После того как он убрал графа Эссекса и его отряды с улиц, прилегающих к Вестминстеру, и очистил свой Совет от Холланда и Вейна, то почувствовал достаточную силу, чтобы бросить вызов Пиму в палате общин и подмастерьям на улице в виде назначения новых епископов. В нескольких епархиях уже долгое время сохранялись вакансии, в числе которых было место архиепископа Йоркского. Закрывая эти вакансии, Карл старался ублажить своих друзей из числа умеренных. Назначение новых епископов ясно давало понять, что он не одобряет никаких реформ церкви, которые их упразднили бы. Однако характер людей, которых он назначал, предполагал, что он готов отказаться от ненавистных нововведений архиепископа Лауда. Джозеф Холл, являвшийся епископом Эксетера и во многом защитивший свое пуританское духовенство, был переведен в более сложную епархию Норвич на востоке Англии. Все другие назначения и переводы подразумевали политику примирения. Самым примечательным из них стало назначение долгое время пребывавшего в опале епископа Линкольнского Джона Уильямса на место архиепископа Йоркского.

Теперь этого хитрого говорливого валлийца фортуна просто осыпала своими милостями. Он, человек, исключенный из Королевского совета за злоупотребление доверием, осужденный за лжесвидетельство, отстраненный архиепископом Лаудом от своих епископских обязанностей и заключенный в Тауэр, оказался примасом Англии и на какое-то краткое бурное время главным архитектором и хранителем пошатнувшейся англиканской церкви. Он обладал неуместным огромным самомнением и, вероятно, столь же большой, сколь и ложной уверенностью, что друзья готовы ему помогать. Он приходился родственником Джону Хэмпдену и был в хороших отношениях с Уориком, Мэндвиллом и Сеем. Прошлым летом он являлся членом комитета, назначенного для реформирования церкви, и активно участвовал в подготовке билля, призванного ограничить права церковных судов. Теперь он верил, что его вражда с архиепископом Лауд ом и сдержанное отношение к нововведениям последнего станут залогом обретения благосклонности толпы, которая действительно громко приветствовала его, когда пришел конец политике Лауда и его выпустили из Тауэра.

Но у толпы короткая память, а для тех, у кого она хорошая, у критиков англиканской церкви имелись полемисты, готовые разрушить репутацию Джона Уильямса. Внезапно невесть откуда появился ядовитый памфлет под названием «Два взгляда на Линкольн», чтобы напомнить вдумчивым протестантам о книге, которую Уильямс написал за несколько лет до этого о восточном расположении стола причастия. Книга «Святой стол: имя и предмет» на момент своего выхода выглядела довольно умеренной и вызвала крайнее раздражение у архиепископа Лауда. Но при прочтении каким-нибудь злобным пуританином ее осторожный текст содержал слишком много такого, что выглядело папистским, а его вкрадчивая умеренность портила все еще больше.

Злополучный Джозеф Холл, несмотря на свою мягкость по отношению к пуританскому духовенству, тоже стал объектом полемики в памфлете. Он по команде короля опубликовал в защиту епископства весьма сдержанную, умеренную книгу, на которую за несколько месяцев до этого набросилась группа пуританских богословов под коллективным псевдонимом Смектимнус. Бумажная война вокруг и по поводу взглядов Смектимнуса не была забыта, поскольку в нее был втянут Джон Милтон. Но были полностью забыты, что самое важное, произошедшее в декабре 1641 г., мягкость епископа Холла и его добрые дела в отношении пуританского духовенства.

Распространение памфлетов только ускорило процесс развития болезни, не поддающейся лечению. Новые церковные назначения могли быть лучше (хотя трудно понять как) или намного хуже, но сторонники Пима в парламенте возражали против любых новых назначений, пока не будет урегулировано противоречие по поводу управления церковью, а подмастерья были готовы кричать «Нет епископам!», даже если бы речь шла о двенадцати апостолах.

В течение нескольких дней после назначения Джона Уильямса в епархию Йорка толпы возле Вестминстера стали еще многолюднее. К подмастерьям присоединились моряки и докеры с опустевших набережных, разносчики и поденщики, у которых стало мало работы.

