– Прощай, – бросила она и, подхватив брата под руку, потащила его к выходу, а он, еле поспевая за ней, басил:

– Ты не дала мне попрощаться с гертом Равивэлом. Что происходит, Вивьера? Куда ты так спешишь?

– Что вам прощаться, если завтра вы встретитесь вновь, – рассерженно бросила она, не сбавляя шага.

– Но, соревнования ещё не закончились.

– Ничего, завтра узнаешь всё. Я устала и хочу домой, – холодно бросила она и остановилась, осознав, что ведёт себя непростительно грубо. – Прости, я плохо себя почувствовала. Солнце сегодня, особенно жаркое, – смягчила тон и извинилась, с мольбой глядя на брата.

– Хорошо, если хочешь, мы едем домой. Твоё самочувствие мне дороже финала соревнований, – успокоил её Лорок.

– Спасибо, – тихо, еле сдерживая слёзы, выдавила она.

– Вы поссорились? – спросил Лорок, когда они были уже в пути, покачиваясь в крытом паланкине. – Герт обидел тебя?

– Нет, – поспешила ответить она. – Мы едва знакомы, чтобы успеть найти причины для ссоры. Я же говорю, солнце. Вот и глаза слезятся, – оправдалась Вивьера, хотя матерчатая крыша и густые кисти по бокам, надёжно укрывали лица от солнечных лучей.

– Всё будет хорошо. Я люблю тебя, моя сестрёнка, – тихо сказал Лорок и нежно уложил её голову на своё плечо.

– Ты самый лучший брат на свете, – прошептала она и уткнулась лицом в его грудь.

И лучший брат понял, что его юная сестра влюблена в герта, который был ему не менее дорог, чем она, но ничего не сказал и лишь прижал её сильнее.

Равивэл лежал на кровати и, закрыв глаза, шептал одно и то же: « Пусть так и остаётся, пусть так и остаётся, пусть так». Резкая головная боль оборвала шёпот, переводя его в стон. Сжав кулаки и зубы, с такой силой, что вены выступили синими бороздками, а зубы издали скрежет, он боролся с болью, вдавившись всем телом в упругую поверхность супружеского ложа, ставшее причиной расставания с любимой – теперь далёкой, но такой желанной.

– Опять, голова, – испуганно прошептала Ассия, ложась рядом с мужем.

Её лёгкие руки, прижавшие его голову к своей груди, нежно гладили его тёмные волосы, а губы шептали. – Всё пройдёт, потерпи, муж мой. Сейчас, всё закончится, любимый.

Боль ушла так же внезапно, как и появилась. Равивэл сел и Ассия, подняв прямую спину, сказала:

– Равивэл, муж мой, я говорила уже не раз, надо сходить к доктору Вайлу. Говорят он настоящий гений, эскулап, способный ставить диагноз без капсулы. Правда ещё говорят, что он – странный, но это ведь не мешает тебе посетить его?

– Гениальные люди кажутся нам странными, но на самом деле, это мы – другие, – ответил Равивэл и успокоил жену, – схожу или вызову капсулу на дом, жена моя, Ассия.

Ассия обняла мужа и поцеловала в губы, беззвучно прошептавшие: « Пусть так и остаётся».

Герт Плюм, мелькая ярким плащом в сочной зелени сада, прилегающего к красивому дому, шёл к Лороку, давшему разрешение посетить его в своих покоях. Лурд, встретивший гостя у дверей, проводил его к купальне, где Лорок совершал утреннее купание. Плюм вошёл во внутренний озеленённый дворик, когда Лорок, выйдя из воды, запахивал, расшитые золотом, полы роскошного синего халата. От зоркого глаза визора не ускользнула ни одна деталь, в том числе и кулон с чёрным опалом, скрытый на его глазах халатом. Мысль, внезапно посетившая голову Плюма, выдала: « Где-то я уже видел это, но где?». Отвлёкшись на мгновение, Плюм спешно приветствовал главу Двора:

– Солнечного дня, верб Лорок. Да продлится твоё Возвышение.

– Да продлится, – отозвался Лорок и приветствовал визитёра, договорившегося вчера, на Арене, о встрече. – Доброго утра, герт Плюм. Да умножатся твои победы в изысканиях на благо Аркадима.

– Да умножатся, – принял Плюм, прилагая правую руку к левому плечу и слегка склонив солнечную голову.

Лорок пригласил его в дом, где в Каминной комнате был накрыт стол к завтраку.

