– Где это ты набрался таких слов? Впрочем, можешь не отвечать…
– Ты прав, мы много общались с Сергеем Олеговичем.
Хм… О чем? О снах андроидов и электронных овцах? О трех законах роботехники? – с Сереги станется… Ганин постоял несколько секунд. Нет, он никак не мог понять, как можно с помощью магии создать искусственного человека. Хотя если под магией подразумевать умение манипулировать энергией, распределять ее… как в йоге… Но разум, личность… Откуда это могло взяться. Нет, непонятно.
– Ты осознаешь себя? ― спросил Андрей.
– Определенно. Вот же я, ― истукан протянул вперед синие руки. ― Я – Малыш, я чувствую свою отделенность от других физических объектов. Но Сергей Олегович считает, что мои когнитивные функции недостаточно окрашены эмоционально.
– Что это значит?
– Он полагает, я только изображаю реакции человека, а мои действия строго рациональны. Я тоже это отмечаю. Мне бы хотелось, совершать незначительные логические ошибки, не влияющие на механизм принятия основных решений. Это бы помогло наладить более тесный контакт с остальными членами нашей группы. Но я боюсь разбалансировки.
– Ладно, как скажешь… Рад, что ты восстановился, ― Ганин собрался уходить. – И знаешь, Малыш, все же будет значительно лучше, если ты будешь говорить с нами человеческим языком ― зря ты набрался этой терминологии.
– Но ведь так точнее…
– Это тебе мой добрый совет. Даже просьба. Это все звучит нелепо.
Он оставил замершего голема переваривать эту идею и заглянул в башню. Ганин увидел, ступени, которые шли по внутренней стене вниз и вверх. Света была достаточно, чтобы все как следует рассмотреть. Улишки здесь не было. И делать здесь нечего ― ни подняться, ни спуститься было невозможно. Лестница была разрушена в обоих направлениях, в пролетах зияли такие провалы, что перескочить их человеку было не по силам.
Разыскивая Улишку, Андрей углубился в кустарниковые заросли в дальней части поляны. Здесь он неожиданно наткнулся на каменный желоб, неглубокий и пологий, идущий в сторону башни. Заинтересованно хмыкнув, Ганин пошел по нему, чтобы посмотреть, чем он кончится. И у стены нашел жерло колодца.
Чуть ниже стояло каменное корыто с выпуском, и желоб брал свое начало именно из него. Видимо, когда-то здесь был и подъемный механизм, и другие приспособления.
Ганин заглянул в колодец. Очень глубоко и темно. Кажется, на самом дне что-то отсвечивает далекой искоркой, но никаких гарантий, что вода там есть. И все же это уже кое-что, стоило вернуться сюда с трековой веревкой… Андрей начал беспокоиться, что не может найти Улишку.
Он продрался сквозь кусты и прошел вдоль нижней стены. Она все еще могла выполнять свою защитную функцию. Но вот в одном месте когда-то случился оползень и здесь стена обрушилась. Андрей схватился рукой за выступ, высунул голову. Внизу был голый и обрывистый склон. На красной глине не могли удержаться даже кусты. Где-то внизу торчали кочки с чертополохом.
Андрей вернулся на стену к спутникам.
Здесь, на траве бастионной площадки уже был разложен костер. На нем скворчал, роняя капельки жира в огонь, разделанный кролик. Управлял процессом Грисам. Тушка была нанизана на две стальные спицы, как на шампуры, гном как раз, взявшись двумя руками, переворачивал мясо на другую сторону. Все остальные спутники были здесь же, только Улишки не наблюдалось.
Андрей беспокойно оглянулся. Конечно, крепость была заброшена и здесь еще много было мест, где можно было укрыться… неужели она еще не возвращалась? Нужно было спросить, но Дежнев опять толкал речь и, к сожалению, с философским уклоном:
– …Да если бы оно так было – доверься человеку с двумя высшими образованиями. Мы живем сообразно не тому, как мир устроен, а как мы его себе представляем. И потому вы идете в этот ваш священный город. А зачем это вам? И почему это он священный?
– Не трещи, Дежнев, – попросил старший гном, морщась.
– Верно, тебе говорю, Эриферн Боордович! Вот смотри, за что ни возьмись, везде одно и тоже: например, земля круглая, а ходим мы по ней, словно она плоская…
– В каком это месте она круглая? – поинтересовался Грисам.
