Наконец Ретиф встал ногами на твердую землю и отцепил парашют, рвавшийся дальше. Он осмотрелся и обнаружил, что находится на краю пятидесятифутовой дыры в земле. Он настроил свой визор так, чтобы можно было максимально точно рассмотреть окрестности, затянутые плотным дымом огня и смрадными испарениями.

Вскоре он обнаружил, что всего в каких-то десятках футов от него, на склоне шахты сделана небольшая платформа. На ней лежал мужчина. Он лежал на спине, его руки и ноги были раскинуты в стороны и, как заметил Ретиф, прикованы к платформе крепкими кандалами.

Ретиф пошел в сторону платформы и расслышал слабый крик закованного пленника:

— Убийцы! О могущественный Флит! Взываю к тебе во дни бедствий! Сейчас я переживаю самый ужасный час в моей жизни! Избавь меня от него, и я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!

— Не делай опрометчивых и необдуманных обещаний относительно будущего, Бэн, — раздался где-то совсем рядом придыхательный голос гроасца.

— Расслабьтесь, господин Маньян, — сказал Ретиф, подходя. — Это всего лишь я. Уверен, что вы бы сейчас не отказались от глоточка крепенькой для бодрости, а?

С этими словами Ретиф отцепил от своего пояса флягу и протянул ее Маньяну. Тот беспомощно потянулся ртом в сторону горлышка.

— О, боги! Это и в самом деле сработало! Может быть, есть в этом что-то… — Маньян оборвал сам себя, сделал еще глоток и поднял глаза на Ретифа: — Ретиф, умоляю вас, освободите меня от этих кандалов! У меня от них страшно ноют руки и ноги, честное слово! Ах, проклятье, как больно!

— Смирись, Бэн, — снова раздался совсем рядом шипящий гроасский голос.

— И учти: на этот раз ты вплотную придвинулся к богохульству. Проклинать что-нибудь — это кощунство, запомни. И потом, что это ты там говорил насчет «может быть», а?

Ретиф освободил Маньяна от ручных и ножных оков четырьмя короткими лучами из своего лазера. Маньян тут же схватил обеими руками фляжку и приник к ней ртом.

— Благодарю тебя, о Флит! — крикнул он, тяжело дыша после последнего глотка.

— Причем тут Флит? Кстати, откуда здесь взялся его голос? — спросил Ретиф.

— Все просто. Легкий в обращении и абсолютно надежный передатчик, предназначенный для круглосуточных молитв и благодарственных молебнов. Создает отличный тембр при приеме и передаче. Ну вот вы скажите, разве хоть у одной еще религии существует на вооружении такая штука? — У Маньяна были нелады с дыханием: оно было мелким и частым. Заметив это, Ретиф отцепил от пояса запасную кислородную маску и протянул ее бедняге.

— Благодарю тебя, о Флит! — хрипло воскликнул Маньян. — И вас также, Ретиф. Как посредника его божественного провидения — эти серные пары окончательно меня достали.

Вдруг где-то сверху раздался какой-то шум, треск и в следующую минуту на дно шахты хлынула волна странных предметов величиной примерно с футбольный мяч. Они, подпрыгивая на склоне, понеслись вниз, в дымящуюся и горящую бездну, откуда сразу сильно потянуло запахом, чем-то напоминавшим запах жареного арахиса.

— Что это такое? — удивленно спросил Ретиф.

— Урожай дынь сорта «Хуб», зараженных личинками гриблей. Гроасцы избавляются от этого гнилья, сбрасывая его в шахту со священным огнем.

— Не пойму, какая может быть святость в горящей сере? — спросил Ретиф.

— Спросите епископов, я просто работаю здесь и не задаю вопросов, — проговорил Маньян.

— Работаете?! Но когда я подходил, вы не очень-то утруждались.

— О, да, вы пришли! Вы пришли, Ретиф, как это хорошо! А работа моя состоит в неустанном чтении молитв милосердному Флиту, чтобы он принял эту жертву из миллионного дынного урожая, как знак нашего благоговения перед ним и доказательство нашей коленопреклоненности. А мы — убогие подвижники его учения. Я как раз хотел немного передохнуть, как вдруг появились вы! Знаете, в последнее время мной овладело отчаяние. Я чуть не стал отступником веры, так как перестал чувствовать поддержку Флита и мне стало казаться, что он покинул меня на произвол судьбы.

