Итак, Буркин полагал, что Беликова природа наделила быть одиноким. Однако, нужно различать «быть одному» или «быть одиноким».

В первом случае, например, монах-отшельник специально поселяется в ските в какой-нибудь пустоши, вдали от людей, чтобы мирское не отвлекало его от моления горнему.

А во втором, одиночество – это ощущение того, что нет никого, с кем можно было бы поговорить или провести время. Человек ощущает нехватку общения, понимания и испытывает от этого неприятные чувства. В данном случае под одиночеством понимается такое состояние или ситуация, в которой человек оказался один против своей воли.

В тексте рассказа нет ни одного указания, чтобы Беликов как-либо показывал словом или делом, что ему тягостна жизнь без долгого общения, без друзей или жены. Похоже, что его вполне устраивало подобное положение.

Во-первых, он посещал мероприятия по службе. «Выходим мы вместе из дому, – это было как раз первое мая, воскресенье, и мы все, учителя и гимназисты, условились сойтись у гимназии и потом вместе идти пешком за город в рощу…»

Во-вторых, он посещал мероприятия устраиваемые коллегами по работе. «… на именинах у директора. Среди суровых, напряженно скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности…» Был там и Беликов. Или же «Я (Буркин – А.Я.) даю вечеринку, и дамы требуют, чтобы я непременно пригласил и Беликова и Вареньку».

В-третьих, он приятельствовал с коллегой. «– Беликов жил в том же доме, где и я, – продолжал Буркин, – в том же этаже, дверь против двери, мы часто виделись, и я знал его домашнюю жизнь».

Беликов даже порой тяготился необходимостью общения, но, не смотря на чувства, следовал долгу. «Было у него странное обыкновение – ходить по нашим квартирам. Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдет. Это называлось у него «поддерживать добрые отношения с товарищами», и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью».

Наконец, в-четвертых, Беликов согласился ухаживать за Варварой Саввишной и, хотя колебался, взвешивая, но дело шло так или иначе к тому, что он сделает предложение. «И, по всей вероятности, в конце концов, он сделал бы предложение и совершился бы один из тех ненужных, глупых браков, каких у нас от скуки и от нечего делать совершаются тысячи, если бы вдруг не произошел kolossalische Skandal».

Таким образом, Буркин сделал ложный вывод о Беликове, как одиноком по натуре. Тот же не страдал из-за недостатка общения. Просто до сорока лет он жил один и если бы не злая воля и рок, то далее жил бы вдвоем с женой.

«Предвосхищение основания» (лат. petitio principii) – заключается в том, что в качестве аргументов используются недоказанные, как правило, произвольно взятые положения: ссылаются, например, на собственное мнение, выдавая его за аргумент, якобы обосновывающий тезис.

Такую ошибку Буркин допустил дважды.

В первый раз, когда он указывал на обязательность соблюдения циркуляров и газетных статей для Беликова. «Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено – и баста».

В то время как сам Беликов призывал соблюдать только циркуляры. «И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя». Потому что они издаются начальством, власть на то имеющим. «И прошу вас никогда так не выражаться в моем присутствии о начальниках. Вы должны с уважением относиться к властям».

Таким образом, Буркин высказывает преувеличение и допускает логическую ошибку предвосхищение основания. Насколько у Беликова слова не расходились с делом, мы рассмотрим в главе восьмой в части «Да вы, батенька, вольнодумец!»

Кроме того, напомним, что коллега допустил противоречие, о действенности запрета плотской любви для Беликова. Учитель древних языков не вступал в случайные связи из-за опасения неодобрения начальства. А женских сердец он не трогал до встречи с Варварой Коваленко.

Во второй раз, когда указывает причину, побудившую гимназических дам прикладывать усилия для женитьбы Беликова и Варвары Коваленко.

Инициатива исходила от жены директора.

«– А хорошо бы их поженить, – тихо сказала мне директорша. <…>

– Ему давно уже за сорок, а ей тридцать… – пояснила свою мысль директорша. – Мне кажется, она бы за него пошла».

От мысли поженить Беликова и Варвару «Директорша, инспекторша и все наши гимназические дамы ожили, даже похорошели, точно вдруг увидели цель жизни».

По мнению же Буркина они действовали по иной причине – от скуки. «Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного!»

В подобном утверждении упускается из виду, существующий многие поколения институт свах – женщин, которые занимались сватовством, устройством браков. В обществе, где много условностей и препятствий для встреч и общения мужчин и женщин, всегда существовала потребность в лицах, которые помогали находить вторые половинки. Так можно легко заметить, что у одних есть потребность жениться или выйти замуж, а у других есть желание помочь им в этом.

«Директорша берет в театре ложу, и смотрим – в ее ложе сидит Варенька с этаким веером, сияющая, счастливая, и рядом с ней Беликов, маленький, скрюченный, точно его из дому клещами вытащили». Кроме того, жена директора пыталась положительно настроить ее брата Михаила Саввича Коваленко. «…однажды директорша намекнула ему, что хорошо бы пристроить его сестру за такого солидного, всеми уважаемого человека, как Беликов…» Правда, тот категорически отказался вмешиваться в это дело, чужое для него.

«Я (Буркин – А.Я.) даю вечеринку, и дамы требуют, чтобы я непременно пригласил и Беликова и Вареньку».

Наконец, подключились и коллеги-мужчины. «Все – и товарищи, и дамы – стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не остается в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный…»

Но Буркин гнет свое: «Одним словом, заработала машина». И ведь сам же указывал, что от ухаживаний Беликова Варвара засияла, стала выглядеть счастливой. Получается, что правота оказывается на стороне директорши, та верно подметила, что «Мне кажется, она бы за него пошла». И действительно: «Оказалось, что Варенька не прочь была замуж». «Варенька стала оказывать нашему Беликову явную благосклонность». Наконец-то и Буркин это признал, но не свою неправоту: не от скуки гимназические дамы занялись сватовством, а от желания помочь другим обрести семейное счастье. Поэтому промедление Беликова с женитьбой вызывало у сопричастных искреннее чувство – досаду. «И он не делал предложения, всё откладывал, к великой досаде директорши и всех наших дам…»

Так почему же Буркин допускает логическую ошибку, утверждая, что гимназические дамы от скуки затеяли всю эту историю с женитьбой? Мы полагаем, что ответ кроется в отношении Буркина к институту брака.

По его мнению брак заключается от скуки, когда людям нечем другим заняться. «…по всей вероятности, в конце концов, он (Беликов – А.Я.) сделал бы предложение и совершился бы один из тех ненужных, глупых браков, каких у нас от скуки и от нечего делать совершаются тысячи…»

Буркин же полагает, что утверждение «брак есть шаг серьезный» – это пошлость. «Все – и товарищи, и дамы – стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не остается в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный…» Однако, слово пошлость имеет несколько значений: как непристойность и как банальность. Тем не менее, вместо «банальности» было выбрано «пошлость». Поэтому, скорее всего, Буркин полагал подобные слова о браке непристойными в его глазах выражениями.