– Нет, не ношу, – скривился Слава.

На третий день Слава поехал в аэропорт, написал объяснительную записку об утрате свидетельства и предстал пред начальником базы. Подробно объяснил, как всё было.

– Хорош, красавец! – прорычал начальник базы, вставая из-за стола. – Говоришь, трое их было?

– Трое, – подтвердил Слава. – Но двоих я уделал.

– …твою мать! – лениво ругнулся начальник базы. – Пить-то с умом надо. А зачем с собой документы и деньги в чужом городе таскать? Да ещё одному.

– Я трезвый был, – неуверенно возразил Мыльников.

– Ты кому мозги пудришь? – прорычал горилоподобный начальник базы. – Я тут почти сорок лет работаю и прекрасно знаю всю вашу братию. Трезвый он был. К чужим бабам трезвыми не ходят. Хе-хе-хе! А может быть, ты и не у бабы вовсе был? – сделал он серьёзное лицо.

– У неё, у бабы.

– Вот за неё и пострадаешь. Бери зачётный лист и сдавай зачёты. Начинай с главного инженера. Ему сдашь – считай, будешь работать. У тебя ведь первый класс?

– Первый.

– Сдавать надо на пятёрки. С первого раза не сдашь – поедешь в управление сдавать. Поставят четвёрки – лишишься класса и потеряешь в зарплате. Дорогие нынче бабы-то? Хе-хе! А ко мне на заключение придёшь. Иди, учи, сдавай. И меньше этим, – щёлкнул себя по кадыку, – увлекайся. А не умеешь пить – лучше не пей. Свободен.

Все знали, что начальник базы, бывший спортсмен, здоровяк, пил много. Но пить умел.

– Главный инженер – зверь, – сказал ему встретившийся знакомый техник. – С первого раза ему никто не сдаёт. А уж за утерю свидетельства…

– Не терял я его, меня ограбили.

– Э-е, – махнул рукой коллега, – ему всё равно. Но ты иди к нему сегодня же, пока фингал не зажил. Может, сжалится над тобой.

Слава так и сделал. Главный инженер на базе слыл интеллигентом. Он никогда не ругался матом и не повышал ни на кого голоса. Лучше бы ругался.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он Мыльникова. – Что это у вас, позвольте полюбопытствовать, с глазом?

Слава объяснил, что на него напали.

– Вы, вероятно, были пьяны?

– Да вы что! – возмущённо воскликнул Слава. – Я на точке не употребляю. Запрещено.

– Ну, хорошо, хорошо, – едва заметно улыбнулся главный инженер. – А вы в состоянии сейчас отвечать? Может быть, вам нужно к врачу. Вы у него были?

Слава заверил, что к врачу ему не надо.

– Ну что же, берите, – инженер извлёк из ящика стола кучу билетов. – Здесь вот по двигателю, а эти – по планеру. А вы готовились?

– Да, конечно. Вчера весь день конспекты читал. До поздней ночи.

Внешний вид ему не помог, разжалобить инженера не удалось. Он ответил только на половину вопросов, что явно было недостаточно на отличную оценку. Даже на четыре не тянуло. На наводящие вопросы он тоже не ответил. И ушёл на второй круг.

– Да что я ему, мальчик? – возмущался он у знакомого аккумуляторщика. – Задаёт идиотские вопросы, а я – всё помни. При какой температуре нарастания загорается табло «Пожар на двигателе». Ну не помню. Нам ведь по хрену, при какой оно температуре загорается. Главное – действия при этом. Ну, сказал я ему – при десяти градусах. Оказалось – при двенадцати. Вот гад! Как будто у нас каждый день двигатели горят. Или вот вопрос: когда делается холодная прокрутка двигателя? Я ему всё перечислил, один пункт только забыл. «Вы не готовы, вы не готовы!» Козёл! У тебя есть что-нибудь?

– Есть, Слава. Что-нибудь у нас всегда есть. Выпей, успокойся и плюнь на этого козла.

– И плюну,– поднял Мыльников стакан. – Будем!

– Будем! А-ах, хорошо пошла. И главное, утром голова не болит. А водички выпил и как будто опохмелился.

На этот раз на закуску у них кроме воды был кусок домашнего пирога.

– Вот я тебе и говорю, плюнь ты на этого козла и иди к нам работать, – сказал аккумуляторщик, разливая по второй. – У нас вакансия есть.

–У вас зарплаты маленькие.

– Зато жить дома будешь, а не в клоповниках.

– У нас приличное жильё, ведомственное.

