– Я смогла, – прошептала девушка и склонила голову, словно так было нужно.

– Знаю. Чувствую. Но есть что-то еще.

Ада не ответила и лишь потупила глаза.

– Ты жалеешь.

– Ни секунды! Ведь эта жертва поможет вернуть тебя.

– Нет, ты жалеешь не о содеянном. Ты жалеешь его.

– Я… – Ада собралась было оправдаться, но вспомнила, что неведомым образом общается во сне с давно умершим человеком. И по большому счету, все это происходит в ее голове, а значит, она не может врать. Ведь этот шаман – иллюзия, воспоминание или неупокоенная душа, которой удается проникать в сознание и диктовать свои условия. Но также он – единственная любовь на века. Любовь, которая победит смерть, время и законы Вселенной.

Можно лишь попытаться поверить самой в искусственные, специально выдуманные мысли. Навязать себе и передать шаману. Вот только зачем? Уж точно не ради этого паренька, жизнь которого уже закончилась, хоть он и продолжает ходить, есть и разговаривать.

Словно уловив и эти мысли, Александр растекся в счастливой улыбке, и шрам сильнее побелел. Это привлекало и пугало. Раньше Ада никогда не видела, чтобы шаман улыбался. Она вообще не видела его так четко, как теперь. Будто принесенная жертва уже дала ему плоть.

– Ада, любовь моя, ты не можешь его жалеть. Вспомни, что он сделал.

– Он убил тебя и разлучил нас, – уверенно отозвалась девушка.

Она знала это точно, жила с этой мыслью с первых дней, но не помнила подробностей, выражения лица Бориса, своего ужаса, стекленеющих глаз Александра. Знание – не есть воспоминание. И это не давало действовать с той решимостью, с какой требовал Александр.

Ада помнила свой порыв растерзать Борю на месте, когда увидела его впервые. Но шок прошел, оставив страх и неуверенность, присущую обычным людям. Ада не выбирала некромантию. Это некромантия выбрала Аду против воли. Говорили же ей – не связывайся с шаманом. А кто и когда говорил…

– Вот именно. Он лишил нас будущего тогда, но вы оба воплотились, чтобы ход времен вернулся на круги своя. Слушай меня, любимая. У тебя есть две недели, чтобы полностью подчинить парня. Не давай ему тянуться к дому, он должен забыть все – дом, друзей, свои мечты.

– Разве это возможно?

– Возможно. Чем дольше мертвяк находится вдали от прежней жизни, тем меньше воспоминаний у него остается. Стань для него центром миром. Добейся того, чтобы он выполнял твои приказы даже без наказания.

– Но как?

– Хочешь – кнутом, а хочешь – пряником. Приказывай, наказывай, используй поводок. Или соблазняй. Неважно. Важен результат.

Ада вдруг почувствовала себя неуютно, будто шаман вовсе ее не любит, и она – просто средство. Девушка сразу же погнала мысль прочь, и шаман ничего не заметил.

– Может, нам сразу уехать в Териберку? Он хотел туда на экскурсию. Придумаю что-нибудь, заманю.

– Нет, нельзя. Пусть привыкает здесь. Ему нельзя оказываться близко ко мне, пока парень не привязан полностью. Сейчас он может порвать ошейник и сбежать.

– Он же умрет!

– Вот именно. Тебя поймают и казнят…

– Сейчас так не поступают с преступниками. Их сажают в тюрьму.

– Правда? Как гуманно, – хмыкнул Александр. – Это неважно. Он умрет, ты будешь в тюрьме, а я – в камне.

– Даже не думай об этом! – Ада ощущала физическую боль, когда вспоминала об участи Александра. – Я сделаю все, как ты говоришь.

– Я уверен в тебе, любимая. Вместе мы сможем все. Я вернусь, и мир изменится для нас. Я принесу забытые знания, я буду владеть стихиями, как мои предки. Осталось всего две недели, и я вернусь в мир. Смогу пройти ногами по лишайнику. Вдохнуть запах моря. Ощутить вкус морошки.

– И мы будем вместе… – завороженно продолжила Ада.

– Навсегда. А пока следи за мальчишкой, сблизься с ним и не отпускай от себя. Приглядывай даже во сне. Не позволяй думать и вспоминать прошлое, занимай его мысли.

– Я все поняла, любимый.

– Тогда увидимся завтра.