– Так, с тобой все ясно – это потом, – отмахнулся Дежнев и продолжил. – И живем мы так, словно век наш не ограничен на календаре жесткими датами, а будем мы жить вечно, иначе, как можно объяснить желание все вокруг перевернуть и обустроить по-новому. Зачем!? Ведь скоро все кончится! И вы, поэтому идете в этот ваш Нодгар за тридевять земель. А зачем вам это? Почему вам не жилось там, откуда вы пришли?
А Ганин вдруг некстати задумался, и вправду земля круглая? а может теперь она не круглая, а большой диск, и плывет сквозь вселенную на спинах слонов и гигантской черепахи… Ну нет, это было бы уже слишком.
– Ведь что такое материя? – продолжал вещать Дежнев. – Объективная реальность, данная нам в ощущении. Спасибо дедушке Ленину, за лаконичную формулировку. Теперь перейдем к консенсуальной реальности, или, по Чарльзу Тарту, к «обусловленной реальности», поскольку никто не спрашивает у нас согласия, хотим ли мы жить в общепринятой реальности, а грубо и непреложно приучают к ней путем «обусловливания» – то есть дрессировки социальных условных рефлексов в процессе взросления…
– Молот Гвааля мне на ногу! – вскричал Эриферн. ― Человек Ганин, вели своему товарищу прекратить это! У меня взорвется голова!
– Сергей, в самом деле… не грузи.
– И пусть он говорит на общем языке! ― грозно потребовал Грисам.
– Я только хотел сказать, что человек часто действует не в своих интересах, а руководствуясь ложными, навязанными представлениями, ― примирительно сказал Дежнев.
– Разве этого кто-нибудь еще не знает? – весело изумился Ассандр Биорк. ― Мы только этим всегда и занимаемся ― действуем, вопреки нашим интересам. Но разве мы такие одни? Вот возьми хотя бы нашего уруктая… ― в голосе рыцаря послышалась насмешка.
– Да, чувство товарищеского локтя не чуждо и нашему Шарки, ― гордясь подопечным сообщил Дежнев.
– Шарки? А что Шарки? ― спросил Грисам.
– Ради товарищей он готов рискнуть своей зеленой шкурой. Скажи им, приятель… Лучше я сам. Шарки говорит, что у этих степных уруктаев на тотемном шесте ― знак претендента. Возле их вигвамов. Значит, у них старый айбактин умер и они будут выбирать нового.
– И что? ― заинтересовался Ганин. ― Ты думаешь, они займутся этим прямо здесь? И это как-то поможет нам?
– Любой сайби может участвовать в играх… ― сказал орк. – И Шарки может.
– Сайби ― это у них типа вождь племени, ― пояснил Дежнев.
– Так ты, значит у нас не простой орк? Ты у нас из благородных? ― спросил Грисам с неприятной гримасой.
– Шарки ― сын когункана. А когункан правит всем жамбалом. Двадцать айбактинов у него в ногах.
– Вижу, куда вы клоните. Опасная затея, ― сказал Ганин.
– Еще раз, для тех, кто на бронепоезде ― мы здесь в ловушке! ― воскликнул Дежнев. ― Если мы ничего не предпримем, мы все передохнем.
На площадку выскочила Улишка. Запыхавшаяся и страшно довольная. Проказливая улыбка играла на ее губах.
– Я тебя потерял, ― сказал Ганин.
– А я воды принесла! ― воскликнула девушка, показывая мех. ― И еще могу принести. Сколько угодно.
– Где же ты взяла?
– А в ручье за стеной! Я себе дорожку нашла.
– И орки тебя не видели?
Ганин понял, что Улишка снова оборачивалась. Против своей воли он представил лисицу – несущую в пасти кожаный рукав, набирающую воду в ручье и снова поднимающуюся по крутому склону. Или она набирала, опять превратившись в девушку. И сидела голышом на корточках у воды… А вот что случается с ее одеждой, когда она меняется? Нет, одной физиологией здесь не обходится. Волшебство – штука сложная. У Улишки словно свернутое пространство в запасе. Как у компьютерного героя. Здесь должно быть какое-то рациональное объяснение. Несомненно. Может, как в квантовой механике: сколько там по теории суперструн у нас измерений? чуть ли не одиннадцать?