– Знаю я ваши гостиницы, – махнул рукой Славин друг. – А тут, говорю, жить дома будешь, при жене и детях. И никаких тебе зачётов. Да и шадым, – кивнул на банку, – всегда имеется.

– Он и на точках имеется, – возразил Слава. – Бензин, он всем нужен.

– Фи! Бензин! А если залетишь? Небо в клетку не видел? Или в прокуратуре есть знакомые?

– Это при нынешнем-то бардаке? Да вон там, – кивнул в потолок, – миллиарды воруют и ничего.

– Потому и ничего, что воруют миллиарды. Они делятся. Там у них своя шайка. Но ты-то к ним не относишься. Кто миллионы ворует – тот уважаемый человек. А кто сотни – тот вор. Ты на миллион можешь свой бензин продать? Нет. Вот за это и сядешь. Ну, вздрогнули! А вообще-то, – крякнул он, – сейчас только ленивый не ворует.

Домой Слава шёл, покачиваясь. У магазина, рядом с которым он жил, продавали пиво. Прямо с машины. По три бутылки на человека. Выстроилась громадная очередь. Последним вряд ли достанется, но они стояли. Надежда умирает последней. Пиво едва ли не единственное, что продавалось без талонов, но оно бывало в продаже очень редко.

Стоять в конце ему не хотелось и он, шатаясь, подошёл к голове очереди.

– Мужик, встань в очередь, – закричали ему.

– А я больной, – огрызнулся Слава. – Псих я. Порезать могу, и ничего мне не будет. – И для убедительности сунул руку в карман, где кроме ключей ничего не было. – Дай-ка, девушка, три бутылки.

– Какая я тебе девушка, рожа бандитская? Я уже бабушка, – двинула ему бутылки продавщица. – Отваливай! Следующий.

Никто с «бандитской рожей» связываться не пожелал. Слава сгрёб свои бутылки и отвалил.

Вечером к нему зашла сестра, жившая неподалёку.

– Всё пьёшь? – глянула на пустые бутылки. – Допьёшься когда-нибудь. Где семья-то?

– В деревне. Вот, записку оставили. Любань, сделай пожрать что-нибудь.

– Продукты-то хоть у тебя есть?

Она открыла настенный шкаф, потрясла старые коробки. В одной нашлось пару горстей заскорузлых макарон.

– У тебя что же, больше нет ничего?

– Нет, – помотал головой Слава. – Тут и холодильник-то был отключён.

Люба достала из своей сумки банку кильки.

– Открой её. Суп тебе сварю. Да быстрее двигайся, у меня ребёнок один дома.

Мужа у Любаши никогда не было. Когда-то она работала проводницей на поездах дальнего следования и использовала последний шанс, родив на четвёртом десятке ребёнка от кого-то из своих пассажиров. С рождением ребёнка эту работу пришлось бросить. Дочь её уже ходила в первый класс.

Любаша сварила суп и ушла. Слава допил оставшееся пиво и с жадностью выхлебал жидкий суп. В желудке спирт смешался с пивом, и это дало новое опьянение. Он прилёг на диван, закурил и с удовольствием затянулся.

Проснулся от дикого кашля. Всё его тело сотрясалось, дышалось с трудом. Нестерпимо жгло бок и правую руку. Открыл глаза и ничего не увидел. Видимость в квартире была не больше метра. И какой-то едкий запах. Весь хмель тут же испарился. «Пожар!» – мелькнуло в голове. Но огня нигде не было видно. Что за чертовщина? Но раз нет огня – можно открыть окна. Почти вслепую добежал до балкона и распахнул дверь. Затем раскрыл окна. Через несколько минут дым вытянуло, и он определил источник возгорания. Тлела синтетическая обивка дивана. Она плавилась и испускала массу едкого белого дыма. В середине обивка полностью прогорела, и из чрева дивана тоже валил густой дым. Слава бросился на кухню за водой. «Вот так покурил, – мелькнуло в мозгу. – Что теперь жене говорить?»

Очаг возгорания он ликвидировал, но в квартире нечем было дышать. Потом сел и подвёл итог. Не считая удушливо-едкого запаха, который и за месяц не выветрится, прогорел диван. Он подлежал ремонту. Прогорело и покрывало, лежавшее на диване. Истлели брюки и рубашка. На руке и боку кожа покрылась волдырями, и только сейчас он стал ощущать усиливающуюся боль.

А то, что запах долго не выветрится, он знал точно. Однажды на одной из оперативных точек у них от небрежно брошенного окурка загорелся синтетический половик в техническом домике. Вонь в помещении стояла месяца три.