– Ты видишь, как я счастлива, видишь? Скажи, – выдыхала она, переводя дыхание.

– Ты, как лунная роза, расцветшая на моих глазах, и я буду беречь её, не дав упасть ни одному лепестку, Вивьера, – отзывался он, прижимая её к груди.

– Почему любовь так прекрасна? Кто выдумал её? Скажи, любимый, – восхищённо тянула она, прижимаясь к нему так близко, что он слышал биение её сердца.

– Не знаю, кто придумал её, но она родилась и живёт во мне и умрёт вместе с моим сердцем, – говорил он, вдыхая запах её огненных волос, и она затихала на его груди.

– Не говори так, любимый. Любовь выше смерти, она – свет, а он льётся и во тьме, звёздным светом и ему нет конца, как и нашей любви.

Уткнувшись лицом в её волосы, пахнущие фиалками, даже здесь в саду роз, Равивэл думал: « Что со мной? Почему, мне достаточно её взгляда, губ, торопливых слов? Где неистовое желание срывать одежды, обладать и наслаждаться телом, гореть, выпаливая всё внутри? Почему, я смотрю на неё и задыхаюсь от счастья, боясь грубого касания, неосторожного слова? Разве любовь бывает такой разной? Где она истинная? Та – удушливая и прожигающая насквозь или эта – лёгкая, как облако и волнующая, как запоздалый рассвет, дарящий надежду. Где я – настоящий? ».

– Звёзды светлеют, – тихо проговорила Вивьера, отрываясь от Равивэла. – Пора расставаться, но как я покину тебя?

– Встречи всегда заканчиваются расставанием, иначе их бы не было, так устроен мир. Я провожу тебя, – сказал Равивэл, протягивая ей руку.

– Лорок задаст мне хорошую трёпку, – весело проговорила Вивьера, вложив свои хрупкие пальчики в его сильную ладонь.

Полная луна плыла в вышине и розы ещё цвели, ожидая рассвета, чтобы закрыться в бутоны и расцвести ночью, вновь явив миру свою красоту. Они уходили, крепко держась за руки, и ночь провожала их, чтобы услышать:

– Прощай, любимый.

– Прощай, любовь моя.

– Почему, ночи так коротки. Ещё один поцелуй, любимая.

– Ещё один? Всего один и тебе будет довольно? Как я расстанусь с тобой? Как уйти?

– Надо уйти, чтобы встретится вновь.

– До нового солнца, – звонко рассмеялась она и побежала к высокой чугунной ограде, сплошь увитой зеленью и цветами.

Глава десятая.

День солнечного равноденствия не опоздал и пришёл вовремя, собрав всех или почти всех, жителей Аркадима на Арене, созерцать не гладиаторские бои, а битву сумасшедших гонщиков.

Смотр технических изобретений, проходивший каждое солнцестояние, являл такие экземпляры, что зрители не раз заходились то удивлением, то восхищением, то заразительным смехом. Изобретательные авторы показывали внешний вид своего детища, а затем, гнали, хвалясь техническими характеристиками. Их оригинальные машины нельзя было просто назвать автомобилями или атмомобилями из-за сложности конструкций и фантазии изобретателей. Победителю доставался лавровый венок, а Аркадиму его изобретение. Проигравший не получал ничего и лишался своего изобретения, как устаревшего, не нужного этому времени и миру и его сбрасывали «Вниз», навсегда забывая о нём.

Казалось, это соревнование, было смотром не только новейшей техники, но и женских нарядов, играющих цветами, оригинальными покроями, вычурной отделкой и изобилием украшений, тяготивших мраморные шеи, гибкие руки и хрупкие пальчики. Ярко разодетые персоны, прогуливались парами, щедро раздаривая приветствия и улыбки, попивая прохладительные напитки и оценивая блеск драгоценных камней.

Соревнования были в разгаре и зрители ликовали, когда Равивэл под руку с очаровательной женой столкнулся с вербом Лороком и его прелестной спутницей. После необходимой и обязательной процедуры приветствия, мужчины, как полагалось, представили своих дам.

– Моя жена Ассия, – спокойно сказал Равивэл, наблюдая за Вивьерой и усмиряя бурлящую внутри кровь, рвущуюся резвым конём по его венам, заставляя сердце биться часто и гулко.

Вивьера держалась спокойно, улыбалась и лишь чуть, единожды, дрогнувшие губы выдали её смятение.

