Рассерженная миссис Лонгхинс предпочла удалиться за стойку бара, потому что она хорошо себя знала и не хотела показаться слишком грубой в отношении мистера Хелли. Даже Морган чуть не вступил в спор с Хелли по поводу миссис Морис, но к чему? Все знали, какое несносное существование Амелия Хелли устроила своему мужу, это и объясняло его враждебное отношение к женщинам. Притом, разве он был в курсе семейной жизни Морисов? Миссис Морис, казалось, очень любила мужа, но Джордж-Герберт видел много ловких артисток, которые легко принимали простодушный и наивный вид. Жаль, что он не был знаком с этой Филлис Балеброк, из-за которой все произошло.

— Филлис Балеброк и вправду была хорошенькой?

Ларсон подтвердил это с энтузиазмом. Лонгхинс, более спокойный, сказал, что ее можно было назвать красивой: тоненькая, эмоциональная, с большими глазами, веселая и приветливая по характеру. Она часто заходила в «Еловую шишку», но не задерживалась надолго: выпьет рюмочку у бара и уйдет. Никто толком не знал, чем она занималась, никого это и не беспокоило. Во всяком случае, держалась она достойно, ее никогда не видели с мужчиной. Она производила впечатление порядочной девушки, немного безрассудной, может быть, но симпатичной.

Морган повернулся к Хелли:

— Вам тоже так кажется?

— У меня нет определенного мнения, мистер Морган. Я больше люблю играть в карты, иногда выпить бутылочку пива, чем проводить время с женщинами. Я хорошенько не помню Филлис Балеброк. Не уверен, встречал ли я ее когда-нибудь. Наверное, мы бывали в «Еловой шишке» в разное время.

Увидев удивленный взгляд Лонгхинса, он добавил:

— Ну что, мы играем или нет?

Пока Ларсон раздавал карты, инспектор следующим образом заключил беседу:

— Мы сосредоточимся на Филлис Балеброк, когда будет найден Морис.

***

Когда Дора входила в Скотланд-Ярд, полисмен преградил ей дорогу:

— Вы куда, мисс?

— К инспектору Моргану.

— В это время? Он вас вызывал?

— Нет, но...

— Тогда приходите завтра утром.

— Мне нужно обязательно увидеть его сейчас.

— Тогда вам придется искать его по всему Лондону, он уже давно ушел.

— Ушел?

Дора не ожидала этого, и ей снова стало страшно. Ей нужно было поделиться с кем-нибудь, прежде чем появится убийца.

— Вы правда не знаете, где он?

— Он не счел нужным сообщить мне, мисс.

Ирония полицейского приводила ее в отчаяние. Ему было наплевать, что ей грозила смерть! Она прошептала:

— Поверьте, меня хотят убить.

— Вы шутите? Такую хорошенькую девушку! Наверняка, ревнивый возлюбленный!

— Нет... один убийца!

— О! А откуда вы знаете, что он покушается на вашу жизнь?

— Потому что я его узнала... по крайней мере, мне так кажется.

Полисмен рассмеялся. Это был здоровенный парень, который был рад поразвлечься на скучном посту.

— Вы начитались газет, мисс.

— Говорю вам, что меня, нужно взять под защиту!

— А? Если вы мне скажете, где я могу вас найти, мне будет очень приятно взять вас под свою защиту, как только я освобожусь со службы.

Она ничего не могла поделать. В отчаянии представляла себе эту бесконечную ночь, длинную ночь, когда Тот будет искать ее, чтобы сделать то же самое, что он сделал с Филлис. Как в кошмаре, она наталкивалась на ужасающее непонимание, на нежелание видеть, что Смерть приближалась к ней. Куда идти? Где спрятаться до наступления дня? Тихим, смущенным голосом она спросила «бобби»:

— Вы не посадите меня в тюрьму?

Он посмотрел на неё изумленно, потом захохотал. Когда перевел дыхание, так и не заметил тоскливую маску на лице этой забавной девушки.

— Мисс, вы думаете, Скотланд-Ярд — это отель?

Стоит ли настаивать? Ах, если б она вспомнила песню немного раньше! Как же она сразу не смогла спеть слова, которые столько раз слышала в детстве, в Девоне... Не обращая ни на что внимания, она начала напевать странную мелодию:

— ...Где найду такого, как мой Джонни, веселого, красивого и милого!...

Полисмен слушал с удовольствием.

