Августа 10-го дня. Павловская Гавань.
15 августа Российско-Американское [Кадьякское] училище в числе 50 учеников имело удовольствие показать плоды свои на публичном экзамене в присутствии Попечительнаго образователя российско-американских областей Николая Петровича г-на Резанова и любезных посетителей как г-д морских обер-офицеров и некоторой неизвестной духовной особы, равно кадьякского новоучреждаемого гражданства почетных людей. Отличившиеся за прилежание, успехи в науках и благопримерное поведение ученики лично награждены от щедрой е. пр-ва руки.
20-го августа г-н Резанов отправился к острову Баранова, в порт Ново-Архангельск (в Ситху).
Откуда 29 сентября получил я от е. пр-ва следующее письмо.
Пр-бный отец Гедеон, м-вый г-дрь мой!
Достигнув по благости Божией Ново-Архангельского порта минувшего августа 26-го поутру, нашел я здесь с соседством [т. е. индейцами тлинкитами] не весьма еще мирную жизнь. Партию [с промыслов] ожидаем с часу на час, но она не возвратилась еще. Мы живем на кекуре, имея всегда вооруженных людей и заряженные пушки, а потому почел нужным предварить вас, что в рассуждении присылки сюда для проповеди Слова Божия подвиг сей для здешняго края невозможен, а когда можно будет, то Александр Андреевич [Баранов] известит вас. Я прошу объявить духовным отцам миссии, чтобы подвизались они во славу Триипостасного Бога в пределах кадьякских, где уже начали внимать Святому Имени Его; впрочем, помещение здесь крайне нужно, а кормы еще нужнее. Мы живем весьма скучно; дожди каждый день проливные, и как ни нужны работы, но от них отбивает. Между тем устроятся здесь верфь, эленги для двух судов очищены, лес помаленьку валим и в скором времени поставим с Божию помощью на стапели военный бриг о 16 и тендер о 8 пушках, которым чертежи и сметы уже кончены.
Я поручаю содействию вашему успехи школы, которая столь же близка моему попечению; прошу вас также внушать, чтоб сохранялось повиновение к начальству и американцы безропотно исполняли повинности их, доколе не улучшим мы края сего, ибо иначе все может разрушиться, и ежели не будет в партовщики достаточного числа людей, то ножи, под которыми мы ведем здесь жизнь свою, употребятся ко вторичному россиян истреблению. Удивительно, что за варварские здесь народы; страх теперь обуздал их, но злоба осталась, и с пленниками нашими, как слышим, производят неописанные бесчеловечия. Я располагаюсь здесь пробыть зиму, а думаю, что Александр Андреевич к вам будет. Затем поручая себя в продолжение ваших ко мне благорасположении всегда с совершенным почтением. В. пр-бия покорнейший слуга Николай Резанов.
Сентября 11-го, 1805 года. Остров Баранов, Порт Ново-Архангельск.
24 октября получил я еще следующее письмо.
Пр-ный отец Гедеон, м-вый г-дрь мой!
Изъявленное вами желание видеть порт Ново-Архангельск, приятный в бытность мою в Кадьяке вызов ваш разделять со мною труды на пользу Отечества и собственное мое нелестное к достоинствам вашим почтение — все сие совокупно обязывает меня, ежели письмо сие найдет вас в прежних расположениях, предложить вам участие в предпринимаемой мною секретной сего же года экспедиции. Купленный у бостонцев в компанию трехмачтовый, обшитый медью корабль Юнона под начальством г-на лейтенанта Хвостова отправился в Трехсвятительскую гавань за кормами, с тем, чтоб как можно поспешнее возвратиться, а потому как он ни часу мешкать не должен и не может, то покорнейше прошу вас, буде предложение мое будет вам угодно, поспешить немедленно в байдаре в помянутую гавань, без малейшей кому-нибудь огласки и закрыв надобностью моею в вас на Ситхе, доставить тогда скорее удовольствие увидеться с вами пребывающему с совершенным почтением вам, м-вому г-дарю моему, покорнейшим слугою Николай Резанов.
Октябрь 4-го дня 1805 г. Ново-Архангельск.
В походной церкви нет нужды, ибо в сыром здешнем климате, где строение еще без печей, она сгниет без пользы, а возьмите один только образ для корабля, чтоб иногда совершить молебствие. Впрочем повторяю еще, что прибытие ваше зависит совершенно от воли вашей.
