В самом деле, все сущее, как мы уже отмечали, появляется от великого единого, или просто от единого. «Превыше всего единое. Никто не знает, где его начало и где его конец, никто не ведает, откуда оно пошло и где ему положен предел. Но все сущее почитает его своим предком». Однако, как мы видели, «сын неба» возносит молитвы к небу – предку, т. е. шесть предков в данном случае определяются через одного из них – предка-небо. Человек в лице «сына неба» обращается, таким образом, прежде всего к «небу-отцу».
Поначалу «небо дает жизнь человеку». В этом контексте вполне естественно звучит титул владыки мира – «сын неба»; не менее естественно и определение социума в целом как Поднебесной, т. е. области всех, живущих под небом. Поскольку, как известно, «у детей и родителей тело единое, только разделенное на две части, так же как и единая ци, только дыхание разное», то и в случае с человеком как сыном неба следует ожидать в его теле тот же субстрат ци, что и в небе.
Действительно, человек состоит, по-видимому, главным образом из ци. Но в силу того, что ци в различных явлениях природы, оставаясь единым в своей основе субстратом, приобретает весьма разнообразные качества в зависимости от выполняемых функций, он и в человеке, в связи с многообразием функций, весьма специализирован. Так, мы встречаем в тексте ци сердца (мысли), и ци воли, и ци сознания; наконец, телесную ци и душевную ци, которые тесно взаимосвязаны, и даже ци девяти отверстий человеческого тела.
Когда ци принадлежит не одному индивиду, а группе, он также может приобретать особое качество: таков, например, народный дух, который может быть подавленным, управляемым, например, полководцем на поле боя или ослабленным неправильными указами правителя. Наконец, через ци человек связан непосредственно с мировыми янци и иньци, причем от этой связи непосредственно зависит его жизнеспособность.
Можно сказать, что по крайней мере с точки зрения субстрата человек представляет собой в мире отнюдь не оригинальное явление; существом своим он, как и все сущее, обязан все тем же шести предкам, прежде всего главному из них – небу, с которым никогда не порывает, так как весь репродуктивный процесс связан с носителями двух основных типов ци – инь и ян, – что проявляется в разделении человечества на два пола. Своим субстратом через своих предков человек также связан с единым источником этого субстрата – всеобщим предком, великим единым.
Круг, таким образом, замыкается, и картина мира, представленная в «Люйши чуньцю», предстает как бесконечный процесс становления, начинающийся выделением из великого единого двух начал и последующим порождением ими всего сущего, в том числе и человека, и заканчивающийся, после реализации всем сущим всех своих потенций, возвращением к великому единому, что теоретически возможно, поскольку составляющий основу всего сущего универсальный субстрат ци, несмотря на все многообразие форм в процессе становления, может быть в конечном итоге возведен в своих тончайших фракциях к некогда породившему его великому единому (дао).
Поскольку же процесс этот цикличен, человек в каждый отдельно взятый момент времени, соразмеримый со временем его жизни или с историческим временем вообще, может наблюдать все сущее на самых различных стадиях становления, от возникновения (рождения) до исчезновения (возвращения), и соответствующим образом реагировать на мировой порядок вещей; способность применяться к вышеописанным обстоятельствам оказывается мерилом разумности человека и составляет его специфику.
Под этим углом зрения и сам «Люйши чуньцю» предстает как субстанциализированный ци-субстрат мысли авторов – одновременно и модель, и элемент великого единого. Не случайна забота авторов о композиционном совершенстве «Люйши чуньцю». Его математическая законченность в их глазах – залог преодоления мифологических представлений о хаотичности, бессистемности мира и утверждения идеи его упорядоченности, а также объективности и познаваемости его законов. Благодаря этому становится возможным распространение законов функционирования системы на человеческое общество, политику, этику и обоснование идеи государственности. Все это подразумевает наличие у авторов «Люйши чуньцю» сложившейся системы ценностей.
