— О, скажите как дорого!

— А вы, папа, вышли за покупками?

Она невольно назвала его по-старому — «папа»; это слово неожиданно легко сорвалось у нее с губ. Иоко вдруг почувствовала, как со дна ее души поднимается, воскресает забытое ощущение мягкого, спокойного счастья, которым она наслаждалась когда-то. Молчаливый, сдержанный свекор никогда не вмешивался в повседневную жизнь семьи. На первый взгляд он производил впечатление сухого, холодного человека, и тем не менее она всегда ощущала на себе его ласковую заботу.

— Ходил искать книги, да не нашел тех, какие нужны...

Пробравшись сквозь толпу людей, торопившихся домой и в магазины, Юхэй толкнул дверь изящного застекленного павильона, в котором помещалось кафе, и пропустил Иоко вперед. Воздух был пропитан запахом ароматного кофе.

Юхэй неторопливо сел за покрытый стеклом столик, стоявший в углу. Здесь, в кафе, Иоко особенно ясно увидела, как сильно он постарел.

Некоторое время оба молча пили кофе. По радио непрерывно передавали комментария по поводу новой конституции.

— То время было самое счастливое для всех нас! — вдруг вырвалось у Иоко; она сама не могла бы сказать, почему у нее вдруг вырвались эти слова. Юхэй ответил не сразу. Но, хотя он молчал, Иоко поняла, что его сердце тоже полно сожалений о «тех временах». Был жив Тайскэ. В редакции кипела работа. А сейчас и семья Асидзава, и семья Кодама несчастны. Пронеслись жестокие годы, опустошительные, как ледниковый период.

— Да, то было, кажется, самое хорошее время...— после паузы сказал Юхэй.— Слыхала? Киёхара уехал в Америку.

— В самом деле? А я и не знала!

— Уехал навсегда, возвращаться не собирается. Так что у нас в доме стало теперь совсем, уныло...

— А как ваш журнал?

— Журнал выходит, но я больше не имею к нему отношения.

— Из-за чистки?

— Да.

Иоко покачала головой.

— Ничего не понимаю! — сказала она. Говорила она тихо, но в голосе ее звучала надрывающая душу тоска. Юхэй пристально посмотрел на нее. Эта женщина, которую когда-то так любил его сын, прошла через все трагические испытания войны. Уж не впала ли она в отчаяние? Теперь она стала для него посторонней, она больше не связана с его семьей какими-либо родственными узами. И, следовательно, не все ли ему равно, отчаялась она или нет, какое ему дело, если она даже вздумает покончить жизнь самоубийством? Обычно Юхэя не слишком заботила судьба посторонних. Но сейчас, при виде бедно одетой, исхудавшей Иоко, он ощутил необычную боль. Ведь эта женщина была, если можно так выразиться, самой драгоценной памятью, которую оставил им Тайскэ. Воспоминания о Тайскэ неразрывно связаны с нею.

Он медленно закурил сигарету и молчал, пока не выкурил всю до конца. Потом, медленно подбирая слова, начал говорить отрывочными, фразами, как будто пытаясь, уяснить что-то важное для себя самого:

— Ты права, трудно понять, что происходит сейчас на свете... Люди такого горячего, неукротимого темперамента, как Киёхара, покидают родину, уезжают в Америку или куда-нибудь в другую страну, потому что не в состоянии видеть того, что творится... Ну, а слабые душой, наверное, впадают в отчаяние. Но я еще не отчаиваюсь... Собственно говоря, я уже три года назад потерял все надежды... И все-таки, хотя я не возлагаю больше надежд на государство и общество, в отдельного человека, в честное сердце человеческое я все еще верю. Только в это и можно еще верить... Возможно, в будущем снова начнется грандиозная опустошительная война; и если это случится, жизнь на земле станет еще ужаснее, чем теперь... Однако, что бы ни ждало нас впереди, в сердце человеческом живет это своеобразное чувство — не знаю, как лучше его назвать? — что-то похожее на сознание зависимости от ближнего, какая-то органически свойственная человеку душевная слабость, что ли, в силу которой человек не может жить в одиночку, обязательно должен кого-то любить, кому-то верить... Пожалуй, это действительно своего рода душевная слабость... Так вот, в благородство и красоту этого чувства, мне кажется, можно верить. Лично для меня это единственное, во что я еще сохранил веру. Поэтому я особенно дорожу сейчас семьей, друзьями, родными... Не знаю, может быть это оттого, что я постарел... Любовь, или, если хочешь, доверие, связывающее людей,— вот на какой основе нужно строить новую жизнь на- земле. Потому что, если и дальше все пойдет, как сейчас, это кончится полным крахом! Тебе война причинила еще больше горя; чем мне, и у тебя тоже, наверное, бывают моменты душевной депрессии, но что бы с тобой ни случилось, помни — нужно всегда дорожить жизнью...

