Я страшно разозлился. Думал: хоть бы не рассказывала при всех, что ей настолько на меня плевать. Но мне было пятнадцать, это время дерзких поступков. Вот я и решил ее смутить. Говорю, ну если подарка нет, значит, поцелуй меня сейчас, да не так, в щеку, как маленького, а по-настоящему, в губы. Это и будет твоим подарком. И она не растерялась – подошла и так поцеловала, что я задохнулся от восторга.

Что тут началось! Мои-то думали, что я еще ребенок, не знаю даже, откуда дети берутся. Бабуля чуть не лишилась чувств, мама схватилась за сердце и побежала глотать корвалол, а отец опустил глаза от стыда, он у меня всегда в трудные моменты становится молчуном.

– А потом?

– А что потом… Потом я любил ее до потери пульса, а она стала встречаться с одним из приглашенных на мой день рождения друзей.

– И звали этого друга Лео?

– Как ты догадалась?

– Это же очевидно.

– Да, это был Лео. Я смотрел, как они ходят за руки, обнимаются, и сердце пронзала жгучая боль, все тело ныло от страданий.

– Почему же ты не боролся за свою любовь?

– Вот тогда-то, Камиль, я и понял, что меня просто нельзя полюбить, а со временем и вовсе смирился с этой мыслью.

Камиль приподнялась на локте и, забыв про конспирацию, достаточно громко заявила:

– Любого человека можно полюбить! А ты просто теперь никому не доверяешь.

– С чего ты взяла?

– Как с чего? Вспомни, как ты набросился на меня в первую нашу встречу. Сказал, что я воровка. И, кстати, даже не извинился.

Кир решил, что сейчас самый подходящий момент для извинения, но тут послышался шум за дверью и раздался голос Железяки:

– Кир! Дружище! Выходи, я нейтрализовал охрану!

* * *

Домой Камиль вернулась, когда старинные напольные часы в гостиной как раз пробили одиннадцать. Дворецкий с заспанными глазами нехотя принял у нее шубу и сообщил: ужин ей оставила Валентина на чайном столе, а потом, как всегда, исчез, не давая возможности расспросить про остальных обитателей дома. Есть Камиль не желала, усталость чувствовалась во всех частях тела и страшно хотелось спать. Она медленно стала подниматься в свою комнату, расстегивая на ходу пуговицы на платье, когда до ее слуха долетели слова Лео из открытых дверей зимнего сада.

– Нет, Ди, я не стану ни за кем следить.

Говорил он возбужденно, и по его тону несложно было догадаться, что они с Дианой ссорились.

– Неужели ты не понимаешь, что ей угрожает опасность? Как можно быть таким черствым? Прошу тебя, проследи завтра за ней.

Диана говорила с такой мольбой в голосе, что Камиль стало жаль ее, и она решила вмешаться. Ступив в дверной проем зимнего сада, устало прислонив голову к прохладному наличнику, она произнесла вполголоса:

– За кем там нужно последить? Давай я, мне несложно.

Молодые люди, стоявшие у окна, одновременно обернулись и сразу замолчали. Лео поджал губы, а Диана смерила Камиль надменным взглядом и, мягко ступая босыми ногами, направилась к выходу. Проходя мимо непрошенной гостьи, она слегка задела ее плечом и скрылась в недрах особняка. Лео не спеша стал собирать разбросанные по столу листы с эскизами, но когда заметил, что Камиль тоже собирается уйти, остановил ее:

– Не смей помогать Ди, слышишь? Это не просьба! Это приказ!

Камиль не ответила. Она слишком устала, чтобы спорить. Поэтому так же, как и Диана, не прощаясь, отправилась к себе.

Зайдя в свою комнату, стянула с себя неудобное платье, расплела косы и уже была готова лечь в постель, которая так и манила своим пушистым одеялом и чистыми простынями, но, вспомнив, что нужно поставить заряжаться телефон, который она получила утром вместе со своей театральной сумочкой, села за письменный стол. Подключила зарядное устройство, машинально заглянула в окуляр стоявшего рядом микроскопа и ужаснулась. Исследуемое поле почему-то все было темно-красного цвета. Поправив предметное стекло, Камиль снова посмотрела и обнаружила рядом с микроскопом флакон бордового лака для ногтей. Она тут же схватилась за линзу объектива и поняла, что ее кто-то выкрасил этим лаком.

