– Если я это сделаю, ты умрешь, – сказала она. Ошарашенный, он молча уставился на нее. Потом в его глазах как будто забрезжило понимание – а может быть, просто согласие.

– Я из рода Заступников, – сказал он тихо, но гордо. – Будь у меня самого силы сразиться с этим чудовищем, я бы сразился. Даже верная смерть меня бы не удержала. – Он взял лицо Камалы в ладони, и она прочла в его глазах невыразимую нежность. – Сделай это за меня, Лианна.

Она отогнала подступившие слезы. «Я все это время знала, что стану причиной его смерти, – к чему же страдать теперь?»

Он поцеловал ее. Закрыв глаза, она на один краткий миг вновь ощутила запах шафрана и кассии, услышала стук дождя по холщовому верху повозки. Воспоминание пришло и ушло. Остался пожиратель душ, бросающий вызов небесам, и источник магической силы, стоящий рядом.

– Приступай, – сказал он, и она приступила. Черпая силу из его души, она превратилась в большую птицу. Он, истекающий атрой, привалился к стене, но пока не упал. Это хорошо. Быть может, в нем еще достанет огня, чтобы поддержать ее какое-то время, и ей не придется совершать Переход в пылу боя.

Сопроводив эту мысль громким кличем, она протиснулась в окно и поднялась ввысь.

Стоя один на обгорелой земле, Коливар следил за взлетом икета.

Пожиратель душ кричал, снедаемый болью, и пронзительный звук несся над покрытой пеплом равниной. Этот крик Коливар слышал прежде только раз, но запомнил его навеки. Так кричит пожиратель, лишившись разума, который руководил им. Раздираемый страхом и яростью, он больше не может мыслить здраво даже по меркам животных. В такой миг он всего опаснее, особенно когда то, что причинило ему боль, находится где-то близко. Сейчас источник его страданий – Коливар мог поклясться – помещался в стенах дворца. Чудовище придерживалось, как видно, того же мнения: описав в небе один-единственный круг, оно ринулось прямо к цели.

Когда-то Коливар слышал такой же крик, исходивший из уст человека, – и до сих пор продолжал его слышать в кошмарных снах.

Стекловидные крылья преображали солнечный свет в россыпь радужных бликов. Сколько красоты в этом смертоносном создании! Прямо-таки жаль, что ему суждено умереть. Но война есть война, даже если она тянется много веков. Этот икет поселился там, где его присутствие недопустимо, особенно теперь, когда он полностью обезумел. Он, возможно, не до конца понимал, как враждебна ему среда обитания человека, но его союзники должны были знать, чем рискуют. Коливар всего лишь помогал осуществиться судьбе, которую пожиратель душ выбрал сам.

Дожидаясь, когда икет окажется над самой его головой, Коливар собрал в пучок свою магию. Нужно найти слабое место, такое, где даже легкая рана может нанести большой вред. Анатомическое строение икета хранилось у него в памяти под грудой другого полузабытого хлама. Выкапывая нужное, Коливар потревожил пару не самых приятных воспоминаний – надо будет потом забыть их более основательно. Неумение забывать порой может стоить человеку рассудка.

Когда душевный огонь побежал по пальцам и водовороты силы заклубились вокруг, когда в теле скопилась мощь, сравнимая только с молнией, Коливар направил на пожирателя душ все свои чувства, как колдовские, так и природные, а дальше…

Дальше ничего. Он так и не нанес свой удар.

Икет пролетел мимо, увлекая за собой свою тень, и магистра овеяло запахом, что был сладостнее любых благовоний, пьянее любого вина. Дамба, которую воздвиг в своей душе Коливар, уступила, и воспоминания хлынули в щель так бурно, что магистр зашатался.

Молодых женщин приносят в жертву – бросают в горячие ключи, где они варятся заживо…

Снеговые вершины гор вздымаются над облаками…

Крылатые чудовища терзают друг друга когтями, хлещут хвостами. Их застывшая кровь падает на землю подобно красным кристаллам…

Глотая воздух, он рухнул на колени. Тень хищника, упавшая теперь на него, забирала с собой все живое тепло его тела. Счастье еще, что пожиратель душ его не заметил! «С кем ты вздумал сражаться? Глупец, глупец!»