Ада ощутила, как уголка ее рта касаются обветренные горящие губы, жаждущие воды вот уже пару веков. И сама запылала.

Некромантка открыла глаза, когда часы показывали шесть утра. Рядом с ней, свернувшись клубочком, спал Борис. Плечи его не вздымались, как положено живому человеку. Но от парня исходило настоящее человеческое тепло и едва уловимый мужской запах, к которому хотелось тянуться. Провести рукой по хорошо сложенному торсу, обнять и погрузиться в нормальное человеческое счастье.

Вот еще! Что за глупости! Что это за мысли…

Все девушки возраста Ады давно с кем-то встречались. Влюблялись, расставались и напивались от горя. А у нее – давно умерший избранник, одни пресные отношения в недалеком прошлом и убитый ею паренек, спящий с ней в одной кровати. И за что ей такая жизнь?

Боря лениво открыл глаза и потянулся. В первое мгновение он хотел широко зевнуть и похрустеть шеей, но ощущения подсказали: что-то не так. Воздух попадал в легкие, но болтался в них как-то бессмысленно, как будто был лишним. А шея… шея странно болела, словно что-то сжимало ее изнутри.

И комната вокруг. Да где он, черт возьми? Что вчера была за пьянка? Парень приподнялся на кровати и осмотрелся в попытках вспомнить, что приключилось накануне.

Он вспомнил. Слишком стремительно, слишком нереально и слишком больно. С бессильным ревом откинулся обратно на подушку, и пружинная кровать жалобно скрипнула.

Из-за двери появилась девчонка. С пронзительными зеленющими глазищами и собранными в лохматый пучок длинными волосами, в свободной футболке на одном плече и в пацанских шортах. Как ее? Точно – Ада. Чертова убийца… Сегодня без макияжа она выглядела моложе, свежее и как будто живее. Хотя с чего ей не выглядеть живой, ее-то никто не убивал.

– Доброе утро! – Девушка выглядела слишком приветливой для того, кто вчера перерезал гостю горло. – Я завтрак приготовила. Ты, наверное, проголодался.

Желудок согласно заурчал, и Боря понял, что несмотря на свое странное не до конца живое состояние, есть он хочет едва ли не больше, чем при жизни.

– Так ты мне не приснилась? – Парень потер шею в месте, где теперь тонкой полоской шрама проходил поводок.

– Неа.

– Очень жаль.

Ада в ответ только фыркнула и скрылась на кухне. Вслед за ароматом чего-то жарено-сладкого потянулся запах кофе. Здесь Борис оказался бессилен – ради утреннего кофе он был готов пережить смерть еще разок.

Боря зашел в ванную и на миг замер. Он привык каждое утро смотреться в зеркало и находиться себя «вполне ничего». Не слепая уверенность в своей привлекательности, но здравый смысл и объективная оценка. У настоящих мужиков только так.

Вот только вряд ли настоящие мужики даже изредка настолько боятся увидеть свое отражение, как Боря этим утром. Вчера вечером бездушный кусок стекла показывал самого обычного Борю. Но кто будет смотреть из зеркала сегодня – тот же Борис или разлагающееся тело, по непонятным причинам передвигающееся в пространстве. Или когда там мертвецы начинают разлагаться… А может, и того хуже – в зеркале не будет никого. Или это у вампиров? Черт! Почему взрослому двадцатилетнему парню вообще приходится думать о таком бреде!

Боря сделал над собой усилие и рывком предстал перед небольшим зеркалом, висевшим над раковиной. Тусклая лампочка не позволяла рассмотреть мелочи, но в целом было понятно: парень выглядел молодым, здоровым и вполне живым. Борис невольно издал победный вопль, и в кухне засмеялась Ада. Вот дрянь – еще смеет над ним насмехаться…

Впрочем, завтрак быстро исправил Борино утреннее недовольство. Обычно он не завтракал, чем расстраивал маму, и обходился огромным стаканом кофе на улице. Сегодня же аппетит превратился в жор. Видимо, поддержание сил в мертвом теле требовало дополнительного топлива. Боря смел сковородку яичницы, заел половиной батона хлеба и выпил две большие чашки кофе, про себя отметив, что черный кофе из турки тоже очень неплох. При жизни он предпочитал разбавлять кофе молоком. Не потому что так вкуснее, а говорят, для сосудов полезнее. Теперь он мертв, и сосудам пофиг. Может быть, начать курить? По-серьезному, а не раз в неделю на гулянках с друзьями.