– Какие же мы тебе дети, а, тётя Лика?!

– Па-а-а-аша! – рассмеялась она.

Лику обычно задевало, когда он упоминал её возраст, но сейчас Паша не удержался пройтись по этой теме: она первая назвала их детьми. Выразительно изогнул бровь и официальным тоном произнёс:

– Или лучше к тебе обращаться, Анжелика Дмитриевна?!

– Паш, сейчас пешком пойдёшь!

– Выбросишь ребёнка на трассе?! – захохотал Паша. – Нет у тебя сердца, Анжелика Дмитриевна!

– Всё, перестань! Не отвлекай.

– А у кого скоро день рождения?

– Ничего не скоро, до него ещё три недели.

– Ты же понимаешь, что я не просто так напоминаю? Даже если ты не будешь его отмечать, мы всё равно тусанем за тебя. Но ты же у нас эксперт по злачным местам. Тимох, – Паша обернулся. – Мы же пойдём отмечать Ликину днюху?

– Конечно! – отозвался Тим.

– Почему бы и нет, – подёрнула плечом Лика. – Есть одно место классное, отведу вас туда. Я тогда забронирую столик на вечер пятницы, идёт? Сможете? Приглашаю всех! Инга, присоединяйся!

– Спасибо за приглашение, – отозвалась Инга. – Я, наверное, не смогу.

– Почему? Пошли с нами! Там бронь столика минимум на шесть человек, а мне кроме Тима, Паши и Яны и позвать особо некого, подружки мои не любят клубы. Музыка там что надо, оторвёмся.

– Я боюсь, мой парень меня не отпустит, – хмыкнула Инга.

– Бери его с собой. Как раз будем шестым.

– Ой, нет, он такой душнила!

– Самые душные люди потом отрываются за всех! Уж поверь душниле! – усмехнулась Лика.

– Ладно, я с ним поговорю, спасибо за приглашение!

Яна почти все выходные провела с родными, а Паша с Тимохой зависли на скалодроме.

Отец, конечно, обрадовался приезду Паши, но он довольно меланхоличный человек, все его эмоции скрыты где-то в глубине души, очень глубоко. Они с Пашей уже давно жили, как соседи, даже когда отец перестал пить.

– Как жизнь? – Паша обшаривал холодильник в поисках еды: нашёл лишь хлеб, подсохший сыр, полпачки сосисок и кетчуп. Скривился и закрыл дверцу.

– Как обычно, работаю. Завтра поеду в Ростов, вернусь через неделю. А ты как? Обустроился уже в Москве?

– У меня всё отлично! Ладно, па, я к Тимохе! Тебе ничего не надо? – суетился Паша, избегая смотреть на отца.

Паше почему-то всегда было стыдно, что папа так быстро старел, а после ухода мамы совсем себя забросил.

– Нет, ничего. Тебе это… может, деньги нужны?

– Нет, всё есть! Я побегу, буду поздно. В воскресенье опять уеду. Звони, если что!

Паше было больно смотреть на отца: старая выцветшая майка, растянутые треники, худое лицо в морщинах, щетина. Вроде родной человек, но такой далёкий. Паше хотелось встряхнуть его, сказать: «Купи себе новую футболку и нормальной еды!» Внутри ещё ныла давняя обида, что папа тоже его бросил четыре года назад. Да, он уезжал в рейсы, оставлял ему немного денег, которые Паша спускал за пару дней, а потом голодал. Но в то время Паша голодал не только из-за отсутствия еды, ему очень нужен был близкий человек рядом.

А ведь раньше папа даже брал маленького Павлика с собой в рейсы, чтобы мама могла отдохнуть. Паша обожал папину «Сканию», сон в кабине, обеды в придорожных забегаловках, ночные дороги, мелькающие пейзажи. Это были настоящие приключения. Папа всегда терпел Пашины выходки и никогда не повышал на него голос.

У Паши всегда были «особенности поведения» – так извинялась перед другими людьми мама, когда Паша крушил всё вокруг себя. Он был слишком подвижен и часто задевал и других детей. Ребёнок, который не мог усидеть на месте ни секунды – неугомонный, импульсивный, шумный и абсолютно неуправляемый – он доставлял слишком много проблем маме, но не понимал, что именно делал не так. Она постоянно перед всеми извинялась, утаскивала его отовсюду, но потом приходила домой и плакала. Паша не приживался ни в одной секции – устраивал на английском догонялки, в музыкалке порвал баян, на плавании тренер чуть не поседел, когда Паша нырнул, а потом вылез на другом конце бассейна и ушёл домой, на каратэ стегал всех поясом от кимоно. Его, конечно, потом тоже выпороли этим самым поясом.

