– Вы мой гость. Как и все остальные, с кем вам придётся иметь дело.

– Тогда я не понимаю условия моего содержания, поскольку я нахожусь в камере-одиночке.

– Это временно. С сего дня вы будете жить во вполне приемлемых условиях. Хотите в одиночке, хотите с кем-то из друзей, если вы обретёте здесь таковых.

– Я хотел бы поблагодарить вас за музыкальный центр и кассеты, которые вы передали Хусейном. Я ещё до конца не разобрался во всём этом приобретении, но успел заметить, что вы отдаёте больше предпочтений биг-бэндам. В этом наши вкусы совпадают. Более того, я нашёл для себя очень много нового, за что вам отдельное спасибо.

– Я рад, что угодил вам. Кстати, у меня очень большая музыкальная библиотека и она будет в полном вашем распоряжении.

Словно из-под земли вырос Хусейн. Леон ему что-то сказал, тот кивнул в ответ и снова исчез.

– Скажите, – продолжил я разговор, – а как вы представляете себе джаз в полной изоляции от мира, так сказать, в некоей несвободе?

Леон снова закурил, и, казалось, задумался.

– Я понимаю ваш вопрос. Вы, наверное, знаете историю создания в СССР знаменитого джаза Эдди Рознера?41

– В общих чертах. Вы хотите, очевидно, сказать о его «магаданской гастроли»?

– Не только. Вам известно, что его оркестр давал концерт пустому залу, где в одной из лож прятался «хозяин» Страны советов – Иосиф Сталин?

– К сожалению, нет.

– Так вот, не смотря на отсутствие зрителей, оркестр играл с большим подъёмом!

– Попробовал бы он играть без подъёма!

– Ну, знаете! Страх не лучший стимулятор человеческих чувств!

– Что же тогда двигало им?

– Очевидно, желание быть обласканным диктатором.

– Это не помешало оказаться ему в Магадане.

– И, однако, он выжил там! Более того, собрал там оркестр из таких же заключённых, как и он сам! Да ещё и группу танцовщиц, от одной из которых у него родилась дочь!

– Вы очень хорошо знаете историю оркестра Эдди Рознера.

– В те годы это был наш кумир. Золотая труба Эдди Рознера.… Кстати, я был лично знаком с ним.

Наш разговор был прерван появлением Хусейна. Он внёс поднос с тарелкой, на которой возвышалась горка хорошо поджаренных, дымящихся бараньих рёбер. Сверху они были пересыпаны свеженарезанным луком и, несмотря на то, что я не особенно был охоч до баранины, очень вкусно пахли, возбуждая прямо-таки зверский аппетит.

Леон налил мне ещё одну рюмку коньяку и подвинул ко мне тарелку с бараниной.

– Угощайтесь. Это всё вам.

– Спасибо, – я показал на тарелку, – но с этим я сам, пожалуй, не управлюсь.

– Не торопитесь. У нас уйма времени. По правде сказать, я не ожидал, что мне будет приятно с вами беседовать.

– Спасибо. При других обстоятельствах посчитал бы за честь познакомиться с вами.

Впервые за всё время нашего общения Леон засмеялся.

– При других обстоятельствах мы возможно бы и не встретились.

– Скажите, а почему вы здесь? Что заставило вас сменить свет солнца на

вечную тьму? И ваша ли воля на это?

– На эти вопросы я вам пока ответить не могу.

Леон тронул обод левого колеса и развернул свою коляску спиной ко мне. В следующий момент он включил электропитание, и коляска бесшумно покатилась прочь. Уже перед тем, как скрыться за дверью, он обернулся и сказал:

– Хусейн проводит вас. Спокойной ночи.

Глава 4. Смородина

Как-то в субботу (ближе к середине июля) я взялся помочь Светлане собрать смородину. Договорились встать пораньше – с утра не так жарко, но я, как всегда проспал, и пришёл уже тогда, когда они вдвоём с Лёшкой собрали больше половины ведра. Лёшку пацаны с утра звали на рыбалку, и он в течение всего времени, пока они собирали смородину, ныл, но Света его не отпускала: мама дала задание собрать всю смородину, потому что она хотела в воскресенье отвезти её на базар в Белую Калитву.