– Моя любезная и очаровательная сестра Вивьера, – представил Лорок свою спутницу.

– Не зря ходят слухи о твоей красоте. Вивьера, ты удивительна, – восхитилась Ассия и мило улыбнулась.

– О твоей красоте тоже не молчит дром, но он умолчал о том, что ты жена благородного герта Равивэла, – спокойно проговорила Вивьера и лишь, Равивэл понял её укор.

– Вы знакомы? – поинтересовалась Ассия, не сводя глаз с девушки.

– Недавно, герт наносил визит брату, и я видела его, издали. Вы очень красивая пара, – закончила она, подтолкнув Лорока локтем.

Над стадионом поплыла Пирамида, оповещая всех присутствующих о первых результатах соревнований.

– Начинается самое интересное, нужно занять свои места, – сказал верб Лорок и, обращаясь к герту Равивэлу, предложил, – вы с нами.

Отказать вербу было недопустимо, но мучить Вивьеру было жестоко, и Равивэл замешкался, ища причину отказа, но Ассия поспешила озвучить решение раньше мужа и учтиво приняла предложение верба Лорока. Так случилось, что Равивэл и Вивьера сидели рядом, и он не сводил глаз с её мраморного профиля. Она, не проявляя никакого интереса к его персоне, наслаждалась тем, что творилось на стадионе и над ним, в воздухе, где продолжалась демонстрация наземных гонок, показывающая воздухоплавательные способности машин, кораблей и не поддающихся пониманию конструкций. Равивэл, болезненно переживая равнодушие Вивьеры, осторожно положил свою ладонь на её руку и её пальчики дрогнули. Сжав их чуть сильней, он ждал поворота её головы и взгляда светлых глаз, но не увидел ничего и лишился её руки, грубо вырванной из его ладони. Долгожданный перерыв внёс некоторую ясность в их отношения, но не обрадовал Равивэла. Верба Лорока отвлёк визор Плюм, явившись без жены и в своём незаменимом пурпурном плаще поверх синего мундира визора. Ассия переключилась на болтовню с, неожиданно появившимися знакомыми дамами, что позволило Равивэлу и Вивьере остаться наедине, среди шумящих зрителей Арены. Нежно развернув девушку к себе, Равивэл смотрел в её глаза, но не видел в них ни ненависти, ни укора. Маска равнодушия, надетая на лицо, не скрывала обиды, затаившейся в её глазах, и Равивэл знал: ей больно. Он мысленно подбирал слова утешения, и они начали звучать:

– Вивьера, – но она прервала его и заговорила, глядя прямо в глаза:

– Я люблю тебя, и ты любишь меня, я знаю, но будущего у нас не будет. Две золотые пластины сердцу не выдержать. Оно разорвётся. Разве я могу поступить так. Мы будем любить друг друга, но на расстоянии больше никогда не встретимся. Я смогу. – Она опустила глаза и, подняв их вновь, договорила. – Пусть так и остаётся.

– Оно разорвётся гораздо раньше, если я не буду держать твоих рук, целовать твоих губ и вдыхать запах твоих волос, – пылко говорил Равивэл, нежно сжимая её руку. – Не желай мне ранней смерти, любимая. Это, жестоко.

– Ты говоришь мне о жестокости? Ты, пришедший целовать меня с другого любовного ложа? – вспылила она и опять вырвала руку. – Ты умолчал, что в союзе.

– Прости, мне больно, что я встретил и полюбил тебя сейчас, не раньше, пока был свободен от союза с Ассией, но я нисколько не жалею о том, что это случилось. Я люблю тебя и это – главное.

Вивьера, ещё не пережив пылкого высказывания и что таить, обиды, кружащей внутри, проговорила:

– Душно, – и, продев изящную руку под нить многоярусных жемчужных бус, с силой рванула её. Крупный жемчуг, сорвавшийся с её шеи, покатился по голубому платью и запрыгал по мраморным плитам, издавая мелодичные звуки. Когда музыка бусин затихла, она сказала, уже спокойно и тихо. – Я не хочу стоять между вами и делить моего любимого с чужой женщиной. Отныне, между нами – расстояние. Пусть так и остаётся.

– Я виноват перед тобой, но любовь не спрашивала разрешения, поселившись в моём сердце. Ты обвинишь и её?

– Умоляю, не говори больше ничего. Я готова расплакаться.

– Вивьера, вот ты где, – обрадовано, проговорил брат, прерывая их беседу.