Никаких правил, авторитетов и запретов – Паша не боялся наказаний и угроз, просто убегал при любом удобном случае. Однажды в пять лет прохожие привели его в полицию, потому что нашли на улице – он вышел из торгового центра погулять, а потом решил пойти домой. Мама очень на него кричала, а следом так же долго плакала. Потом она пришила бирку на куртку, но Паша умудрился потерять и подписанную куртку и снова оказаться в полиции.

Это потом в школьные годы его стали таскать по врачам, устраивать психолого-медико-педагогические комиссии, влепили, будто клеймо, странные буквы «СДВГ». Мама пыталась давать Паше лекарства, но от одних сильно кружилась голова, а от вторых он всё время спал. Таблетки не помогали, и неуправляемого Пашу выгнали из школы сначала из одной, а через несколько лет и из второй. Удивительно, как он ещё прижился на гимнастике, куда его отдали в девять лет. Пашу там очень много наказывали, но сбежать не давали, терпели и не выгоняли, и он постепенно привык, начало получаться что-то. Даже наконец-то появился настоящий друг, который принимал его со всеми выходками. Они одно время дрались на каждой тренировке, и их вместе наказывали, так и сдружились.

Паша планировал сбежать и из третьей школы, начал много прогуливать в седьмом классе, но мама сбежала от него раньше. Внезапно и навсегда, попрощалась и ушла с вещами. Паше было всего тринадцать, когда вдруг кончилось его детство и он остался один.

На следующей паре по гимнастике сразу после разминки Тим с Пашей подошли к разновысотным брусьям, там готовилась Аня, уже отряхивала мел в руках.

– Мальчики, смотрите и учитесь, – усмехнулась она.

Аня вскарабкалась и повисла на перекладине. Старательно делала подъёмы, перекручивалась, но чем больше разгонялась, тем больше ошибалась, чуть не сорвалась с нижнего яруса. Она аж покраснела вся от напряжения, стала ошибаться ещё больше, а под конец вообще неудачно перехватилась, не долетела до вернего уровня, рука сорвалась. Аня спрыгнула, отряхнула руки, рывками быстро расстегнула гимнастические накладки, вздохнула и не поднимала глаз. И словно хотела побыстрее от всех убежать, быстрым шагом пошла от них.

– Ты как? – к ней подскочил Тим, придержал за плечо, развернул к себе.

У Тимохи глаз на ошибки намётан, он явно увидел все неточности в технике.

– Как видишь, не в лучшей форме, – зашипела и поморщилась Аня. Она тёрла правое запястье и опустила глаза в пол.

– Связку потянула? Почему ты без напульсников? – Тим схватил её за руку, провёл большим пальцем по связке на запястье, пытаясь нащупать разрыв или растяжение, затем снял свой напульсник и надел на запястье Ани. – Мазь дать?

Паша молчаливо следил за ними: и пока Тим бережно водил пальцем по её запястью, Аня широко распахнутыми глазами смотрела на Тима. Дышала тяжело и часто, то ли запыхалась, то ли прикосновения её так волновали. Тимоха снял и нацепил на руку Ани и второй свой напульсник. Она посмотрела на оранжевые напульсники на своих руках:

– А как же ты?

– У меня запасные в сумке есть, – улыбнулся Тим и убежал в раздевалку.

Паша переглянулся с Аней и хмыкнул: её щёки пылали румянцем. Друг, похоже, даже не заметил, какое произвёл впечатление на Ариель. Паша как раз застёгивал гимнастические накладки, собираясь на перекладину. Помелил ладони. Когда подбежал Тим, Аня придерживала одной рукой другую и прижимала к себе. Тим протянул ей мазь:

– Намажь, чтобы отёка не было, она и обезболивающая, но сегодня побереги себя.

– Спасибо, – Аня жутко смутилась, покраснела ещё сильнее, но мазь взяла.

Тим нацепил белые нарукавники и свои гимнастические накладки и после Паши полез на перекладину. Повис, подмигнул и Ане. Паша тем временем включил запись на телефоне. А Тим просто летал, в этот раз разогнался сильно, перекручивался, кувыркался, цеплялся, снова разворачивался, перехватывался. По скорости превзошёл себя – на турнике Тимоха лучший. Аня смотрела, приоткрыв рот, не скрывая восхищения, а когда Тим спрыгнул в идеальном соскоке, развёл руки в стороны, Аня даже захлопала. Он широко улыбнулся. Паша выключил камеру, усмехнулся: