Кажется, я стонал. Точно не помню. Или выл.

Приступ продолжался недолго. Всего минуту. Но за эту минуту я понял, что ощущает еретик, когда его голову зажимают пыточными тисками Белые Храмовники.

– Господин арканолог… – донёсся до меня чей-то голос на краю слуха. – Господин арканолог…

Я продолжал стоять на коленях, глядя возвращающимся зрением на серый камень мостовой.

– Господин арканолог! – разобрал я, наконец, голос Гаррета. Судя по всему, он тряс меня за плечо и пытался поставить на ноги.

– Щас… – прохрипел я. – Щас я… Воды…

– На, на вина, – ответил он, торопливо поднося что-то к моим губам. – Пей.

Словно маленький телёнок, я принялся шарить губами, пока стражник чуть ли не силой влил мне в горло вино из фляги. Вино было креплёным, жутким и отдавало сивухой, однако это было именно то, что нужно. Я закашлялся, захрипел, вино пошло не в то горло, и, обжигая нёбо, выплюнул эту дрянь.

– Твою-то мать, у тебя кровища хлещет!..

– Знаю, знаю. Вроде остановилась. Сейчас, погоди…

Перевернувшись, я с размаху уселся задницей прямо на мостовую. Прислонившись спиной к крепостной стене, я молча смотрел на закатное небо и глотал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на зимний лёд.

– Это что сейчас такое нахрен было?! – с праведным возмущением в голосе спросил Гаррет.

– Поиск… – произнёс я, стараясь выровнять дыхание. – Руны поиска… Тебя что, тоже скрутило?

Я спросил, потому как парень держался за висок. Наверняка, в роду было что-то типа бабки-знахарки, а сам парень получил малую толику магического дара. Правда, совсем крохотную. Настолько, что её почти не было видно.

– В голову стрельнуло, да, – ответил он. – Но не так, как тебе. Я думал, когда ты упал, что тебя вообще наизнанку вывернет. Ты ещё стонал так… раненные при смерти так не стонут. Ещё раз. Это что было такое?

– Заклинание поиска, говорю же. Ищет малефикаров…

– Кого?

– Злых духов, твою мать. Слушать будешь?

– Угу.

– Так вот… – продолжил я. – Нет, дай ещё этой дряни, опять голова кружится.

Отхлебнув богатырский глоток из протянутой фляги, я тут же пожалел о своей опрометчивости. Дрянное вино вновь обожгло рот, и я чуть ли не силой заставил себя проглотить его. То ли от омерзения, то ли от ударной дозы сивухи, мне полегчало окончательно.

– Ну и бормотуха, – произнёс я, возвращая флягу. – Как ты это вообще пьёшь?

Гаррет лишь пожал плечами. На войне вообще из водорослей гнали. Так что это ещё вполне неплохое.

– Так вот, возвращаясь к твоему вопросу, Гаррет. Я сейчас только что просканировал город и его ближайшие окрестности на наличие злобных духов. По идее, у все, у кого есть магические способности, должны были ощутить головную боль. Насколько сильную – зависит от силы злого духа, сиречь малефикара. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю, – отозвался Гаррет, – не тупой. И что, каждый раз так крутит?

– Дай ещё…

– Нет, – ответил я не своим голосом после очередного глотка. – Не всегда. Так меня ещё ни разу не крутило.

Я заметил, как в глазах Гаррета промелькнуло понимание ситуации. Понимание, от которого у парня на коже выскочили мурашки.

– Дело дрянь?

– Это ты ещё складно выразился, дружище. Мы в полной жопе.

***

Я шёл по лесу, продираясь сквозь низкие кустарники и то и дело натыкаясь на низко висящие хвойные ветки. Тёмно-зелёные иголки постоянно лезли в глаза, дождевая вода, скопившаяся на них, ручьями лилась за воротник, а ноги то и дело проваливались в сырой перегной, расползавшийся под ногами.

Закат уже почти догорел.

