Литмир - Электронная Библиотека

– Раньше, ты окрашивал примирение чудодейственной фразой: « драгоценная любовь моя». Она тоже бродит в твоих туманах?

Оглядев жену взглядом приходящих сумерек, Равивэл успокоил, рассерженную, он это видел, нимфу.

– Не надо сомневаться в том, что начертано предвидением Алой Нити, – спокойно, но твёрдо сказал он и встал из-за стола, но не двигался с места.

– Истину хранит твёрдое сердце, а твоё колеблется, – выдохнула Ассия, положив красивые пальцы на стол.

– Что происходит? Я неподобающе выпил вино и ты оскорблена?

Твёрдый громкий голос Равивэла ударился о кристаллическую стену комнаты, отлетел и вонзился в нежные уши Ассии. Её пальцы дрогнули и застыли на холодной поверхности стола. В зелёных глазах, устремлённых на мужа, колыхнулась алая дымка, тут же спрятанная взмахом ресниц. Воспарив лёгким телом с дивана, Ассия кинулась к мужу, обняла за шею. Коснувшись металлической округлости, вдавленной в нижний шейный позвонок, её палец пронзила холодность металла, как недавняя холодность голоса мужа. Убрав одну руку, она прошептала:

– Рави, я не хотела ссоры, прости.

Нежный тёплый выдох коснулся его губ и разбился об их холодную неприступность. Отведя её руку, он двумя пальцами ухватил её за выпуклую мочку белоснежного ушка и прошептал:

– Я просил тебя, никогда не называть меня так?

– Просил, – отозвался её грустный сдавленный голос и уплыл за его чуть наклонённую голову.

Его рука скользнула вниз и освободила слегка порозовевшее ухо. Он наклонился ниже, коснулся розового пятна губами и быстро направился к арочному выходу, запахнутому шёлковой занавесью и уже не увидел, как его прелестная жена, сморщив носик, показала вдогонку кончик розового язычка. Упрекнув его в невежестве, она повела себя, как невоспитанная девчонка, но кто узнает об этом.

 Глава вторая.

Верб Лорок полулежал, подложив синюю подушечку с кистями под голову, тронутую серебряной дымкой. Качающееся кресло было его любимым местом отдыха. Ловя не слухом, а сознанием мерное постукивание дугообразных ножек о мраморный пол, он думал, держа в руках маленький томик в чёрной шёлковой обложке. Он брал его, из потаённого места, каждый раз, когда оставался один и всматривался в полу размытые страницы, словно искал давно утерянную веру.

Появление книги в чёрном переплёте мучило его память и вызывало невыносимую боль, собравшуюся в комок, в левом подреберье. Его золотисто-коричневые глаза влажнели, рисуя далёкие видения, оставленные памятью из того времени, когда он был молод и счастлив.

В свои шестьдесят лун, он – моложавый и подтянутый, но устаревший сердцем, был полон солнечной энергии его родной планеты, кружащей серебристо-голубым эллипсом, вблизи Оранжевого Исполина и лишь глаза, наполненные мужской печалью, напоминали о его предзимнем возрасте. Профиль, ещё красивого, мужественного лица с прямыми линиями византийского носа, гипсовым изваянием отражался на полутёмной стене. Титулованный мундир с золотой эмблемой пятилистника в голубой сфере, чуть ниже правого погона, воплощающего крыло птицы, горделиво висел, пленённый двумя тусклыми лучами. Крупную голову, не меняющую положения и широкий лоб, прорезанный двумя складками, атаковали, причиняющие боль, мысли. Они, как визитёры, с другой, уже исчезнувшей планеты, просачивались в сознание расплывчатыми образами и туманными клочками пережитых событий. Образ молодой, безвозвратно утерянной женщины, долгое время причиняющий боль, теперь, размытый в сознании долгими здешними лунами, являлся отголоском, не прощённой себе вины, гася в исстрадавшемся сердце робкую надежду обретения счастья.

Наполнив стену серебристо-зелёным светом, электромагнитное излучение, обрисовало контур часов, забивших мерным скучным боем. Подхватив стук, сознание выдало картинку падающих малахитовых бусин, скользящих от ног к персиковой стене. Как давно это было, – подумал он, и боль обострилась, прокалывая сердце. Излучение становилось видимым каждый час и сообщало текущее состояние временного Колодца.