Напрасно лорд-мэр пытался успокоить демонстрантов, напрасно опубликовал королевское воззвание, призывавшее ремесленников держать своих подмастерьев дома. Он добился только того, что противников короля стало больше. К ежедневным сборищам у Вестминстера присоединились видные горожане, которые, сидя в своих каретах, выражали поддержку топтавшемуся вокруг сброду. Готовилась чудовищного размера петиция об исключении из палаты лордов всех епископов и пэров-папистов. Говорили, что она будет длиной 24 ярда и под ней будет стоять 15 тысяч, а по некоторым подсчетам, 20 тысяч подписей. Подмастерья шутливо угрожали перерезать горло каждому, кто откажется поставить свою подпись.

В это время в своем доме в Блекфеарсе, куда приезжали немногочисленные обеспокоенные представители двора, умирал придворный художник сэр Антонис Ван Дейк. Он помнил блестящие спокойные годы, которые Уайтхоллу больше не суждено увидеть. Его звезда закатывалась, он страдал от лихорадки, настигшей его в середине жизни на вершине творческих сил. Тревожные лица наступающего десятилетия запечатлели люди с более мрачным взглядом и не столь искусной кистью.

Под этот шум и гам король Карл вернулся в Уайтхолл. Он не был напуган, но понимал, что следующая неделя станет решающей. Уже очень скоро насилие должно было столкнуться с насилием на улицах у Вестминстера, но он не верил, что сбитый с толку сброд и горстка мятежников из палаты общин смогут создать вооруженные силы, превосходящие организованные войска, за которыми стоит королевская власть. Для короля самым главным было выбрать для удара такой момент, когда его враги, допустив ошибку, поставят себя в неловкое положение, чтобы быстрые действия его гвардии совпали с изменением настроения толпы в его пользу.

Пим и его друзья предвидели и опасались именно такого развития событий, что было особенно очевидно, учитывая предложения о передаче парламенту контроля над вооруженными силами, которые они продолжали продвигать в палате общин. 7 декабря, вслед за предложениями, уже внесенными Кромвелем и Стродом, сэр Артур Хаслериг представил на рассмотрение билль о милиции. Его смысл сводился к тому, чтобы поставить все военные и военно-морские назначения под контроль парламента. После дебатов, в ходе которых друзья короля во главе с сэром Джоном Калпепером яростно настаивали на отклонении этого билля, он прошел первое чтение большинством в 158 голосов против 125.

Теперь большинство, поддерживавшее Пима, немного выросло по сравнению с прежними критическими цифрами. Но в палате по-прежнему оставалось много пустых кресел, и через несколько дней король отправил новую прокламацию, приказывая всем отсутствующим депутатам вернуться в Вестминстер ко второй неделе января. Очевидно, он рассчитывал получить большинство, как только его требование будет выполнено. Также было ясно, что он намерен, если сможет, отложить принятие критически важного решения, пока не обеспечит себе большинство. Следовательно, Пиму было жизненно необходимо ускорить решающее столкновение, чтобы оно произошло до середины января.

9 декабря три депутата-роялиста – Уилмот, Эшбернем и Поллард – были исключены из палаты за участие в армейских заговорах прошлым летом. На следующий день некто из сторонников Пима сообщил какие-то бессвязные слухи из Уайтхолла: «Один знакомый при дворе в прошлую субботу сказал, что вскоре в королевстве произойдут большие перемены; что теперь у короля есть более сильная партия в лондонском Сити и скоро состоится смена высших офицеров…» Наиболее несдержанные сторонники короля отличались такой болтливостью, что это сообщение вполне могло оказаться правдой. Не успела палата общин переварить его, как еще один активный сторонник Пима сэр Филип Степлтон объявил, что в Вестминстер-Холл без какого-либо приказа от палаты общин появились 200 алебардщиков. В ходе разбирательства выяснилось, что их прислал мировой судья Мидлсекса, который был уверен, что выполняет королевские указания по принятию мер предосторожности на случай возможного бунта. Он слышал, что десятитысячная толпа несет петицию против присутствия епископов в Вестминстере. Палата общин обвинила его в том, что он вмешивается не в свое дело, и отправила в Тауэр. Лондонская петиция была впоследствии представлена спокойной маленькой делегацией, что было со стороны организаторов хорошо просчитанным ходом, заставившим 200 алебардщиков и тех, кто их послал, выглядеть по меньшей мере глупо.