Иоко слушала потупившись. Когда он кончил, она все еще не могла поднять глаза, так много затаенной боли звучало в- его словах.

— Ну что, пойдем? — он первый поднялся. Из репродуктора доносилась детская песенка. На улице уже совсем стемнело, фигуры прохожих рисовались неясными силуэтами. Они пошли рядом, пробираясь через толпу.

— Так сколько ты, говоришь, выручила за пластинки? — снова спросил Юхэй.

— Три тысячи триста иен.

Он только кивнул вместо ответа.

На станции Сиба он купил Иоко билет и проводил до платформы. Когда она обернулась, собираясь отвесить прощальный поклон, Юхэй, точно только и ждал этой минуты, внезапно сказал:

— Послушай, что, если бы ты начиная с завтрашнего же дня приходила ко мне на дом? Можешь начать завтра, хочешь — послезавтра.

— Зачем?

— Будешь помогать мне в работе. Это не сложно. Можешь приходить с ребенком. Старушка моя целыми днями одна, скучает, вот и будет для нее забава.

Не ожидавшая подобного предложения, Иоко молча смотрела на Юхэя, не в силах произнести ни слова. Выражение лица у него было отсутствующее, как у человека, разглядывающего что-то вдали.

— Работа поможет тебе пережить это время,— добавил он.

— Я подумаю...— она почему-то не в состоянии была сразу ответить согласием.

— Хорошо,— Юхэй коротко кивнул и сразу же повернулся, чтобы идти. Под мышкой он держал пачку книг и опирался на трость. Собираясь пройтись немного пешком, он свернул под путепровод позади вокзала.

В это время Иоко, уже поднявшаяся было на платформу, внезапно повернулась и бегом бросилась за ним вдогонку.

— Папа, папа! — закричала она..

Юхэй остановился и оглянулся. Иоко подбежала к нему вплотную, словно хотела уцепиться за него. Захлебываясь от рыданий, она в первые секунды не могла произнести ни слова. По ее исхудавшим щекам струились слезы.

— Я приду завтра! — она выговорила эти слова, как ребенок, не заботясь о правилах вежливости, о приличиях. Все ее душевное напряжение выразилось в этой короткой фразе.

На улице совсем стемнело, но прохожих было все еще много. Юхэй повесил трость на руку, взял Иоко за руку и молча пошел вперед.

Они свернули за угол и очутились на тихой улице, поднимавшейся в гору. Иоко шла, не отнимая- руки. Время от времени она всхлипывала. Она испытывала облегчение и радость при мысли, что теперь она спасена от подстерегавшей ее борьбы за существование, и в то же время в этой радости таилась какая-то горечь; она сама не могла бы сказать, почему у нее так печально на сердце. Они тихо шли рядом, и в весенних сумерках их можно было принять за влюбленных. Но этих двоих людей связывало более глубокое, более скорбное чувство. Возможно, это чувство было самым драгоценным наследием, которое оставили после себя страдания и беды войны. Это скорбное чувство было единственным цветком, который вырос и распустился из бездонного отчаяния и безутешного горя.

Надолго ли сохранит свою жизнь этот скорбный цветок? С сегодняшнего дня в Японии введена новая конституция. На вечные времена провозглашен отказ от войны, отказ от всякого вооружения, от армии. Киёхара говорил, что это всего лишь романтические мечты. Мир?.. Окажется ли в силах пробудить эхо в сердцах сильных мира сего голос слабых и поверженных, молящих о мире? Вот и Япония больше уже не является независимым государством.

Когда столкнутся между собой два мира, все человечество будет втянуто в эту борьбу. Так стоит ли писать задуманный труд? Какая ему цена? Несчастные люди! Юхэй испытывал сострадание ко всем людям. Атомная бомба, ракетные установки, водородная бомба... Неужели эти плоды высшей культуры послужат лишь для уничтожения всей остальной культуры на земле? Наверное, войны будут еще повторяться. Но разве в сердцах всех людей, где бы они ни находились,— в Америке ли, в Китае, или в Советском Союзе,— в самой глубине, в самых потаенных уголках этих сердец разве не распускается, как маленький печальный цветок, чувство товарищества и братства? И разве этот маленький красный огонек не сверкает все ярче и ярче, по мере того как разгорается борьба на земле? И Юхэй решил еще раз положить все свои силы на то, чтобы бороться за мир. А если уж бороться, так жизни не пожалеть ради этого... И при этой мысли сердце в нем вдруг разгорелось.