Нина могла сказать это наверняка. Первое, что она сделала, начав работать в «Безымянной газете», – подняла архив за все то время, что работал лагерь. Ничего. Ни одного пропавшего пионера, ни одного сбежавшего в ужасе вожатого, ни одной драки, ни одного несчастного случая. Все чинно и благородно. Лагерь закрыли без всякой на то причины. То есть причина, конечно же, должна была быть, но какая-то неочевидная. Активно пользуясь корочкой журналиста, Нина отыскала кое-кого из вожатых и других работников «Озерного». Все они вспоминали о том лете с ностальгией и искренне недоумевали, когда Нина пыталась полунамеками вывести их на мрачные темы.

– Да нормально все там было, – пожимала плечами женщина, работавшая в лагере поваром. – Детишки послушные, вожатые дружные, погода отличная, никто режим не нарушал и драк не затевал. Лагерь как лагерь.

То же самое говорила и отдыхавшая в том лагере Соня, когда Нина в очередной раз приставала к подруге с расспросами:

– Ну, Сонь, ну вспоминай. Не может быть, что там ничего не происходило.

– Да не было ничего, – совсем как повариха пожимала плечами Соня. – Кричалки кричали, костры жгли, в волейбол играли, ночью пастой друг друга мазали. Все как обычно.

– Может, ты забыла? – не теряла надежду Нина. – Может, маленькая была?

– Мне почти девять было. Я все отлично помню. Не было там ничего странного.

– Может быть, твоя психика заблокировала эти воспоминания? Может, произошло что-то настолько ужасное, что твое подсознание решило таким образом тебя защитить?

– Точно. И мое, и полусотни других детишек и кучки взрослых в придачу.

– А давай попробуем гипноз? – в восторге от собственной идеи Нина поворачивалась к другой подруге. – Лиль, ну-ка снимай свою цепочку с кулоном, будем на Соньку морок наводить.

– Ага, щас! – Соня с ужасом смотрела на Лилю, которая растерянно теребила висевший на груди янтарь, и вновь переводила взгляд на неугомонную Нину. – Окстись, женщина! Не было там ничего. Обычный лагерь, обычная смена, обычные вожатые и не менее обычные октябрята с пионерами. Все было привычно и скучно, как и в любом другом летнем лагере на нашей грешной земле.

Как правило, на этом разговор о закрытии лагеря заканчивался, но Нина не теряла надежды разузнать побольше. Поэтому несложно вообразить ее восторг, когда пару лет назад Сонькины родители решили выкупить Графскую усадьбу со всей прилегающей территорией, чтобы превратить в гостиницу. За эти два года Нине удалось побывать в усадьбе лишь четыре раза, потому что там шли грандиозные ремонтные работы и Сонины родители держали дочь с ее любопытными подругами на расстоянии – от греха подальше. Но вот ремонт подошел к концу, и две недели назад семья Матвеевых полным составом переехала в Графскую усадьбу, восточный флигель которой был переделан под дом. Сама гостиница еще требовала доработки – навести порядок, завезти в номера мебель, обустроить комнаты для отдыха персонала, но в целом усадьба вновь имела вид жилой и гостеприимный. Лишь парк оставался заброшенным и зловещим, но и это было вопросом времени. Матвеев-старший клялся и божился, что меньше чем через месяц это будет самая ухоженная и благоустроенная территория. Обещание это повергло Нину в ужас. По ее мнению, именно таким – заросшим и брошенным – парк представлял наибольшую ценность. Все это буйство одичавших розовых кустов, которое не в силах остановить даже бетон, эта паутина мха, шалью свисающая с веток, этот вечно не проходящий туман, что запутался в кронах деревьев. Разве можно так варварски приручать эту дикую красоту?

– Я приду пофотографирую парк, пока твой папа над ним не надругался, – поставила она в известность Соню пару дней назад.

– Тогда поторопись, со следующей недели у нас начинает работать бригада садовников.

Вот почему в эту субботу Нина проснулась непривычно рано для выходного дня, взяла фотоаппарат и отправилась в Графский парк. Альф увязался с ней.