— Понимаю вас, Маньян, но не убивайтесь так неистово, а то можете перевеситься через край и окончить свой жизненный путь, поджариваясь внизу вместе с гнилыми дынями, — сказал спокойно Ретиф. — Неужели старейшины всерьез полагают, что Флит настолько туп, чтобы рассматривать миллион тонн пищевого мусора в качестве подходящего жертвоприношения?

— Мусора, вы сказали? Ретиф, да вы шутите! Эти дыни все без исключения были первого сорта и самой безупречной формы, пока в них не свили себе гнезда личинки гриблей. И не забывайте: в каждой дыне около двух миллионов гриблей, каждый из которых по достижении зрелости может предоставить отличного качества и площадью в три квадратных дюйма шкурку! Но… с прискорбием вынужден констатировать, что им теперь никогда не достигнуть зрелости. Как один из основателей ОПЗПВ я чувствую… или по крайней мере должен чувствовать страшную ярость и негодование, наблюдая за всем этим. Но, с другой стороны, Ретиф, ведь это делается во благо: во имя славы милосердного Флита!

— Так значит, торговать одеждой из шкурок червей больше не хотят? — спросил Ретиф. — Гроасцы что, решили всех ползучих уничтожить?

— Да что вы в самом деле?! На каждого червя, брошенного в серную шахту, народится еще целый миллион, который с удовольствием уничтожит все, что еще осталось от дынного урожая. Мы все только и надеемся на Флита. Что он даст нам какое-нибудь умное средство спасти дыни, а заодно и шкурки гриблей.

— Тогда ему пора засучить рукава. Кстати, нам тоже не стоит сидеть сложа руки. Пойдемте, господин Маньян. Через два с половиной часа нам нужно быть на северной окраине серных разработок. Там нас подберет вертолет.

— Что?! Покинуть мой пост?! — отпрянув, в изумлении вскричал Маньян. — Да вы что, Ретиф? А если мы даже выберемся, что ждет меня потом?

— О карьере и ее перспективах лучше поразмышлять за пределами этой могилы, — ответил Ретиф.

— Нет, нет, так нельзя, — угрюмо закачал головой Маньян. — Подумайте, ну каково будет бедному Флиту в одиночестве, если все его рьяные подвижники вдруг перестанут молиться и бросят его?!

— Последнее время говорят, что он окружил себя гроасскими сиротами на Голубой Лагуне и успешно продолжает традицию, которой положил начало министр Оливорм, — заметил Ретиф.

— Ну конечно! — вскинул руки Маньян. — Мой бог — сама добродетель. А сейчас, если вы позволите, Ретиф, я должен вернуться к своим молитвам.

— А вы уверены в том, что не хотите вернуться в Сектор, принять ванну, наложить бальзам на искалеченные кандалами руки и ноги, вкусно пообедать и отдохнуть в чистой постели?

— Ах, Ретиф, подобные прелести материального мира потеряли для меня все свое значение в свете моего духовного преображения и дарованного мне недавно богом глубокого понимания надприродных сил. Вам этого не понять.

Ретиф поймал себя на том, что морщится, вдыхая «аромат» серных паров, горелой дыни и жареных червей-грибль, исходящий из недр шахты.

— По-моему, здесь царствует настоящее зловоние, — заметил он. — Почему вы сняли кислородную маску?

— А, знаете, Ретиф, я привык к этому запаху и он мне даже нравится, — сказал блаженно Маньян. — Ведь это, друг мой, не просто испарения. Это испарения, исходящие из источника, освященного гроасской государственной церковью. От этого они приобретают какой-то новый статус. Начинаешь ценить их, видеть их достоинства.

Наверху слышался лязг гусениц работавших бульдозеров, и вскоре вниз по склону шахты низвергнулся новый каскад обреченных на сожжение дынь. Пухлые плоды стремительно катились навстречу огню, подскакивали на кочковатой поверхности склона. А некоторые из них даже раскалывались на части и выпускали из себя полными пригоршнями маленьких, слепых, лишенных конечностей и отвратительно белесых личинок червей, которые, едва вывалившись из-под кожуры треснувшей дыни, как мотыльки вспыхивали над огненной чашей охровым цветом и плыли над шахтой невесомым красным туманом.