– Денег на дорогу не положено. Вообще ни копейки не разрешил Арнольд Аверьянович давать тебе. Но у тебя ведь есть на собственной карте накопления, – напомнил Юрий Вячеславович.

– А? Накопления?

– Ну да.

– Ага… есть. – Только от накоплений тех кукиш с маслом остался. Аня копить не умела и даже значение этого слова понимала с трудом.

– Вот и воспользуйся. Только расходуй с умом, а ежемесячную сумму тебе Лев Алексеевич будет выдавать пятого числа каждого месяца. Отец-то хотел с твоей карты деньги изъять, но этого сделать мы не можем, не по закону это.

Аня прикинула: сегодня второе, значит, три дня осталось до МРОТа. Плюс на карте у нее кое-что было. Чуть-чуть… Очень чуть-чуть.

– Ну, папочка! Ну я ему этого никогда не забуду! – проворчала она и вышла, громко хлопнув дверью.

Собирать вещички Аня поехала в особняк на Рублевке, где жила с отцом. Всю дорогу она всхлипывала и причитала, рвала на себе идеально покрашенные золотистые волосы, уложенные в аккуратную прическу в виде крупных локонов. Все утро, до визита к нотариусу, она просидела в салоне, где ей еще и маникюрчик с педикюрчиком сделали. Денег потратила… Ох сколько же она потратила! А что? Нужно было отвлечься. Папа ее хоть и болел долго, и умер не внезапно, но ведь все равно удар! Аня все глаза выплакала. На похоронах ее валерьянкой отпаивали, а потом потянулась долгая неделя траура, когда ей пришлось выслушивать соболезнования от кучи незнакомых людей (знакомые-то все до похорон отсоболезновались) и сидеть дома, ничего не делая. Нельзя ведь было ни в клуб сходить, ни с девочками потусить. Только вчера Аня позволила себе развеяться – пробежалась по бутикам. Ну а сегодня салон красоты… Кто ж знал, что родимый папочка ей такую свинью подложит в виде МРОТа и каких-то Сморчков.

Пока машина стояла на светофоре, Аня залезла в интернет и поискала эти самые Сморчки. Не знал интернет такой глухомани. Только какие-то грибы ей подсовывал дурацкий поиск.

– Вот же! – выругалась Аня и стартанула на светофоре раньше положенного времени.

Тут же, будто по волшебству, откуда-то вынырнул гибэдэдэшник. Пришлось останавливаться.

Аня притормозила, одернула платье так, чтобы декольте светило правоблюстителю прямо в глаза и, приспустив окно, хлопнула невинными глазами.

– Ух ты какая! – не удержался от комплимента молодой полицейский, но тут же вспомнил свои обязанности и отчитал Аню: – Нарушаете, дамочка.

У Ани брызнули слезы из ее огромных синих глаз, отчего они стали еще более синими, а гибэдэдэшник аж замер.

– Простите, пожалуйста, – затараторила Аня. – У меня папа умер, а тут еще завещание зачитывали. А папочка, оказалось, все оставил родственнице с фамилией Непей-Пиво! Что за дурацкая фамилия! А меня по боку! Ни копеечки не оставил. Даже штраф нечем заплатить.

– Правда, что ли? – опешил полицейский.

– Правда-правда. Видите, на мне платье траурное. Стала бы я черное надевать? Мне же этот цвет совсем не идет. Уродина уродиной.

– Да что вы, девушка. Вы очень красивая, сказочно красивая, – утешил ее мужчина.

– Вы правда так думаете? – Аня вытерла слезы и хлопнула ресницами. Тоже заламинированными не далее как сегодня утром.

– Конечно, – заверил ее полицейский. – Неужто и правда вас отец без денег оставил?

– Представляете? Денег было море, а он все этой Непей-Пиво! Она наверняка все растранжирит.

– Н-да-а-а, дела, – протянул полицейский.

Рядом вдруг раздался визг тормозов, и какая-то машина въехала прямехонько в зад припаркованной машины ГИБДД.

– Твою мать! – выругался полицейский и побежал к своему напарнику, как раз выбиравшемуся из машины.

– А я? Можно я поеду, а? – крикнула ему Аня.

– Поезжай и не плач больше, все наладится! – подбодрил ее добрый полицейский.

Ане вообще везло всегда на добрых гибэдэдэшников, если не считать тех, что у нее права отобрали полгода назад и так и не вернули. Зато после этого она перестала гонять и губы красить за рулем. Сегодня вот только проехала на красный, но это все слезы виноваты.