Всмотревшись, уже усталыми глазами, ещё раз, в раскрытые страницы, верб Лорок, бережно закрыл книгу, встал и прошёл к зеленоватой стене. Просунув руку с книгой внутрь, он ненадолго спрятал, канувший в века, бумажный томик. Он ещё не раз достанет его и, поглаживая истрепанный чёрный шёлк, будет думать о том, что было потеряно в мерцающей атмосфере Аркадима.

Сейчас, он разденется и ляжет в термокровать и до утра забудет обо всём, что тревожит и переполняет его душу. Умные, но бездушные Мотыльки, сделают температуру кровати комфортной для его, ещё не старческих, но приобретших ломкость, костей. Всю ночь, неусыпно, стражи сна, будут следить за температурным балансом и никто, даже Урхи, не нарушат сна преподобного верба Лорока и только имя, прилетевшее из прошлого, утерянное, но не забытое, не раз всколыхнёт его, протяжным женским голосом.

Небольшая ссора, вызванная пустяком, не огорчила герта Равивэла, но оставила неприятное впечатление, вызвавшее желание не встречаться с женой до утра. Раньше такие желания не приходили в его умную, но кружащуюся от её сладко-удушливых поцелуев, голову. Но всё изменилось в тот день у Хризолитового дворца.

Скинув лёгкий шёлковый халат, он поднялся по ступеням, спустился и шагнул в просторную купальню, окольцованную чёрным мрамором. Холодный фарфор пронизал ступни, а затем и тело, растянувшееся по глянцевому дну, готовое принять порцию расслабляющего удовольствия. Как только голова легла в небольшое углубление, вода тёплая и успокаивающая, начала наполнять овальное пространство. Мышцы, изначально напряжённые и стянутые, медленно теряли упругость, становясь рыхлыми и ленивыми. Вода, словно живая, чувствовала желания хозяина и, читая его мысли, меняла свою температуру. После горячей воды, распустившей мышцы в рыхлые волокна, прыснули со дна ледяные струи и взбодрили, разморенное теплом, тело, возвращая его каждодневное состояние. Выйдя из купальни, он задержался на верхней ступени, и оранжевое облако окутало его с ног до головы. Высушив бисерную влагу на коже, оно оставило, лишь единственную, выжившую под лучами, капельку на блеске драгоценного камня, вправленного в золотой вытянутый овал, и висевший кулоном на его крепкой груди. Чью слезу носил нынешний герт Верхней Трибуны, ему было неведомо, но считая её дорогим подарком, он с почтением относился к секретному талисману, надеясь, что тайна, спрятанная в нём, однажды, рассеет свои туманы. Поцеловав драгоценную слезинку, Равивэл облачился в длинную шёлковую тунику цвета вечернего песка, с продольными разрезами до колен.

Упругая широкая кровать, с высокой спинкой, дарящей батальную сцену, сотворённую рукой великого мастера живописи, завешенная парчовым балдахином и, ожидающая супружескую чету, приняла одного супруга, распахнув свои шёлковые объятья. Ассия не шла, и ему было приятно состояние лёгкой невесомости, позволяющее отдаться далёким воспоминаниям или, ещё не пришедшим, в его жизнь приятным и волнующим моментам. Она, отмеренная двадцатью тремя циклами и множеством меняющихся фаз лун, первая из которых ознаменовалась его второй принятой должностью прирума, преодолевала невидимую и манящую грань к новому витку, обещающему большие перемены.

Текущий ныне цикл, преодолев двенадцать сфер и родящий сдвоенную луну, станет неоспоримо счастливым, если проницательная жизненная Нить, не изменит грядущего.

Мечтающий, ещё с вечера хорошо выспаться, Равивэл вспугнул сон, всколыхнув в памяти, трепетное имя, вовлекшее сердце в частое прерывистое биение.

– Виврьера, – взлетел шёпот к потолку и коснулся губ прелестной мадонны.

С вогнутой высоты потолка созерцала женщина удивительной вдохновенной красоты – Мария Магдалина, созданная рукой гениального живописца, жителя другой планеты. Томящая и переворачивающая душу, каждый раз, когда он ложился в постель, она смотрела печальными глазами. Близость неразгаданной тайны, в её затуманенных грустью глазах, полуоткрытых губах, руки, припавшей к светлому водопаду волос, нависала волнующим ощущением реальности. Казалось, ещё миг и она, приблизив очаровательное лицо, коснётся его губ, даря желанный, но холодный поцелуй. Разве он достоин такой красоты? Он – мерцающая персона в лучезарном свете двора и песчинка в летописях Галактик. Человек, ищущий себя.

3
{"b":"917457","o":1}