Рука Бри дрожит, когда она сжимает ключи от машины. — Ладно, Юджин, — говорит она как можно доброжелательнее. — Но сейчас я ухожу.

Этот человек, возможно, убил свою жену. Как бы сильно Бри ни хотелось огрызнуться на него, страх удерживает ее на месте, она делает все возможное, чтобы успокоить его.

Коул не позволил бы Юджину так с ней разговаривать. Коул знал бы, что сказать.

Но желать его сейчас глупо. Она отослала его прочь.

Итак, она застряла с ужасным Юджином и болезненным чувством одиночества.

— Что за Омега вообще приезжает сюда одна? — Юджин продолжает. — От тебя здесь воняет. Я не хочу чувствовать запах твоей пизды за милю. Моя жена была Омегой. Терпеть не могу, как кто-либо из вас ведет себя или пахнет.

Она роняет ключи, и они с грохотом падают на подъездную дорожку.

Невежественный, мерзкий человек.

— Оставь меня в покое, — рычит она, утратив всякое чувство приличия. — Побеспокои меня еще раз, и я позову шерифа.

Пьяный мужчина кряхтит и обнажает свои желтые зубы, покачиваясь на месте и пристально глядя на Бри сверху вниз.

Она смотрит прямо в ответ, сохраняя браваду на лице, пока он, спотыкаясь, не идет обратно по подъездной дорожке.

Как только она убеждается, что он ушел, она отправляет сообщение Дарлин и направляется в кафе.

Слова Юджина — это бред пьяного мужчины, и они не должны ее беспокоить.

Но это напоминание о том, что она одна.

Она собирается пережить очередную Течку в одиночестве, и она оттолкнула единственного человека, к которому ее привлекало.

Она неполноценна и сломлена — она даже не может вынести, когда ее целуют, без нервного срыва.

Слезы наполняют ее глаза, и она сморгивает их, когда доходит до светофора, чтобы свернуть в кафе.

Но очевидно, что она плакала, и она не хочет видеть выражение жалости на лице Дарлин.

Итак, она поворачивает в противоположную от кафе сторону и направляется к месту, которое заметила в тот день, когда приехала в Грин Вудс.

***

Ей всегда нравились кладбища.

Она перестала упоминать об этом после того, как ей исполнилось восемнадцать; ее мать так сильно накричала на нее, когда она сказала это небрежно, что с тех пор она держала эту мысль при себе.

Кэрол никогда не была их поклонницей, особенно после того, как в одну из них поместили ее мужа.

Но кладбище Грин Вудс заставляет Бри чувствовать себя умиротворенной.

Маленькие серые надгробия выстилают аккуратно подстриженную зеленую лужайку, огражденную замысловатой кованой оградой. Каждая могила выглядит ухоженной и посещаемой настолько, что воспоминания о мертвых не забыты.

На данный момент она единственная посетительница, и она вдыхает свежий воздух и отдает дань уважения похороненным.

Есть скамейка, подаренная от имени ушедшей из жизни пары, и она садится на нее, чувствуя, как ее гложет одиночество.

Она позволяет себе быстро выплакаться, издав тихий всхлип, отчаянно пытаясь избавиться от стресса, который она несет в себе.

Она позволяет ветерку играть с ее волосами, глядя вдаль, становясь такой же тихой, как люди, похороненные под ней.

Ее поражает, что она чувствует Коула еще до того, как почувствует его запах.

Мурашки пробегают по ее коже, когда он садится рядом с ней, его запах успокаивает ее. Ветер уносит его сущность, кружа ее вокруг нее, пока у нее не начинает кружиться голова ни от чего, кроме Альфы.

Облегчение захлестывает ее волнами.

Он вернулся.

Неважно, как он нашел ее — Коул вернулся и сидит с ней. Одетый в облегающие темные джинсы и черную толстовку, он выглядит непринужденно, но все еще безупречно.

Он ничего не говорит, просто кладет руку на край скамейки, незаметно удерживая ее в плену.

Она вздыхает с облегчением, когда они сидят в тишине.

Она чувствует, как он наблюдает за ней, пока она смотрит в никуда, наслаждаясь тишиной кладбища.

В другой раз его внимание обеспокоило бы ее.