– И МРОТ, – напомнила себе Аня. Он, проклятый, ей покоя не давал.

Оставшуюся дорогу до дома Аня преодолела без приключений. А вот на территории дома ее ждало очередное потрясение: Аню встретил угрюмый Вадим Семенович, правая рука ее отца.

– Опять ты за рулем! Права же отобрали, – сказал он, не успела Аня вылезти из машины, и скользнул по ее фигурке красноречивым взглядом.

– А что ж мне теперь, пешком ходить, что ли? – фыркнула Аня и откинула волосы с лица.

– Все, наездилась! – хмыкнул Вадим Семенович и выдернул у нее из руки ключи.

– Эй, аккуратнее! – вскрикнула Аня. – Ноготь чуть не сломал.

– Вот-вот, это все, что тебя волнует. Пустоголовая!

– Да пошел ты, придурок, – огрызнулась Аня и пошла в дом.

Они с Вадимом Семеновичем никогда друг друга не любили, но если до смерти отца тот себе лишней грубости не позволял, а лишь иногда отпускал в адрес Ани язвительные замечания, то теперь решил, что ему все можно.

– У тебя час на сборы, – крикнул ей вдогонку Вадим Семенович. – Через час я дом опечатываю и закрываю. Ключи от него и от машины я отдам адвокатам твоего отца. Поспеши.

Ему легко было сказать – поспеши. А Аня понятия не имела, что ей с собой брать. Три чемодана? У нее огромная гардеробная комната и еще одна – под обувь. Она, как и все девочки, фанатела от красивых туфель, и у нее было, ни много ни мало, ровно семьсот шестьдесят девять пар. Аня была уверена, что к своему тридцатилетию она округлит это число до тысячи. Только теперь…

– Что же теперь будет-то?

Быстренько переодевшись в белоснежный спортивный костюм от Армани, Аня принялась-таки упаковывать чемоданы. Ничего не лезло. Ничего!

– Маша! – крикнула Аня, призывая на помощь домработницу, но Маша не откликнулась.

Только откуда-то снизу донесся противный голос Вадима Семеновича:

– Все уволены. Теперь сама, Анечка, все сама! Ручками или ротиком, – и противно засмеялся.

– Козел вонючий, – выругалась она.

Вытряхнув все, что она успела запихнуть в чемодан, Аня решила поступить по-умному. Вчера она накупила целую охапку дизайнерских вещей. Не здесь же их оставлять неношенными? Значит, возьмет все новенькое, ну и еще чего-нибудь. Что там дядя Юра говорил? Теплое не забыть? Теплое у нее тоже имелось. Аж пять шуб. Осталось выбрать, какую из них все-таки взять.

Наконец-то собравшись, Аня вызвала такси через приложение, а потом поняла, что ей придется самой стаскивать чемоданы вниз по лестнице. Просить помощи у Вадима Семеновича не имело смысла. Он ведь опять гадость какую-нибудь скажет и сальными глазами на нее посмотрит. Нет, уж лучше какие-нибудь Сморчки, чем постоянное лицезрение морды этого истекающего по ней слюной идиота.

Когда Аня преодолела первый круг ада – лестницу, – у ее подножия ее ждал все тот же Вадим Семенович. В руках он держал белый конверт.

– Это тебе письмо от отца, – усмехнулся он.

Аня протянула руку, но Вадим Семенович отдернул письмо и рассмеялся.

– Неужто правда в деревню поедешь?

– Конечно, поеду, – вздернула Аня подбородок.

– Ну-ну, рискни.

– Письмо отдай! – потребовала Аня.

– Как наиграешься в деревне, звони – приючу. Я, конечно, не так богат, как твой отец, но за хорошую отработку буду щедрым. – И сделал характерный жест, сложив пальцы одной руки колечком и ткнув в него средним пальцем другой.

Письмо он из-за этого не удержал, и Аня его ловко подхватила, а потом треснула Вадима Семеновича по ухмыляющейся роже дизайнерской сумкой с острыми кристалликами на ней, торчавшими словно шипы. Вадим Семенович вскрикнул, а Аня поспешила на выход.

– Еще приползешь, – бросил он ей в спину.

А Аня подумала: «Лучше в Сморчках сгинуть, чем попросить о помощи этого старого козла».

На поезд Аня еле успела, а всему виной папино письмо, которое вогнало ее в такую истерику, что таксисту пришлось останавливать машину и утешать Аню. Он для этого даже сбегал в магазин, возле которого они остановились, и купил ей ведерко с шоколадным мороженым.