– Не знаю, но как хочется узнать. Я скучаю, и она мне снится, – тихо произнёс Фёрст.

Урхи закружились над головами друзей, но услышали только хруст и причмокивание с коим они угощались печеньем и душистым чаем, не ведя душевных разговоров, отложенных на более благоприятное время.

 Глава восьмая.

Бледное солнце ещё не начертало своих лучей над горизонтом, а герт Равивэл был уже на ногах. Он стоял на краю купальни и, развязывая пояс халата, смотрел в бирюзовую прохладу бассейна. Рывок широких плеч и гранатовый шёлк заскользил по его загорелой спине, и упал на мраморные плиты, обнажая его сильную подтянутую фигуру. Оттолкнувшись, он нырнул в воду и поплыл, быстро и энергично, почти не разбрызгивая бирюзовой глади. Ассия вышла в тот момент, когда он выходил из воды, отряхивая прозрачную россыпь капель, покрывшую его тело. Подавая мужу халат, она оглядела его и, оставшись довольной, прозвенела мелодичным голосом:

– Доброе утро, муж мой. С лунами, ты становишься всё притягательней и мой восторг, уже не умещается в моём сердце.

Спокойно глядя на жену, Равивэл обернулся гранатовым шёлком и, улыбнувшись, сказал:

– Я бы назвал это, лестью, но уважая свою прелестную жену, скажу, что рад твоему открытию, которого ты не нашла ночью.

Ассия прильнула к мужу и зашептала, разглаживая капли на его руке, от плеча до кисти:

– Ночью было много других открытий, и они сводили меня с ума. Как коротки ночи Аркадима, – сожалела она, целуя Равивэла в грудь.

– Довольно похвал, прелестное создание, а то я растаю восточной сладостью, которую ты обожаешь не меньше меня, – сказал Равивэл и, поцеловав жену в лоб, двинулся в дом. Не слыша её шагов, он обернулся и залюбовался ею: нагое, прикрытое прозрачной тканью туники, белое, гибкое тело целовал первый луч, выглянувший из-за пышной зелени деревьев. Перебарывая возникшее желание, он быстро вошёл внутрь дома, резко колыхнув тонкие занавески в широком арочном проёме.

– Скоро полнолуние, – тихо прошептал он, и на сердце стало легче, словно лёгкий ветер коснулся его души, сняв надоевшее напряжение.

Шлюз закрылся достаточно давно, но никого не приглашали к началу собрания. Решив узнать, что происходит, Равивэл спустился в общий зал, предназначенный для отдыха трибунов. За отдельно расставленными низкими столами, на диванах, обложенных яркими подушками, сидели герты, выпивая вино и ведущие светские разговоры и явно весёлые, так как их лица держали не сходящие, ни на миг, улыбки.

Подойдя к наиболее заселённому столу, герт Равивэл, приостановился и проговорил, вмешиваясь в весёлый разговор:

– Перестирываете грязное бельё Плантагенетов или перемываете кости Цезарей, любознательные герты?

Компания окинула общим взглядом Равивэла и наперебой, пригласила присоединиться, а ответил герт Аргур, держащий широкий бокал с искристым вином, всей ладонью, пропустив его ножку между средним и безымянным пальцами:

– Бельё сильно испачкано кровью и оно, уже истлело, а венценосные кости давно сгнили. Подлил напитка и продолжил, глядя на Равивэла. – Всё уходит, превращаясь в прах, а истина…остаётся.

– И вы ищете её в вине? – спросил, улыбаясь, Равивэл.

– Истина в любви, – опять отозвался герт Аргур. – Ночью я держал грудь жены, а сейчас держу грудь французской королевы, – засмеялся он, потрясая широким бокалом, зажатым крупной ладонью.

Общий смех разлился в пространстве светлой круглой комнаты, обставленной диванами и горшками с комнатными растениями разной формы и окраской листьев, ползущих по колонам, устремлённым к потолку и щедро раскинувших свои тенистые шатры по его вогнутой чаше.

– Герт Равивэл, пригуби вина из моего кубка и почувствуешь королевскую кровь, – говорил Аргур, протягивая бокал.

– В чужом бокале не найти своей истины, – отшутился герт Равивэл и тут же спросил. – Я не вижу верба Лорока. Здоров ли он?

Теперь ответил герт Аксий, сидя за другим столом, где пили не вино, а прохладительные напитки:

– Верба Лорока вызвал ант Главур, так что все свободны на сегодня.