Но сегодня она приветствует это.

— Я должна перед тобой извиниться, — говорит она, когда надвигаются тучи и отбрасывают на них тень

— Тебе никогда не нужно извиняться передо мной, — говорит он низким голосом.

У нее в горле встает комок. — Я думала, ты никогда больше не захочешь меня видеть, — признается она, — после того, как я вела себя той ночью.

Он напевает. — Глупая девчонка, — бормочет он шелковистым голосом. — Я всегда рядом с тобой.

Она дрожит.

— А что касается той ночи, — продолжает он, слегка забавляясь. — Я напугал тебя. Я чувствовал это и просто продолжал давить на тебя. Я удивлен, что ты не убежала от меня с криком.

Она клянется, что чувствует исходящий от него металлический привкус, который смешивается с его цитрусовым, восхитительным ароматом, но она винит в этом ветер.

Она бросает на него быстрый взгляд и улыбается, заметив слегка растрепанные волосы и веселый огонек в его глазах.

— Я сбежала не поэтому, — тихо говорит она. — Я запаниковала по другой причине.

— Ты не хочешь мне рассказать?

Она сглатывает. — Не совсем, нет.

— Хорошо.

Он просто принимает ее ответ без возражений, и она благодарна за это. Он не давит на нее, как прошлой ночью. Он просто позволяет ей существовать, не осуждая, наблюдая за ней.

Его внимание, хотя и интенсивное и временами властное, начинает распространяться на нее.

— Я не уеду до следующей недели, — продолжает она, не в силах смотреть на него, когда говорит это. Она встревоженно пинает ногами в ботинках, приминая траву под собой. — Мое интервью перенесли, и я продлила свое пребывание в коттедже.

— Мне повезло.

Она хихикает и качает головой. — Как скажешь.

— Я действительно так говорю. Знаешь, я уверен, что Элмвуд Пресс мог бы пригодиться чрезмерно усердный, нарушающий правила журналист.

Она кривит губу. — Конечно. Ты собираешься купить домик тоже? Или я собираюсь жить в своей машине, пока занимаюсь этим?

— Договор купли-продажи коттеджа уже оформлен на твое имя, но если ты захочешь переехать куда-нибудь еще, я уверен, мы могли бы это сделать.

Она фыркает. Может, им не стоило рассказывать так много шуток на кладбище. Она никогда так много не улыбалась перед надгробиями.

— Все же мне жаль. Насчет той ночи, — добавляет она.

Коул качает головой. — Как я уже сказал, я подтолкнул тебя. Я хотел, чтобы ты увидела, что было между нами, прежде чем будешь готова.

В ее голове ревут сигналы тревоги, громче, чем в тюрьме. Она слегка напрягается и хмурится, задаваясь вопросом, была ли верна ее первоначальная интуиция относительно него.

Ее внутренняя Омега прихорашивается, вспоминая, что сказала Дарлин о родственных душах.

Но рациональная, реалистичная Бри знает лучше.

— Ты должен перестать говорить подобные вещи, — бормочет она.

— Почему? — Он с любопытством наклоняет голову, как будто не осознает воздействия своих слов.

— Потому что это нечестно. Это не правильно. Ты не можешь так влиять на чьи-то эмоции. — Она поворачивается на скамейке лицом к нему, ее бедра почти касаются его. — Коул, ты говоришь эти вещи, не имея в виду их или преувеличивая их…

Впервые он выглядит сбитым с толку. — Ты думаешь, я преувеличиваю? Что я не имею в виду то, что говорю? — Его аромат усиливается, цитрусовые становятся перечными и пряными, когда он недоверчиво качает головой. — Ты действительно понятия не имеешь, не так ли?

У нее пересыхает во рту. — Я…

Но он нежно хватает ее за запястье и притягивает ее руку к своим губам, запечатлевая поцелуй на пальцах. — Ты действительно не понимаешь, — бормочет он, его глаза темнеют. — Интересно, что мне нужно сделать, чтобы доказать тебе это.

Ее рукав падает, и она отдергивает руку и натягивает ткань до костяшек пальцев, прикрывая кожу.

Коул замечает. Конечно, он замечает, как она сжимает руку в кулак и держит ее на коленях.