– Присаживайся герт Плюм, выпьем вина, поговорим о деле, приведшем тебя гостем в мой дом, – предложил гостеприимный хозяин, усаживаясь на вишнёвый диван с подушками из серебряной ткани.

– Я принёс бумагу, требующую твоей подписи, господин. Я намерен нанести деловой визит в башню Созерцания, с целью известной тебе, – учтиво и ясно говорил Плюм, не притрагиваясь к кубку, поданному лурдом.

– Соблюдать порядок обязаны все, даже верховный ант Главур. Занятый наукой, он двигает Аркадим к небывалым высотам, но, не появляясь на его улицах, остаётся таинственной персоной, живущей по своим правилам, часто противоречащим законам дрома и Двора. Я не прислушиваюсь к слухам и поэтому, доверяю тебе, герт Плюм, как лучшему визору, проверить деятельность башни Созерцания и дать полный отчёт к следующему Собранию и потому подпишу твою бумагу, – изложил Лорок и позвал лурда.

Лурд, вкатившись в комнату, приветствовал гостя и только потом посмотрел на хозяина, ожидая просьбы.

– Привези мне, дружок, письменный стол, – попросил Лорок, беря из рук Плюма тонкую пластину, умещающуюся на ладони и напичканную электроникой.

Через пару штрихов, лурд вернулся и, поставив перед Лороком блестящий ящичек, удалился бесшумно и быстро.

Приложив опечаток большого пальца, Лорок открыл ящичек, как книгу и взял один, из нескольких предметов, висящих в лучах – печать Двора. Приложив её к поверхности пластины, он легонько вжал печать и убрал её назад, плотно закрыв крышку сейфа.

– Проверь « льготу», герт Плюм, – обратился он к визору.

Тот, преисполненный величия, коснулся поверхности экрана, и на нём засветилась эмблема золотого пятилистника.

– Всё в порядке, верб Лорок, благодарю тебя и обещаю исполнение долга во благо Аркадима, – сурово и торжественно проговорил Плюм, смакуя внутри скрытую радость.

– Поскольку ты не пил вина, я предполагаю, что ты спешишь преуспеть в своих делах, герт Плюм, поэтому не задерживаю тебя. Срок действия печати тебе известен, так что в добрый путь, визор.

Приложив руку к плечу, Плюм откланялся и последовал за лурдом, что проводил его до ворот.

Вивьера не вышла к завтраку и брат, обеспокоенный её отсутствием, направился в её комнату, расположенную в дальнем крыле, в западной башне, устроенной над крышей дома. Дверь была открыта, что явно намекало на то, что хозяйки, ныне Розовой комнаты с высокими декорированными колонами из мрамора того же цвета, не было на месте. Лорок нашёл её в саду, прильнувшую к стволу дерева, задумчивую и печальную.

– Вивьера, солнце моё, отчего ты здесь? Я жду тебя к завтраку, – сказал Лорок, протягивая к ней руки.

– Я не голодна, брат мой, я в слезах, – ответила она, прижимаясь к нему.

Лорок нежно гладил её по волосам и спрашивал:

– Почему ты плачешь, свет мой? Слёзы портят красоту, не плачь.

– Мне приснился страшный сон. Я была в смятении и прибежала сюда, прости меня, – солгала она, скрыв истинную причину слёз, которой являлся Равивэл.

– Сны, всего лишь кратковременные видения, рисуемые нашим воображением. Они – туманы страха, которые мы сами напускаем, не понимая реального. Разум играет с нами, дабы сделать нас слабыми, – успокаивал он, гладя её волосы. – Пойдём, всё хорошо.

Хорошо было недавно, когда он целовал её в саду Лунных Роз, когда провожал, держа её руку, когда она увидела его на празднике солнечного равноденствия, и сердце замерло, ожидая его вечернего взгляда, тихого басовитого голоса и улыбки, но всё рухнуло, после короткой фразы и имени, названного им, не её имени. Женщина, очаровательная, как сама Афродита, вставшая на её пути и названная женой, сделала её чувство возможным, но не допустимым, а его самого – мечтой, мифическим запретным плодом, которым можно любоваться, желать его, даже коснуться, но никогда не узнать его вкуса. Любимый и любящий, но связанный обещанием золотых именных пластин, он будет любить её в тревожных снах, и уходить с первым робким лучом восходящего солнца, как призрачный любовник, служащий двум женским сердцам. И иначе не будет, поскольку судьба и даже время не соединит два жизненных русла в одно единое, ибо их воссоединение не начертано пророчеством, которое не верит слезам, не подкупается жалостью и не признаёт любовь, родившуюся мимо рук Алой повитухи.