IV. Система ценностей
Единое и двойственное
Единое прежде всего характеризуется тем, что оно не ограничено никакими временными рамками. «Никто не знает, где его начало и где его конец, никто не ведает, откуда оно пошло и где ему положен предел. Но все сущее почитает его своим предком». Единое выступает как в роли прародителя-предка всего сущего, так и в качестве первопричины его существования. Единое существует вне зависимости и раньше всякого знания о нем. Все сущее обязано своим появлением единому, а причастность единому в том, что называется завершенностью: «Все сущее в мире по обретении единого находит свое завершение». Неизвестно, существовало ли что-либо раньше единого, но все, что существует благодаря единому, ведет начало от него и связи с ним не порывает, так как вне такой связи не могло бы достичь завершенности, обрести определенную форму.
Этой формой, как мы постараемся показать, все сущее подобно единому, причем это подобие становится очевидным и осязаемым, когда каждый отдельный объект в процессе становления достигает стадии завершенности, после чего начинается обратный процесс разложения, понимаемый как возвращение к единому, т. е. к первоначальному состоянию.
С точки зрения развертывания единого во времени в каждый отдельный момент времени в мире существует бесконечное множество подобий единого на стадии завершенности – это и есть все наблюдаемые объекты, вещи, воспринимаемые органами чувств. С точки зрения бесконечного времени, в течение которого описанный выше цикл становления и исчезновения свершается несчетное количество раз, единое остается неизменным, а отдельные эпизоды, возникающие в процессе его трансформаций в мире, кажутся весьма малозначительными.
Но для человека как субъекта, присутствующего при всех этих превращениях, к тому же составляющих для него жизненно важную основу, не менее, а может быть, и более значительны именно эти эпизоды. Поскольку мир с точки зрения определяемого лишь отрицательно дао-единого едва ли представим, нам придется ограничиться лишь человеческой точкой зрения и рассматривать мир главным образом в отдельно взятый момент. Первым из таких моментов, как мы видели, следует считать момент порождения великим единым двух начал, т. е. двойственного. После этого момента, который происходил, конечно, не на наших глазах, мы наблюдаем постоянное взаимодействие двух начал, выражающееся в массе мелких с точки зрения единого событий, из которых укажем лишь на смену четырех времен года.
Двойственное позже по времени, оно обладает меньшей по сравнению с единым ценностью. Поистине «…единое повелевает, двойственное ему следует». Поскольку два начала противоположны по существу, борьба между ними может принимать самые крайние формы, речь идет о жизни и смерти. Однако борьба не единственная форма их отношений. Истинным моментом завершенности следует признать момент слияния. В момент обретения телами состояния завершенности они как бы воспроизводят свое первоначальное бытие в лоне единого, что выражается термином «обретение единого».
Поскольку само единое как единица есть лишь математическое выражение, символ целого числа, т. е. любой вообще целостности, то в делении его на два заложен образ утраты изначальной целостности, в возвращении к единому – образ восстановления изначальной целостности. Инь и ян в состоянии завершенности, гармонии представляют собой образ единого, образ восстановленной изначальной целостности. Для того же, чтобы в состоянии завершенности они могли представлять собой образ целостности, необходимо, чтобы они были величинами дополнительными по отношению друг к другу, что выражается набором атрибутов, представляющих собой в понятийном плане противоположности (холод – жар, день – ночь, свет – тень и т. д.). Поскольку же единицей вообще можно обозначать любую целостность, то любая вещь, понимаемая как целостность, будет символом, образом единого. Любая целостность может утратить свою целостность, раздвоиться, разделиться на множество и т. д., но если ее продолжать представлять как изначальную целостность, то все ее части будут дополнительными по отношению друг к другу элементами целостности и в состоянии завершенности, т. е. в момент прекращения дихотомического или недихотомического деления, обретут наибольшее подобие первоначальной целостности, вновь ее «обретут».
