Мама покачала головой. Я знала: если бы миссис Льюис не позвонила ей и не уговорила отправить меня на ночёвку, ничего бы не выгорело. Симону Льюис это даже забавляло. Она всегда говорила, что моей матери следует научиться тонкому искусству расслабления, и частенько упоминала, что та ходит с таким видом, будто жердь проглотила. Тем более Симона сама взялась отвезти нас к Карлу Мейхему. Ровно в четыре заехала за мной на своей Тойоте и посигналила дважды. Я закинула на плечо сумку и улыбнулась.

– Веселей, мам.

– Обещай не ловить у них в гостях фантомного убийцу и не падать с лестницы, – с иронией сказала мама и отряхнула руки от муки. Она готовила яблочный пирог. – А может, всё же не поедешь?

Я хмыкнула и быстро выскочила на террасу, пока она не передумала.

– Пока, мам! – бросила себе за плечо, сбегая по ступенькам на дорожку. – Люблю тебя!

В стриженой траве было полно опавших листьев. Наш газон и палисадник выглядел далеко не таким ухоженным, как у соседей, да и дом было бы неплохо покрасить. Миссис Льюис посигналила ещё разок, высунула руку из окна и помахала моей матушке. Та стояла на террасе и провожала меня долгим беспокойным взглядом. Я знала, что она просто потеряла себя и свой покой, когда умер отец, но не солгала: я очень любила её, пускай она и была невыносима.

– Привет, Лесли, – сказала Симона Льюис, когда я закинула сумку на заднее сиденье, а сама села рядом с водительским сиденьем. – Удерём отсюда, пока нас не поймал шериф в юбке?

– С большим удовольствием, Стрелок, – широко улыбнулась я, и мы выехали на дорогу.

До дома Льюисов было всего ничего – каких-то двадцать минут. Мы сразу направились в комнату к Дафне. У нас было меньше трёх часов, чтобы подготовиться к вечеринке: я хотела оставить время на дорогу, но Симона заявила, когда принесла нам колу:

– Запомните, девочки. Никогда не заявляйтесь на тусовку вовремя. Всегда – с опозданием. Во сколько начало?

– В семь. – На слове «тусовка» мы с Дафной переглянулись.

– Тогда к восьми приедем в самый раз, – одобрила Симона, подмигнула нам и вышла.

Я вскинула брови и посмотрела на Дафну. Она пожала плечами.

– Она принимает неплохие антидепрессанты. – Дафна открыла банку колы и отпила. – И они с отцом ходят к семейному психологу.

Я поморщилась:

– Сочувствую.

– Да нет. Это лучше, чем слышать их постоянные крики и ругань. Джейсон хотя бы перестал царапать себя по ночам. Но нервный тик так и не прошёл.

Родители у неё то расходились, то сходились, притом бурно, со скандалами и примирением. Дафна помолчала, уселась по-турецки на пушистый бежевый ковёр. Я неловко спросила:

– А раньше царапал?

– Да. Психолог сказала, это типа на нервной почве. Ну он так выражает свой стресс. Ма и па в начале лета снова разъехались. Но решили, что всё же гнать лошадей не стоит. И Джей очень переживал.

Дафна опустила взгляд, и мне почудилось, рот у неё скривился, как если бы она хотела заплакать. Но она сдержалась.

– Джею пришлось нелегко. Ему всего одиннадцать. – Она глотнула ещё колы. – Я могу кое о чём спросить?

– Без проблем.

Когда вот так спрашивают, становится очевидно, вопрос будет не из простых. Дафна отставила банку с лимонадом в сторону. Щёки у неё немного покраснели.

– Когда умер твой отец. Хэлен… как она это перенесла?

Я задумалась. Ответить вот так сразу было непросто. Может быть, потому что Хэлен вопреки ожиданиям оказалась очень стойкой.

– Легче, чем мы с мамой боялись.

– Она не переживала? Не появилось никаких вредных привычек?

– Она не такая, как мы, – задумчиво сказала я. – Она больше похожа на отца. И она всегда была очень… сильной. Но с тех пор полюбила оставаться одна и вообще чаще стала уединяться. Думаю, она всё копит в себе, и однажды эту маленькую плотину прорвёт. Но я и сама была тогда почти спокойна. Я со всем смирилась.

