Только когда с правой стороны от камина открылась потаенная дверь и парни, как-то странно приложив руку к груди, начали исчезать за ней, Камиль прислушалась к разговорам в комнате. Она надеялась, что девушки, оставшиеся сидеть на своих местах, будут шушукаться о происходящем. Но они продолжали вальяжно потягивать коктейли, обсуждая предстоящую сессию, делая вид, что ничего странного не произошло, а Камиль и вовсе не существует.

– Куда это парни исчезли? – нагнувшись к самому уху подружки Егора, не удержавшись, прошептала Камиль, метнув вопросительный взгляд в сторону камина.

Она всегда трудно сходилась с людьми, но сейчас, решив, что у Егора должна быть такая же добрая девушка, как и он сам, Камиль попыталась с ней сблизиться. Девушка исподлобья посмотрела на провинциалку, почему-то натянувшую свитер ее парня, и нехотя процедила сквозь зубы:

– А тебе какое дело? У мужчин свои прихоти. Нас это не касается.

И как Камиль ни старалась утолить свое любопытство, никто ни словом, ни делом не пролил свет на происходящее. Только спустя час гостиная Сухаревых вновь наполнилась смехом, звоном посуды и веселыми студенческими анекдотами. Все вечеринки, по мнению Камиль, должны были заканчиваться танцами или по крайней мере игрой в карты. Компания, в которой вопреки своей воле оказалась она сегодня, тоже решила перед сном развлечься, но довольно изощренным способом. Гости собрались вокруг стола, предварительно убрав с него все, кроме алкоголя, и Сухой повалил одну бутылку на бок.

«О, игра в „Бутылочку“, как банально и пошло», – подумала Камиль. Она хотела отойти в сторонку, как велел ей Егор, но Сухой властно схватил ее и поставил перед собой. «Будешь вместо меня», – обжигая щеку горячим дыханием, прошептал он и начал раскручивать бутылку, а когда Камиль хотела что-то возразить, закрыл ей рот своей жилистой рукой.

Бутылка секунд десять гулко кружилась на деревянной столешнице, а потом ее зияющее горлышко начало указывать то на одного гостя, то на другого. Камиль извивалась, как змея, пытаясь выскользнуть из железных объятий Кира, но тщетно. Когда черное горлышко, покачиваясь, уставилось на невысокого смуглого парня с густым вьющимся чубом и крошечными черными глазами, сердце Камиль начало биться, как раненая птичка в капкане.

Глаза парня забегали, он нервно усмехнулся и слегка сконфузился, Камиль еще раз безуспешно дернулась в руках Кира. Девушки захихикали, перешептываясь, а парни стали отпускать грязные шуточки. Камиль подумала: «Ерунда! Детская игра. Ничего не случится». Но смуглый парнишка под ликование толпы стал расстегивать пуговицы рубашки, а потом и молнию джинсов. Вдруг загремело что-то наподобие барабанной дроби. Молодые люди принялись стучать по столу, выбивая какой-то только им понятный ритм и улюлюкать, а тот, на кого были устремлены все взгляды, слегка пританцовывая, оголил вначале вполне спортивный торс, а затем и вовсе снял штаны. Но когда он стал медленно стягивать трусы, на резинке которых можно было прочитать название известной марки, Камиль неожиданно для себя зажмурилась и со всей силы укусила Кира за палец.

– Больная! – выпалил он, чертыхаясь, и все в комнате разразились жутким хохотом.

Лица вокруг кружились, как в калейдоскопе, Камиль не знала, куда ей деться и что ее заставят делать дальше. Большое черное кресло взгромоздили на импровизированный пьедестал и усадили туда голого парня. Камиль задыхалась от ужаса, вспоминая слова Кира про ритуал. Она, спасаясь, ринулась к двери, но поняла, что никто ее не держит, не преграждает путь, все потеряли к ней интерес и стали рассаживаться по кругу.

Глаза Камиль пылали ужасом, она нервно оборачивалась и шумно сглатывала, пытаясь унять панику, когда девушка Егора наклонилась к ее уху и язвительно процедила:

– Дежурная модель, дурочка. Он просто дежурная модель! Деревня!