В моём появлении Лёшка увидел поддержку, тем более что пацаны, вооружённые удочками, давно ждали его на скамейке у дома. Я сразу же принял его сторону и стал уговаривать Светлану отпустить его:

– Пусть идёт, Света, всё равно от него толку не будет.

– Мама сказала, чтобы он тоже помогал.

– С таким настроением он всё равно работать не будет, а мы с тобой и вдвоём справимся.

– Ладно, иди. Только поаккуратнее там, на речке! Не заплывай далеко! К маминому приходу на обед чтобы был дома!

Лёшка сорвался с места и мгновенно исчез, будто его ветром сдуло. Я занял его место и сразу же включился в работу.

Нижнюю часть кустов Света обрывала, сидя на маленькой скамеечке, я стоял рядом и собирал ягоды в банку, которую подвесил себе на шею. Случайно я обронил взгляд на шейный вырез её коротенького платьица и увидел две маленькие острые грудки, торчащие в разные стороны. Я почувствовал сладкое головокружение и уже просто не в силах был оторвать свой взгляд. Света это заметила, поднялась со скамейки и, прикрывая ладонью вырез, спросила:

– И что же ты там увидел?

Вначале я был очень смущён и даже не знал, что ответить. Но потом, заметив ямочки на её щеках, осмелел и сказал, как есть:

– Это получилось нечаянно, а потом я просто не мог оторвать свой взгляд от этой божественной красоты…

Света отвернулась и молча продолжала собирать смородину. Через некоторое время, не оборачиваясь, спросила:

– Это правда, что тебе понравилось?

– Что?

– То, что ты увидел?

– Да, очень. Я отдал бы, наверное, половину жизни, чтобы прикоснуться к ним, поцеловать их…

Света обернулась на миг, чуточку улыбнувшись, а потом быстро отошла от меня на почтительное расстояние. Я подумал, что она, может быть, обиделась, но не стал докучать ей извинениями и молча продолжал собирать смородину. Через какое-то время она подошла ко мне и, улыбаясь, поднесла к моему рту целую горсть спелой малины.

Я был просто счастлив! Осторожно, чуть касаясь губами её ладошки, помеченной пурпурными пятнышками, я ел сладкие, душистые ягоды, и не было для меня ничего вкуснее и слаще их.

– Ты не сердишься на меня, Света?

– Нет, что ты… наоборот, мне так приятно это…

Я тихонько привлёк её к себе, но Света быстро отстранилась и, оглянувшись, прошептала:

– Не надо, жарко очень…. И ещё увидят…. Вон, тётя Нина стоит…. Она обязательно маме расскажет…

– Ты боишься маму?

– Нет, что ты! Просто не хочу, чтобы она рассказывала.

– А это кто рядом с ней?

– Это Наташка, дочка её. Ужасная девчонка!

– Почему ужасная?

– Она всем завидует и постоянно врёт.

– И кому же она врёт?

– А, всем! Недавно маме наврала про меня такое!

– И что же, если не секрет?

– Прошлый месяц я работала на почте.

– На почте?

– Ну да, на почте. Разносила письма. Ну, там газеты, журналы. Вместо тёти Паши. Она ушла в отпуск, а мама меня устроила, чтобы подработать.

– И много же ты заработала?

– Целых шестьдесят восемь рублей!

– Солидно. И что же дальше?

– А у нас в общежитии жили солдаты. Приехали на уборку на машинах. Им приходило много писем, и я их относила коменданту. А Наташка наврала маме, что я бегаю к солдатам.

– И что, мама ей поверила?

– Нет, конечно. А ещё они с девчонками бросали камни им в окна и разбили стекло, их дружинники привели в милицию, а они всё на меня спихнули.

– И что же было?

– А, ничего. У меня просто спросили, а им досталось. Особенно Наташке.

– А чему же она завидует?

– А всему! Про тебя завидует.

– Что значит, про меня?

– Ну, что ты такой… что ты есть у меня.

– Это для неё ты тогда просила, чтобы я тебя поцеловал? В первый день нашего знакомства, помнишь?

– Ну да. И ещё для её подружки. Такая же выдра.

Я засмеялся.

– Какие вы, девчонки, все… смешные.

– Ты хотел сказать глупые.

– Я этого не сказал.