком. Тем более, сам пошел и записался в секцию самбо, кто бы мне теперь сказал хоть слово поперек. К десяти годам ангелочком меня было назвать довольно проблематично, особенно в глаза. Любой мог получить в пятак, и я дрался, класса до девятого. Потом стало не с кем. Часть ребят стала моими друзьями, остальные опасались подходить ко мне близко.

Возникла другая проблема, девочки, девушки, женщины. Я нравился всем без исключения. Молодым, пожилым и даже мелким, которые без опаски подходили ко мне на улице и заявляли:

– Он мой!

Сама еле ходить научилась, а уже присвоила меня.

Не сказать, чтобы я от этого страдал, особенно где-то после пятнадцати лет. Женского внимания было с избытком, и я научился этим пользоваться, а когда нужно и огрызаться. Причем это была термоядерная смесь: отличник, медалист, победитель кучи олимпиад. Мне прощалось все, даже мотоцикл, который я купил на сэкономленные деньги, как только получил права. И опять мама в слезах и в обмороке:

– Разобьется, искалечится!

А папа ходит по гостиной:

– Мама этого не переживет.

Ничего, пережили и гордились мной, когда получал аттестат с медалью, а затем красный диплом.

С девственностью распрощался рано, еще в спортивной школе. Меня просто зажала одна из старших самбисток и скажем так, я не сопротивлялся. Отдался ей на матах прямо в пустом зале или она мне. Так как после первого захода, я сказал «еще» и уже она стонала на весь зал, закидывая на мои плечи ноги. С этого момента я понял свою власть над женщинами и пользовался этим. Секс мог случиться в любой момент, в любом месте. Достаточно было улыбнуться понравившейся мне девушке, да и женщине тоже. Это начало доставлять неудобство, когда устроился на свою первую работу.