Спустившись по лестнице до самого озера, Нина и пес пошли вдоль побережья. Галька негромко хрустела под ногами, спину припекало утреннее июньское солнце, а от озера, покрытого мелкой рябью волн, веяло прохладой. Время от времени они проходили мимо редких причалов, к которым были пришвартованы лодки и катамараны. На одном из причалов в тканевом пестром лежаке загорала женщина, прикрыв лицо раскрытой книгой. В остальном же побережье оставалось безлюдным. Ни рыбаков, ни купальщиков, ни шумных детишек с лопатками и ведерками. Купальщиков отпугивала вода, холодная даже в самую лютую жару, а рыбаков – полное безрыбье. Поэтому озеро полностью оправдывало свое название.

Нина взглянула на идущего рядом Альфа:

– Чуешь русалок?

Пес бросил на нее презрительный взгляд и проигнорировал вопрос.

– Вот мы и на месте, – она махнула рукой в сторону белой каменной лестницы, уходившей прочь от побережья в заросли розового олеандра. – Соня обещала нас встретить.

Соня в компании друга ожидала своих гостей за очередным поворотом зигзагообразной лестницы.

– Вас тут еще пчелы не съели? – вместо приветствия спросила Нина и скинула на ступеньки рюкзак, в котором лежали штатив, вспышка и парочка отражателей.

– Соня у нас заклинатель пчел, – Ромка с Соней улыбнулись понятной им одним шутке.

– Давно ждете?

– Минут десять, – Соня потянулась к Альфу.

– А ты-то чего здесь в такую рань? – обратилась к парню Нина, наблюдая за подругой, тискавшей собаку.

– Не спалось, – ответил Ромка. – В обед все равно на работу, вот и решил прогуляться.

– Не далековато от работы гуляешь? – усмехнувшись, Нина кивнула на видневшуюся крышу усадьбы. – Вы, я так понимаю, здесь от дяди Миши прячетесь? Гениально.

– А что не так? – Рома проследил за ее взглядом. – Сонька снова накануне на него психанула, мириться пока не хочет, а за кустами нас не видно.

– Ну да, вы же такие незаметные. Одна – огненно-рыжая, второй – под два метра ростом. Просто чемпионы по маскировке.

Соня засмеялась и приподнялась на цыпочки, чтобы сквозь макушки олеандра рассмотреть окна усадьбы. Не заметила в них движения и вновь опустилась на колени.

– Все окончательно зажило, – отчиталась она, разглядывая лапу Альфа, порезанную о разбитую бутылку пару недель назад.

Пес, не удержавшись, лизнул Соню в нос.

– Так зачем тебе фотографии? Для работы? – спросил Рома, поднимаясь со ступеньки.

– Для личного архива, – Нина тут же вручила ему рюкзак. – На, помоги даме. – Тот безропотно натянул лямки на плечо. – Дождемся, когда эти двое натискаются, и пойдем.

Соня еще раз стиснула Альфа в объятиях и поднялась.

– Да что вы понимаете в чистых и искренних чувствах? – сказала она, не отводя взгляда от собаки. – Идем, моя прелесть, не слушай этих двоих, они просто завидуют.

Они вчетвером поднялись по лестнице, вышли на покрытую мелким ракушечником подъездную площадку и повернули по тротуару направо, обходя усадьбу.

– Может, чаю хотите? – идущая впереди Соня обернулась на друзей. – Даже бутербродов могу наделать.

– Может, потом, – Нина разглядывала свежевыкрашенные стены. Взгляд остановился на окне, в котором махал рукой мальчик. – Салют! – закричала она и вскинула руку в знак приветствия.

Не ожидавший этого Ромка вздрогнул:

– Чего вы все такие голосистые-то? – завозмущался он и, проследив за взглядом Нины, тоже помахал младшему брату Сони. – А малой с нами не идет?

– Не хочет, – не оборачиваясь, отозвалась хозяйка дома. – Ему папа новую игру купил, и Антон последние два дня джойстик из рук не выпускает. Даже про Машку забыл.

– Ого, – уважительно отозвался Ромка. – Интересная, должно быть, игра. Надо тоже поиграть.

– У тебя же работа, – напомнила Нина и, сделав скорбное лицо, похлопала его по плечу. – Но ты не волнуйся, Ром, я возьму эту миссию на себя.

– Как благородно, – усмехнулся он.

– Ну так что, откуда начнем? – Соня обернулась к ребятам и махнула рукой себе за плечо. – Вот главная аллея, от нее во всех направлениях расходятся тропинки разной степени заброшенности. Вон там, – она махнула влево, – беседка. Красивая, но я бы не рискнула заходить, там пол прогнил.