Рюрик закрыл двери за собой, чтобы стража не слышала разговора. Что он такое задумал?
– Превосходные дары, государь. И совершенно чистые, я уверен. Ни одному разумному человеку не пришло бы в голову вновь навлекать на себя ваш гнев после такого урока.
– Теперь ты меня одобряешь, не так ли? – усмехнулся углом губ Дантен. – Давно ли ты переменил свое мнение?
– Как только узнал о вашем успехе.
– Похоже, все семейство нынче единодушно решило выразить мне свое одобрение. – Король недобро сощурился. – Утешительно, не правда ли, Костас?
– Поистине трогательное единение, – сухо молвил магистр. Он подошел к Гвинофар, будто бы желая осмотреть содержимое сундука, а на самом деле показывая, как беспомощна она перед ним. Отступать было некуда – она непременно наткнулась бы либо на другой короб, либо на своего мужа. Рюрик, пытавшийся придать ей мужества взглядом, больше никакой помощи оказать не мог, а Дантен и вовсе не понимал, что здесь такое творится. Оно и понятно, мрачно подумала Гвинофар. Лишь кровь Заступников заставляет ее и Рюрика ощетиниваться наподобие загнанных волков, когда Костас рядом.
В следующий миг случилось немыслимое. Костас протянул руку, чтобы коснуться ее – вопиющая дерзость не только для простого человека, но даже и для рядового магистра. Протянул свою грязную лапу к ней, Заступнице, в присутствии короля, ее мужа! Гвинофар, утратив самообладание, уже не скрывала своей ненависти. Пальцы торжествующего магистра приближались, чтобы ласково потрепать ее по щеке – он знал, что такого оскорбления она не снесет, что ее гнев неминуемо хлынет наружу…
Но она терпела. Заставляла себя терпеть… Прислонившись к сундуку, она шепотом молила своих богов не дать ей дрогнуть перед этим ползучим гадом…
– Магистр Костас! – крикнул Рюрик, и мгновение разбилось, будто стекло. Магистр оглянулся на Рюрика, Гвинофар перевела дух, ухватилась за поднятую крышку и выпрямилась.
– Ваше высочество? – небрежно, едва держась в границах учтивости, отозвался Костас.
– Мне не нравятся советы, которые вы даете отцу, – властно произнес принц.
Испуганная Гвинофар, не отваживаясь взглянуть на Дантена, смотрела в спину оцепеневшего от ярости Костаса.
– Что за чушь? – процедил магистр. – Вы посмели бросить мне вызов?
Нрав принца, гордый и надменный, как нельзя лучше отразился в его ответе.
– Я не верю, что вы честно служите этому королевству. И моему отцу тоже.
Он отвлекает Костаса на себя, подумала Гвинофар. Непростительно глупая смелость! Костас уничтожит его – а если не он, то Дантен. Они оба вполне способны приравнять эту выходку к мятежу…
Пальцы Гвинофар коснулись чего-то холодного. Чего-то стального.
Рюрик не смотрел ей в глаза, боясь, что Костас прочтет его мысли, но теперь она все поняла.
Она крепко сжала то, что нащупали ее пальцы, и помолилась еще раз, прося богов дать силу ее деснице. Мышцы Гвинофар напряглись для отчаянного рывка, крепления порвались, и сталь меча сверкнула над ее головой.
Костас спохватился, но было поздно. Даже магистры не могут предвидеть то, что случается неумышленно.
Взмах меча вобрал в себя всю ее силу, всю душу, всю веру. Она знала, что у нее есть только один удар и что жить ей осталось недолго. Магистры убьют ее, чтобы отомстить за одного из своих, голову ее, быть может, наденут на пику у главных ворот, но это ничего. Лишь бы достигнуть цели, избавить мужа от гнета пожирателей душ. Она жизни не пожалеет, чтобы освободить его. К этому зовет ее долг Заступницы.
Шея у магистра была тощая, и меч разрубил ее без труда.
Хрустнула кость. Кровь оросила лицо, волосы, платье.
Что-то увесистое отлетело в сторону, безголовое тело хлопнулось на пол, как тряпичная кукла. Меч, выпав из рук Гвинофар, звякнул об окровавленный камень, а следом упала на колени она сама, задыхаясь и вся дрожа в ужасе от содеянного.
Целую вечность в комнате стояло молчание.