— Вижу, дела пошли лучше! Возвращается вкус к жизни? Честное слово, Сэм О’Келли не хуже вашего Джонни... Если я буду знать, где вас найти через полтора часа, выпьем вместе по рюмочке. Я не женат, а одному так скучно.

Она посмотрела на него. На вид он был очень крепкий. Может быть, если этот здоровяк будет рядом, Тот не нападет на неё?

— Я буду «У Тима». Знаете, где это?

— А как же! Обязательно, приду!

— Я буду вас ждать... Но если вы случайно встретите мистера Моргана, скажите, что я вспомнила песню.

Сэм понимающе улыбнулся.

— Догадываюсь, бэби. Доверие за доверие: он тоже помнит песенку. А теперь беги, потому что если пройдет какая-нибудь «шишка» и заметит, что я болтаю, соображаешь? До скорого «У Тима», скорее бы взглянуть, какого цвета у тебя глазки...

Слушая удаляющиеся шаги девушки, Сэм О’Келли расправил плечи, как парень, привыкший к победам. Он и не подозревал, что никогда не узнает, какого цвета глаза Доры Карпентер.

***

Стефен Морис дышал тяжело и нервно, он стоял, прижавшись к стене, и ощущал все ее неровности. Он уже несколько раз чуть не бросился к своему дому. Со своего места, немного наклонившись, он мог различить свет, проникающий через ставни его окон. Жена ждала его. От этого у него было тепло на сердце. Не беспокоясь о том, что произойдет после, он желал лишь одного: еще раз вдохнуть воздух своего жилища, обнять Глэдис и ощутить запах лавандового шотландского мыла. Он подождал, пока пройдут несколько прохожих, и маленькими, осторожными шагами стал медленно приближаться к дому.

Боб Флэхом и Джилберт уже много лет служили в лондонской полиции. Отбросив честолюбие, они дожидались пенсионного возраста и старались избегать сложных ситуаций, а поскольку они хорошо знали и дополняли друг друга, им часто давали задание вместе. Им поручали задачи, в решении которых первостепенную роль играло терпение. Лишившись решительности, свойственной молодым, они не напрягали воображение, чтобы в повседневных событиях распознать первые признаки преступления. События воспринимались ими как таковые, так, как они происходили. Уже вторую ночь они проводили на Сэттор-стрит, поджидая возможное возвращение убийцы, которого, должно быть, очень тянуло к семье. По правде говоря, и один, и другой были больше поглощены своими собственными заботами, чем слежкой: Боб Флэхом — деформирующим ревматизмом жены, Джилберт Мэдит — экзаменом, который должна была сдать дочь, чтобы стать секретаршей. Однако даже тогда, когда они беседовали о своих делах, старый инстинкт не подводил их: не отдавая себе отчета, они внимательно следили, не происходило ли на улице что-нибудь необычное. Когда Боб Флэхом рассказывал о новом лечении, которое врач порекомендовал миссис Флэхом, напарник быстро сжал ему руку. Он тут же затих, повинуясь молчаливому знаку, слегка высунулся из укрытия и различил мужской силуэт, продвигающийся к ним по затемненным местам улицы.

***

Дора поочередно испытывала то глубокую подавленность, то дикую решимость; она смотрела на встречных прохожих то как попавшаяся судьбе жертва, то как существо, способное бороться всеми своими силами. Она поехала на метро, где было больше народа, так она скорее должна была добраться до Сохо: там, у себя, было не так страшно. Когда она уже шла по Грик-стрит, ее окликнули:

— Привет, мисс Карпентер!

В другой раз Дора бы оскорбилась, что к ней на улице обратился бродяга, но в эту ночь ей было не до высокомерия. Она остановилась и немного поболтала с Кромвелем, которого часто встречала у Филлис, он ходил ей за покупками. Подсмеиваясь над великосветскими замашками Кромвеля, девушка позвала его в кафе и предложила выпить рюмочку. Кромвель был не столько тронут, сколько удивлен этим великодушием и весело последовал за своей спутницей. Посетители обратили внимание на их появление, но они беззаботно устроились за столиком. Когда сели, Дора начала излагать нищему свои беды. Как только она открыла рот, Кромвель выразил ей свои соболезнования по поводу смерти подруги, он надеялся, что убийцу скоро найдут и накажут по заслугам. Тогда девушка стала рассказывать, как и зачем ее привлекали в Скотланд-Ярд и о чем с ней говорил инспектор Морган. А когда Дора объяснила, какую песню она вспомнила при помощи радио, Кромвель, явно взволнованный, залпом выпил свою рюмку.