Остатки солнечных лучей блестели где-то за спиной, отражаясь от капель на тонких еловых иголках. Из-за этого лес казался объят пожаром, но пожаром не книжным, не полным радости и яркого света, а каким-то мрачным и оранжевым, после которого не останется ничего, лишь прах и зола. До цели оставалось метров пятьсот, может чуть больше, но я осознавал, что вечернего света хватит ещё минут на десять-пятнадцать. И посему, благоразумно привязал к левому бедру факел, а потёртое огниво засунул в карман плаща. В ножнах на поясе у меня болтался короткий одноручный меч, который скорее пристало бы называть кинжалом. Им я владел скорее плохо, чем хорошо и таскал больше для собственного успокоения, прекрасно понимая, что в реальной схватке от него толку не будет.

На груди – пришитые на скорую руку руны. Слава Создателю, что у меня хватает терпения каждый вечер тратить огромное количество времени, чтобы сидеть и выводить эти проклятые знаки на этих проклятых дощечках со специальным тканевым ободком. Не делай я этого – пришлось бы наскоро чертить защиту прямо на одежде с непонятно каким результатом. А идти без неё в нынешней ситуации равноценно самоубийству.

Всего две дощечки. Первая – руна обнаружения. В случае, если в радиусе сотни метров от меня появится малефикар, в меня вопьётся сотня мелких иголок, словно отсидел сразу всё тело. Не самые приятные ощущения, но пару секунд можно потерпеть. Зато ни одна тварь не застанет меня врасплох.

Вторая – руна защиты. Ломанная линия, слегка похожая на эмблему «рысьего крюка», которую носят имперские наёмники. Это – мой единственный второй шанс. Как только малефикар попытается меня атаковать, неважно каким образом: магией ли, или обыкновенным ударом, невидимый кокон, окружающий меня, лопнет, а самого нападавшего отбросит прочь. У этой защиты было лишь два минуса: она была одноразовой, и она работала только против порождений тьмы. Попробуй какой-нибудь ландскнехт насадить меня на свой двуручник, помешать ему руна была бы не в силах.

Щит и набат. Слишком мало для того, с чем мне предстояло столкнуться, но лучше, чем ничего. В любом случае, выбора у меня особо не было.

Цель была близка. Я чувствовал это.

Руны не врут. Не ошибаются. И не лукавят. Каким бы сильным не был малефикар, против разума человеческого и воли Создателя он ничто. На какие бы адские уловки он не шёл, к какой бы дьявольской хитрости не прибегал, он – лишь злобный дух, ублюдок Армии, забытый в мире людей.

Где же твоя победа, Армия? Смерть, где твоё жало?

Я вышел из города примерно с час назад. Отослал Гаррета к Старику (так подчинённые называли старшего маршала, как по секрету поведал мне всё тот же Гаррет) с наказом передать ему, что произошло, и куда именно я пошёл. А сам направился в лес. Руны дали мне возможность… нет, не почуять, но осознать, в каком направлении и на каком расстоянии находилась моя цель. Примерно полтора-два километра на северо-восток. Как раз в чащу хвойного леса.

Я шёл сквозь бурелом и ветки. Шёл и молился. Снова и снова повторял одну и ту же коротенькую молитву, которую все знают с самого детства.

«Создатель, сущий на небесах…»

Головная боль такой силы – это нечто иное. Это даже не малефикар-прима…

«Да святится имя твоё, да сохранится наследие твоё…»

…либо малефикар-прима, но такой силы, какую я даже не мог себе вообразить…

«Надежду нам дай на сей день…»

…я ведь помню охоту на демона в сорок шестом году. Помню и заснеженное поле, и этот адский рёв. Мы прочёсывали квадрат за квадратом, резали эти руны на коре деревьев. Но даже тогда не было такой боли. И ведь это был один из демонов, один из Легионов, один из Армии! Правда, лишь рядовой, его имени не было в трактатах Белых Храмовников. Значит…

«И прости нам слабость нашу…»

…значит эмиссар? Офицер Армии? С именем?! Невозможно...

«Но избави нас от Легионов, ибо есть сила Твоя и Стратигия твоя во веки!»

Армия, где твоя победа? Смерть, где твоё жало?

От страха подкашивались ноги. Я чувствовал, что с каждым шагом всё ближе и ближе приближаюсь к цели. Всё лицо горело, сила поисковых рун вошла в терминальную стадию и буквально обжигала каждый участок кожи. Я было хотел запалить факел, потому что к этому времени совсем стемнело, и ночь полностью вошла в свои права, оставив на небе только жёлтый кругляш полной луны. Однако я понимал, что в том состоянии, в котором находился я, это будет бесполезно.