Дафна задумчиво уронила затылок на кровать. Я развела руками:

– Ничего не могла поделать: меня будто заморозило. Когда он умер, я плакала, конечно, но, знаешь, не было никакой истерики, никакой страшной боли внутри. После похорон стало легче. Но у нас другое. Мы знали, что это случится. Вопрос был только – когда. А у вас всё сложно. Жизнь – штука посложнее смерти, потому что здесь всегда приходится над чем-то работать.

Мы быстро перевели тему. Я старалась не вспоминать то время, Дафна больше не ворошила мои раны. Я, конечно, не рассказала, что никуда не делись одинокие слёзы в подушку, давящее чувство вины, похожее на могильную плиту, а иногда ночью или за завтраком – обычно в это время – мне становится так тошно, что хочется встать и заорать на весь мир и рассыпаться в пыль, чтобы никогда больше не чувствовать ни боли, ни разочарования, ни тоски, ни злости. Ничего. Вот только это и на десять процентов не отразит то, что я пережила – так зачем пытаться, если я всё привыкла держать в себе.

Я достала из сумки припрятанный чёрный топ из тонкой шелковистой ткани: мне нравилось, как он смотрелся с моими свободными голубыми джинсами, и нравилось, что не нужно было полностью переодеваться. Дафна помогла обернуть его длинные шнурки вокруг талии и завязать за спиной. Сама она надела короткое свободное платье цвета хаки и высокие сапожки.

– Как думаешь, кто ещё будет на вечеринке?

– Все старшеклассники. – Она подкрасила губы блеском и убрала его в ящик туалетного столика. – Кроме стрёмных ребят вроде Гэри Ньюмана или Джесси Пайнс. И таких же, как они.

– Тысячу лет не развлекалась так. – Я расчёсывала волосы, морщась, потому что они уже успели за целый день запутаться. В начале лета я обрезала их по лопатки кухонными металлическими ножницами, но за это время они здорово отросли. – Во сколько твоя мама нас заберёт?

– В десять. – Дафна улыбнулась. – Но, может, удастся уговорить, и золушки погуляют на час подольше.

К дому Карла Мейхема многие ребята добирались на своих тачках, других подвозили родители. Очевидно, все они решили, что это хорошая идея – провести «прощальную вечеринку» в честь погибших, и, судя по тому, что на крыльце гостей встречали мистер и миссис Мейхем, всё должно было выглядеть очень пристойно. В местных новостях появилась информация, что случившееся в доме Коксов – несчастный случай. Полиция разбирается в деталях, салют! Развлекайтесь, детки, ведь вы живы.

Миссис Льюис остановила машину напротив дорожки к дому и улыбнулась нам.

– В половину одиннадцатого, – сказала она, хотя Дафна спорила всю дорогу. – И чтобы ваши телефоны были всегда включены. Хотя бы один пропущенный звонок – тогда я выезжаю.

– Есть, мэм, – хором протянули мы, и миссис Льюис, кивнув нам, отсалютовала и вывернула на шоссе.

Мы с Дафной переглянулись, замерев возле живой изгороди. Я неловко пожала плечами:

– Это так странно. На днях грохнули Кокс и её компанию. А уже сегодня мы развлекаемся на большой тусовке.

– Помилуй боже, – закатила глаза Дафна. – Написано же – «в честь погибших»… И потом, кто его знает. Они баловались травкой. Может, накурились чего-то посерьёзнее в тот вечер и порешили друг друга. Я за другое волнуюсь. Надеюсь, Мейхемы не заказали пиньяту – тогда без крови реально не обойтись.

Возле обочины остановилась полицейская машина с выключенными мигалками, и из неё с каменным выражением лица вышел Энтони. За рулём был Дэрил, на пассажирском месте – другой коп, кареглазый и темноволосый, с квадратной челюстью, с волчьим взглядом. Он мне не понравился с первой секунды. В присутствии такого полицейского не чувствуешь себя в безопасности.

– Чёрная футболка? – скептично хмыкнула Дафна. – Кожаные штаны? Ты серьёзно?

– Я люблю произвести впечатление, – заявил Энтони и стукнул по крыше машины ладонью. – Давай, Дэрил, вали.

– Я заеду за тобой в десять, – сказал Дэрил, опустив стекло, и пригладил каштановые волнистые волосы. – Привет, девочки. А тебе всё ясно?

– Да-да, – проворчал Энтони. – Яснее ясного.