– Что ты наделала? – прохрипел наконец Дантен, опустившись в лужу крови рядом с трупом магистра. – Что ты наделала?! – В его глазах она видела только безумие, ничего больше. Король перевел взгляд на меч. Гвинофар кое-как отползла подальше, Рюрик бросился ей на помощь.
Вслед за этим раздался вопль, до того жуткий, что все трое замерли. Ни человек, ни зверь не могли издать такой звук, шедший откуда-то из-за стен дворца.
Дантен метнулся к окну, Рюрик помог Гвинофар подняться. Она стояла, покачиваясь, не пытаясь выглянуть наружу. Она и так знала, что там.
– Пожиратели душ, – беззвучно произнесли ее губы.
– Что это? – вырвалось у Камалы.
– Это где-то снаружи, – прошептал бледный как мел Андован.
Оба приникли к узкому окну, пытаясь отыскать причину странного звука.
Скоро они эту причину увидели.
С дальних гор поднималось в небо крылатое существо, сверкая на солнце. Даже на таком расстоянии Камала видела, как оно огромно. Его тень заливала сплошной чернотой обугленные стволы погибшего леса. Когда хвост, которым заканчивалось змеевидное туловище, свистнул в воздухе, эхо покатилось по всей округе. А крылья! Ничего подобного Камала еще не видывала и даже представить себе не могла. Огромные, многослойные, хрупкие на вид, как стекло. Темно-синие, они все время переливались, делаясь то черными, как грозовая туча, то фиолетовыми, то зелеными.
Зрелище, страшное и прекрасное, с неодолимой силой притягивало к себе.
Андован положил руку на плечо Камале, и ей передалась его дрожь. Он дрожал не от страха: в проклятии, брошенном им вполголоса, слышалась ненависть. Саму Камалу завораживали движения грозного летуна. Ее тянуло взглянуть на него поближе. Что может быть проще? Вылезти из окна, спуститься по дворцовой стене… Оказаться в тени этих крыльев, подставить лицо их волшебным переливам, вдохнуть неведомый запах, ощутить крик дивного существа, пронизывающий все тело…
– Лианна! – крикнул Андован, дернув ее прочь от окна.
Она сморгнула. Лицо Андована выплыло из застлавшей глаза пелены.
– Что это? – пробормотала она.
– Древние называли их пожирателями душ, – режущим, как сталь, голосом ответил принц. – Ни один человек не видел их с самых Темных Веков. Предание гласит, что они обладают даром завораживать свои жертвы.
Чудище, поднявшись в небо, повернуло к дворцу. Ничего доброго это не предвещало.
– Надо остановить его, – хрипло сказал Андован.
– Но как?
Он в досаде потряс головой.
– На Севере есть воины, знающие, что делать, но в этом королевстве таких не найти. Сомневаюсь, что и северные еще годятся, после десяти-то веков. Однако эти твари живые, – тихо добавил он, глядя Камале в глаза. – Они дышат, в них течет кровь. Их можно убить.
Она расслышала за его словами вопрос, и ее сердце сжалось.
Чудовище снова издало вопль, полный бешеной ярости. «Берегитесь, – говорил это крик. – Я несу вам смерть».
– Ты не из нашего народа, – сказал принц, – и даже свою соплеменницу я был бы не вправе просить, чтобы она тратила свои силы и сокращала жизнь ради каких-то древних сказаний.
– Ты хочешь, чтобы я убила его, – внутренне содрогнувшись, сказала она.
– А ты могла бы? Возможно ли это?
Она снова выглянула в окно. Теперь, зная природу этого существа, она уже не поддавалась его чарам, но это стоило ей труда. Направить на него магический луч будет еще труднее, и опасность снова впасть в транс увеличится во сто крат. Отсюда она ничего сделать не сможет, это ясно как день. Чудовище вот-вот скроется из глаз, а если она начнет перебегать от окна к окну, то ничего путного из ее магии не получится.
Хотя… Ну конечно. Само собой.
Она и без магии – благодаря своему Глазу – знала, что сейчас испытывает чудовище. Оно обезумело от боли и ярости, жаждало крови, и все остальное для него перестало существовать. Любое животное в таком состоянии становится крайне опасным.
И человек тоже.
Андован ждал ее ответа. Какую ложь ей сочинить для него, какой полуправдой отделаться? Камала перебрала все возможное – и отбросила прочь. Этот человек заслуживает лучшего, даже если ей придется нарушить Закон.