– Да, герт Равивэл, собрания не будет, – подытожил герт Влавит, разведя руками. – Так что, можем поговорить и о Цезарях.

– Зачем копать так глубоко и на поверхности есть, что разгребать. Так, герт Равивэл? – возобновил разговор герт Аргур и пристально посмотрел на Равивэла.

– Возможно, – отозвался Равивэл. – Но, золото заблестит и из-под хлама.

– Да, если это – золото, а если, нет?

– Не разгребай, герт Аргур. Не трать, дарованное тебе время на бессмысленное занятие. Благородство металлов, как и благородство людей, оценивается их стойкостью. Чрезмерная гибкость рискованна: можно уткнуться носом в то, что копаешь и если, это – не золото, то носу не понравится. – Смех огласил просторную залу. Равивэл направился к угловому дивану. Герт Аргур свёл брови, допил вино и проводил Равивэла осуждающим взглядом.

Дверь Двора откроется к времени обеденного перерыва: ни штрихом раньше, ни штрихом позже, поэтому всем попавшим за её титановую мощь, придётся ожидать внутри, развлекая себя вином, разговорами, прохладительными напитками и… думами, чем и был занят герт Равивэл, ожидая открытия шлюза. Мысли о Вивьере не покидали его, волнуя, восхищая и печаля его влюблённое сердце. Их первое свидание, девственное, как утренняя роза, но волнующее, как штормящий океан, томило ожиданием новой встречи, но луна, не спешащая округлить свою форму, висела туманным ломтём и равнодушно смотрела на мучения Равивэла. « Только бы увидеть её, только бы увидеть», – думал он, ожидая перерыва. Внутренние часы, возникшие зеленоватым мерцанием прямо в воздухе залы, сообщили о перерыве, и герт Равивэл первым двинулся к створам. Он брёл домой, думая о девушке, не подарившей ни единого поцелуя, но пленившей его сердце и совсем не думая о жене, ласкающей его долгие луны и оставляющей в сердце сладко-вязкий осадок. Новое чувство ожидания и восторга, перемешиваясь с чувством лёгкой вины, рождали боль, которая обострялась каждый раз, когда его руки, губы, словно подчиняясь чарам, ласкали Ассию, но малая часть разума, свободная от них, продолжала думать о Вивьере, и лишь стон, вырванный страстью, гасил стыдливые мысли.

Резко развернувшись, Равивэл изменил путь, направив уверенные шаги к Чаше, где в который раз не найдя ничего, вернётся в роскошные залы, следующие длинной цепью, упадёт в прохладный шёлк постели и, глядя в печальные глаза Магдалины, прочтёт в них усмешку, оставленную лучом, бродящего в облаках, кремового солнца. Он искал дорогу в память, хранимую Альхорой, но её, опять, не было в Чаше.

Равивэл лежал, раскинув руки и полы расстегнутого мундира, неаккуратно съехавшие углами, сморщились у его таза, обтянутого белыми брюками. Ассия вошла, когда перед глазами мужа возник сгусток энергии, расширился и он, прочитав сообщение, прилетевшее с башни Эфира, быстро вскочил, разглаживая сморщенные ранее углы кителя.

– Мне нужно ненадолго удалиться, верб Лорок прислал за мной, – сообщил Равивэл, вошедшей жене и его глаза просияли.

– Равивэл, муж мой, возьми меня с собой. Я так часто остаюсь одна, – быстро проговорила Ассия, словно боялась, что муж исчезнет, не дослушав её.

Спешно застёгивая мундир, он спокойно и твёрдо проговорил, учтиво отказывая жене:

– Я не хочу, чтобы моя жена скучала, пока я буду вести деловую беседу с вербом.

– Я не буду скучать, я поболтаю с его сестрой. Говорят, она такая красивая? – не отступала Ассия, целуя его в щёку.

Видя, что его лицо тронула тень сомнения, она привлекла его к себе и поцеловала в губы. Равивэл ответил на её поцелуй лёгким касанием губ и чуть отстранился. Её руки скользнули в густую тень его волос, и она поцеловала ещё раз. Сладко-обжигающая волна, грубо ворвавшаяся в грудь, разлилась внутри и ударила в голову, вызывая головокружение.

– Что ты делаешь со мной? Я превращаюсь в тряпку, – прошептал Равивэл, обхватывая её губы.

– Равивэл, любимый, умоляю, – шептала Ассия, делая его губы горячими, страстными и податливыми.