На что е. пр-ву 1806 года апреля 14-го дня ответствовано сим.
В. пр-во, м-вый г-дрь!
Удостоен быть очевидцем ревностных в. пр-ва о благе отечественном трудов и, сладостно воспоминая таковой образ мыслей ваших, лестною почел мою обязанность сопутствовать вам на корабле Юноне в секретной вашей экспедиции. Но, к крайнему моему сожалению, стечение обстоятельств положило преграду таковому исполнению.
По получении приятного вашего письма 24 октября минувшего года Иван Иванович г-н Баннер не согласился меня отправить в старую гавань и посланному от меня монаху Иоасафу с гневом сказал: "Ехать ему туда нет ни байдары, ни людей, а судно Елисавета готово здесь к выходу, то пусть на нем и едет". Почему я принудил себя следовать к острову Баранова на означенном судне Елисавете.
Из гавани вышли 26-го числа того же месяца. К несчастию, встретил нас жестокий противный ветер; прошедши юго-западный мыс Лесного островка, стали на якоре. 28-го вечером совершенно уже вступили в настоящий путь; два удара на отмели Горбуновой, понесенные нашим судном, не воспрепятствовали продолжению нашего плавания. 9 ноября самым жестоким штормом принесены были в ночное время к земле близ Ледяного пролива Входа Креста, от коей едва отошли, быв подвержены очевидной гибели. Несколько раз видели Льтуйские горы, кои поразительным своим видом более умножали горесть о неблагополучном нашем плавании. Переменная погода: то стужа, то слякоть, то противные жестокие ветры, то туманы томили нас унылым чаянием увидеть порт Ново-Архангельск. Опасность опасности преследовала. 23-го ночью еще были принесены к Окойску — краю горести; по пролитии с сокрушенным сердцем молении помилованы Всемогущим; того же дня видели на короткое время Якутатскую бухту, хотя и держались около трех суток.
1 декабря увидели гору Св. Лазаря и чрез целую ночь в недальнем расстоянии веселыми глазами взирали на нее, но утром с крайним прискорбием оставили оный Ново-Архангельский колосс по причине жестокого противного ветра. Забыв сие, еще трижды питали себя томною надеждою быть на острове Баранова, т. е. 3-го, 6-го и 7-го числа сколько близко подходили к вышеупомянутой горе, столько удаляли нас с оной противные ветры, кои потом очень усилились. Вот несчастие! Люди обносились, появились больные, от частой слякоти не успевали просушивать платья, вода приходила к умалению, потом наступила стужа, еще горестнее, замерзали паруса, кои разволочивали гоншпугами, а руки и зубы уже не помогали, от желанного берега удалены. Что начать? Итак, 10 декабря принуждены были спуститься к Кадьяку, который 18-го и увидели с полуночи. Кажется, очень близко к нему находились, начали отлавироваться, но течением принесены были к берегу Тонкого мыса в небольшом расстоянии от острова Угак, где после сильного удара о камень в 6-м часу: утра положили якорь. 19-го ветр с половины дня усилился, якорь не удержали, гибель предстояла неизбежная, начали облегчать мачты, потом (слеза на глазах, ох, в сердце) срубили грот-мачту. Какой ужас! И теперь мятутся мои чувства! Наконец, при столь жестоком волнении, что песком от клокочущей стихии ослепляло нас, выброшено судно на берег уже [за]темно. С дрожащими членами от мокроты и холода и с теплыми слезами благодарности ко Всевышнему все сошли с судна благополучно — и тем решилась наша участь. Все плавание наше было горестно. Позднее время, сильные противные ветра, переменная погода, один мореход без помощника, упорность или лучше сказать необузданность промышленных, слабость здоровья морехода, который, в сим жалком положении силясь выходить на берег, вприбавок к нашему несчастию упал и расшиб правую руку — все сие совокупно немалою было преградою к достижению желаемого предмета. Что же принадлежит до хорошего порядка, бережливости и попечительности в сохранении груза и кормовых припасов, чему я очевидный свидетель, то делает великую честь достоинствам г-на Карпинского. Жалко только, что люди приказания его исполняли с понуждением, а по разбитии судна явные оказывали знаки непослушания; и если бы каюры не были при сем случае, то большая часть компанейского имущества погибла. Без его присутствия работа не производилась от нравственной упругости промышленных, почему принужден он [был] находиться во все время выгрузки неотступно, будучи сам нездоров.