Камиль никогда раньше не видела обнаженного мужчину. Конечно, в бане, куда ходила с бабушкой, ей приходилось сталкиваться с голеньким соседским мальчишкой лет пяти, и еще случалось смотреть в Интернете фильмы, где герои раздевались, но так это же было на экране монитора, и к тому же Камиль смотрела их всегда в одиночестве, за запертой дверью. А чтобы вот так – живая плоть, да еще в компании других парней и девушек – было настолько неловко, что хотелось выбежать вон. Но любопытство заставило ее остаться и даже медленно повернуться, чтобы наблюдать за происходящим.

Парню предложили положить ногу на ногу, а руки за голову в замок.

Сухой суетился у кресла, поправляя позу модели и громогласно восклицал, обращаясь к своим гостям:

– Сегодня отказываемся от всех классических канонов и традиций. Бросаем настоящий вызов зимнему унынию! Настало время буйства красок и дерзких решений! Самый яркий авангардизм, господа! Только смелые эксперименты и безграничная свобода!

С этими словами он вывалил на стол из коробки, принесенной Железякой, кучу разноцветных пастелей, тюбиков с акрилом и баночки с совершенно новой гуашью. Молодые люди с энтузиазмом принялись за работу. Попивая вино из перепачканных краской стаканов, они весело шутили, смеялись и с вдохновением творили. Кто сидя за столом, кто примостился на край комода, кто на подоконнике, а кому повезло больше, тот воспользовался несколькими мольбертами, принесенными с застекленной террасы.

Камиль ощутила, как в гостиную ворвался резкий запах красок. Он принес с собой особое настроение созидания. И хотя яркие пятна и непонятные формы на листах студентов Академии художеств для Камиль мало походили на портрет сидящего обнаженного парня, но наблюдать за работой настоящих профессионалов девушке нравилось.

Парнишка, выполняющий роль дежурной модели, с непривычки позировать быстро устал и начал жаловаться. Девушки старались его приободрить, предлагая то пару глотков виски, то заталкивали прямо в рот дольку мандарина, при этом не забывая про свои работы, которые с каждой минутой все больше и больше становились похожими на шедевры. Камиль чувствовала, как они беззаботны и как счастливы, ощущая свободу во всем. Этот дух свободы был пьянящим и заразительным. Камиль захотелось и самой схватить лист и оставить на нем несколько ярких мазков. Но было не время расслабляться: надвигалась ночь, ребята за мольбертами были единым целым, стаей, чужой стаей. «Ты еще попробуй добраться до города без проблем…» – пронеслись в сознании Камиль слова Егора.

Вскоре гостиная постепенно начала пустеть, и Егор, обняв блондинку в плюшевом костюме, отправился на второй этаж, посоветовав Камиль найти себе укромное местечко для ночлега. Она незаметно шмыгнула за тяжелую портьеру и замерла там, придумывая план, как дожить до утра без происшествий.

Голоса стали стихать, последний раз хлопнула дверь, и кругом воцарилась гнетущая тишина. И только громкое дыхание и посапывание нескольких незадачливых парней, уснувших тут же на диванах и в креслах, напоминали Камиль, что там, за шторой, есть люди. Ноги ее онемели от долгого стояния в одной позе, и она обратила внимание на уютный подоконник, которой так и манил присесть.

«Ну что ж, видимо, окна – мое спасение в этом доме», – подумала девушка и, беззвучно ступая, как привидение, подошла к вешалке, стянула с нее свою пушистую песцовую шубу, над которой по неизвестной ей причине посмеивались ребята утром по дороге к коттеджу, и вернулась в свое убежище, тихо потянула портьеру, зашторив окно. Забралась с ногами на подоконник, уютно кутаясь в мех.

«Да уж, в этой шубе, да еще и с дурацким прозвищем Мисс Провинция мне придется здесь несладко», – размышляла Камиль, ежась от холода, отодвигаясь подальше от ледяного стекла. – Ах, мама, мамочка, и почему тебе никогда не было дела до моих проблем? Почему нужно мчаться на край света сломя голову, спасать вымирающие племена туземцев, когда твоя дочь нуждается в помощи, ну если не в помощи, то хотя бы в участии?»

За окном стали одна за другой зажигаться звезды. Небрежно брошенная на голубую ель новогодняя гирлянда освещала часть двора, как раз то место, где стоял роскошный кованый мангал. Камиль тяжело вздохнула и начала вспоминать приятные черты лица Егора. Его серые смеющиеся глаза, по-девичьи красивые губы, контрастирующие с волевым подбородком, покрытым золотистой щетиной. И как он пританцовывал у того самого мангала, и она сама снова закивала безмолвной песне в чужих наушниках.