Эта битва не для него. Его гордость ранена, но нельзя отрицать очевидное. Знамя, выпавшее из его рук, придется поднять кому-то другому.

Из дворцового окна вылетел большой ястреб, и Коливар понял, что знамя уже подхвачено.

Встречный напор воздуха придавал Камале бодрости – и опасность, как ни удивительно, тоже бодрила. Итанусу и во сне привидеться не могло, что его ученица способна броситься в бой с самым страшным на свете чудищем. Будет что рассказать, если она выживет!

Опасаясь быть зажатой между дворцом и пожирателем душ, она повернула в сторону, на простор. Черные глаза хищника смотрели только на дворец, и волны ярости, бьющие от него, как жар от песков пустыни, не позволяли усомниться в его намерениях.

Что-то должно было послужить причиной столь жгучей ненависти – но что?

От этих глаз, горящих на солнце, ее охватила слабость – смотреть на пожирателя душ слишком долго нельзя. Пару мгновений, не больше, иначе чудовище снова заворожит ее. Попробовав выдержать чуть подольше, она сбилась с ритма, камнем полетела к земле и спаслась только чудом.

Плохо, очень плохо.

Она знала, что запас ее Силы ограничен. Если она будет слишком усердствовать, консорт умрет преждевременно, а хуже этого в бою ничего быть не может. Здесь стихия не придет ей на помощь, как пришла та гроза в горах, – она может рассчитывать только на Андована. Стало быть, надо отказаться от всяких затейливых чар в пользу простой атаки. Если хорошо рассчитать удар, чудище, надо надеяться, рухнет наземь.

Вся беда в том, что для расчетов уже нет времени.

Она попыталась свести свои мимолетные впечатления от пожирателя душ в единое целое. Понять, где он наиболее уязвим. Туловище у него, похоже, все в чешуе, которая служит ему природной броней. Крылья на вид хрупкие, точно стеклянные, но разве слабые крылья удержали бы такую громадину? Поищите другую дуру. Камала высматривала цель, а волны странной гипнотической воли чудовища накатывали на нее одна за другой. Ей хотелось то уничтожить пожирателя, то лечь на землю и дать ему растерзать себя. Половину своей Силы она тратила на самоуговоры, твердя себе, что на самом-то деле ей умирать не хочется.

Где самое слабое место у одетого в броню рыцаря? – спросила себя Камала, и ответ не заставил себя ждать.

Собрав всю Силу, которой располагала (прости меня, Андован!) в один огненный сноп, Камала метнула его в чудовище. Метнула именно в то место, куда собиралась, – в мягкое подкрылье. Разряд прошил врага раскаленным копьем. Пожиратель душ закрутился в воздухе, дымясь и крича. Теперь-то он заметил Камалу, и его завораживающая мощь, направленная прямо на нее, усилилась десятикратно. Поврежденное крыло, из-за которого он еле держался в воздухе, дало Камале всего один миг. Потом ей придется бежать, чтобы не быть схваченной.

Избегая смотреть ему в глаза – эх, по ним бы ударить, кабы можно было прицелиться! – она собрала новый заряд, в десять раз мощнее первого. У Андована, как видно, еще достаточно сил – может, он и до конца битвы дотянет, если убить эту тварь поскорее. Укрепившись против коварных чар, Камала прицелилась. Теперь она хорошо видела полоски незащищенной кожи на суставах, которая резко отличалась от панциря. У воинских доспехов такое же несовершенство, говорил ей Итанус: свободу движений рыцарю обеспечивают шарниры, самое уязвимое его место.

Камала сосредоточила всю волю на выбранной ею мишени.

В глазах потемнело, бездна разверзлась, засасывая ее в глубину, и магия не пришла на помощь.

Время остановилось. Дантен смотрел в окно так, словно не понимал того, что там видит. Гвинофар смотрела на безголовое тело так, словно ожидала, что сейчас оно оживет. Рюрик стоял рядом с ней, растерянный, не совсем понимая, какая ему во всем этом предназначена роль.