– Кошмар! – простонала девушка. – Мой микроскоп, что же я теперь скажу Льву Петровичу?

Она еще раз потрогала пальцем линзу и обреченно положила голову на стол.

– Лео! Тоже мне, воин, испортил микроскоп. Ничего не скажешь, большая победа. Будто ему не двадцать три, а три года. Ладно, разберусь с ним завтра, а сейчас спать, спать, спать, – бормоча себе под нос, словно колыбельную, девушка, зевая, направилась к кровати, слушая, как на телефон стали приходить запоздалые сообщения.

Она потянулась за шелковой пижамой, аккуратно разложенной на кровати, размышляя, кто мог так для нее постараться – наверное, горничная – и, быстро надев ее, юркнула под одеяло. Как было приятно наконец расслабиться и закрыть глаза! Не думать о Лео, о наставлениях Марты, не бояться охранника во дворце Юсуповой и плохого настроения Сухого, а, главное, надеяться, что утром начнется новый день, и он обязательно будет лучше прежнего.

Ночь, на которую Камиль возлагала такие надежды, не оправдала себя. Через минут двадцать она резко открыла глаза и села, откидывая одеяло в сторону. Ей было невыносимо жарко, все тело горело и чесалось. Машинально нащупав выключатель настольной лампы, она стала сдергивать с себя пижаму, поскольку зуд бушующим пожаром распространялся по всему телу. Чтобы хоть как-то остудить жар, Камиль бегом направилась в ванную комнату. Там, взглянув в зеркало, обомлела от ужаса. Тело покрылось красными пятнами и мелкой сыпью. Казалось, за те двадцать минут, что она спала, ее нещадно избили крапивой, а потом бросили в осиный рой.

– О господи, что же это такое?! Что могло случиться?

Камиль тут же открутила вентиль с холодной водой и стала под струю. Тело по-прежнему горело огнем, сыпь стала распространяться на ноги. Камиль раздирала себя ногтями, не в силах остановиться, и судорожно перебирала в голове, какая могла с ней приключиться болезнь, как вдруг дверь в ванную распахнулась и на пороге появился смеющийся Лео с телефоном в руках.

– Я так и знал, что ты не станешь запирать дверь, будет не до этого!

Камиль прикрыла руками грудь и закричала что было сил:

– Выйди немедленно! Слышишь, что я тебе говорю! – она схватила пушистую розовую мочалку и запустила ее в парня. – Пошел вон отсюда!

– Не надо так суетиться, а то фотки получаются смазанными, а они мне пригодятся. Сделаю тебе страничку на самом лучшем сайте знакомств.

– Что?! Подлец! – кричала во все горло Камиль, обматывая вокруг себя полотенце. – Ты не посмеешь этого сделать!

– Отчего же? По-моему, Камиль, ты плохо знаешь значение слова «война». Ты должна знать: в нашем саду не только красивые цветочки растут, но и опасные, так что советую пижаму утилизировать вместе с желанием лезть в мою жизнь.

***

В восемь утра Лео спустился в столовую с папкой для эскизов формата А-один, перекинув ее кожаный ремень через плечо, и сообщил повару Валентине, что не будет завтракать.

– Я только выпью чашку кофе, опаздываю.

– Нет, милок, садись. Я быстренько сделаю пару бутербродиков. Только привезли твою любимую мортаделлу, – начала хлопотать тетя Валя, усаживая Лео за стол.

Эта пожилая женщина работа в доме Тургеневых больше двадцати лет и знала Лео с пеленок. Она любила и баловала его как могла. Потакала в гастрономических пристрастиях, делала лично для него восточные сладости и конфеты, а он в благодарность рисовал ей дружеские шаржи на салфетках и привозил подарки из путешествий. А когда на один из юбилеев Лео сделал ее скульптурный портрет в полный рост, и не в поварском колпаке, а в нарядном платье, тетя Валя и вовсе прониклась к нему материнской любовью.

– Ах, и знаете же вы, Валентина, чем заманить меня за стол, – проговорил Лео, подмигнув поварихе, – но сегодня точно не могу. Проспал, а Мастер пригласил меня на собеседование на девять часов, попросил привести эскизы. По-моему, в этом доме даже стулья знают, как долго я этого ждал!