© Сергей Лушников, 2024

© Издательский дом BookBox, 2024

Роман Григорьевич, научный сотрудник института генетики, был странным человеком. Хотя никто из окружающих об этом и подумать не мог. Худой, высокий, с узким лицом, маленькой головой, на которую свободно помещалась шапка 54‑го размера. В общении он был весел и сыпал шутками, словно дымовой завесой отгораживаясь ими от реального мира. В работе был хорошим исследователем, успешно выполнял задания по теме «Перспективные модели сортов картофеля в Западной Сибири и генетические модели их реализации». Выводил неторопливо сорта, в основном скороспелые, так необходимые для короткого лета в Сибири, писал статьи, отчёты, акты выполненных работ, защитил кандидатскую диссертацию. Всё делал, как большинство учёных нашей страны. А был он странен в любви к кладбищам. Нет, не подумайте, что он любил ходить на похороны, провожать людей в последний путь, сидеть на поминках, просто его тянуло одного ходить по кладбищам…

Он с неохотой посещал огромные городские кладбища, но любил гулять по небольшим, уютным, ухоженным и мечтал побывать на всемирно известных. Мало было специалистов, которые были бы равны ему в знании этих мест. Роман Григорьевич Землянов ездил в разные города страны в научные командировки и каждый раз ставил своей целью посещение мест последнего приюта людей. Он не мог объяснить эту тягу. Может, это началось тогда, когда он из Норильска приехал учиться в город Т. и как-то случайно зашёл на ближайшее кладбище, когда гулял по окрестному лесу в августе. В ограде одной могилки он увидел много рясной малины, крупной, сочной, которой не было на Крайнем Севере. Попробовал одну ягодку, а потом стал есть горстями, пока малина не закончилась и ему не стало плохо: голова пошла кругом, тошнота и прочие недомогания.

Он опустился на землю и увидел, что надпись на надгробье стёрлась. Роман тупо смотрел на памятник и думал: за что его так наказывает Творец? Но, оглядевшись вокруг, словно ища глазами Боженьку, поразился тому обстоятельству, что вокруг больше нигде не было столько малины, как в той оградке. Он стал прибирать холмик могилки, очистил от травы, выдрал сорняки в самой ограде, а потом стал очищать надпись, смочив носовой платок водой и посыпав его песком. И только тогда смог прочитать, что покоится здесь Роман Григорьевич, и годы жизни – 1906–1966. Фамилию так и не разобрал, но совпадение его собственного имени и отчества посчитал знаком. Каким и для чего, не понял. Ещё долго сидел возле могилки и размышлял, кем же был этот человек…

Потом встал, обошёл вокруг другие захоронения, но такой малины нигде не нашёл. В итоге остановился на мысли, что Роман Григорьевич, наверное, был хорошим человеком, коли столько малины растёт только у него. И потом, пока кладбище не снесли, он каждый год ходил и ухаживал за этой могилой, но малину больше не ел…

После этого он побывал на всех погостах города, но на больших кладбищах чувствовал себя как в коммунальной квартире, когда личного пространства почти не существует и ты находишься в прицеле множества глаз, слёз и мыслей. Потом стал посещать деревенские, поселковые захоронения, там ему нравилось больше: могилы располагались среди больших деревьев, где мало народа, вкусный воздух и пели красивые песни птички. Он останавливался у заброшенных могил и вычищал старую траву, поправлял кресты, оградки, в общем, что-то пытался сделать для уюта покоящихся уже вечно.

Эта странность Романа стоила ему первого брака, который рассыпался и исчез, как пепел в земле. Он женился рано, на молодой аспирантке Верочке, красивой брюнетке, на которую засматривались все мужчины. Как она умела ходить… нет, она не шла, она плыла – медленно, словно пава, с томным взором, переставляя стройные ножки и покачивая бёдрами! Неудивительно, что Роман втюрился сразу, и любовь, подкреплённая мощным тестостероном, дала плоды.

Перед этим он заработал приличные деньги в стройотряде – целую тысячу рублей! По тем временам большая сумма. И повёз Верочку в Ленинград. Здесь он решил посетить Пискарёвское кладбище, Александро-Печерскую лавру, съездить в Комарово и на Волковское. Но началось всё с неприятностей. Они поселились в квартире ветерана войны, которому было почти восемьдесят лет. Их привела туда женщина, встретившаяся молодых возле гостиницы, где не оказалось мест, и они пошли с ней на квартиру. Отдали ветерану деньги за десять дней вперёд, а сами пошли гулять по городу. В первый день Роман уговорил Верочку съездить на Пискарёвку. Но с ней он не смог прочувствовать трагедию здешних обитателей – Верочка спешила, не давала ему раствориться хотя бы на время среди тех сотен тысяч душ, что покоились здесь… Ещё успели прогуляться по Невскому проспекту и вернулись домой.

В квартире, на кухне, хозяин пил водку. Он кричал, продолжая воевать с фашистами. Они хотели шмыгнуть в свою комнату, но их остановила тирада отборного мата. Похоже, он их принял за фашистов. Верочка что-то возразила, но только усугубила положение: угрозы и оскорбления продолжались всю ночь. Роман не знал, что делать. Остановить хозяина он не мог, хотя пытался уговаривать, но тот только сильнее распалялся. Чего только они не наслушались! Но поднять руку на ветерана войны он не мог, а куда идти ночью, да ещё с чемоданом? Так и провели ночь, только утром ушли. Верочка сердилась, почти кричала: какой ты мужик, тряпка, не смог успокоить старика!

А Роман и правда не мог, с детства боготворил фронтовиков, поэтому молчал и хотел одного – уйти на какое-нибудь укромное тихое кладбище. И они в этот день разделились: Верочка рванула в Эрмитаж, а он поехал в Комарово и там возле могилы Анны Ахматовой среди высоких сосен успокаивал свою душу. Слышались ему слова поэтессы:

Он вспоминал стихи одинокой души, стараясь прочувствовать самые главные, бередящие душу слова.

Вечером супруги молчали, чему Роман был даже рад. Утром они разъехались по разным местам: она в Петергоф, а он поехал в Александро-Печерскую лавру.

Роман сначала ходил по самому старому кладбищу – Лазаревскому, разрешение на строительство которого давал лично Пётр I. Красивые мощные некрополи подчёркивали значимость покоящихся здесь людей. И действительно, имена впечатляли: архитекторы Росси, Кваренги, учёные Ломоносов, Эйлер. Потом посетил Тихвинское кладбище, где обрели последний приют Михаил Иванович Глинка, Фёдор Михайлович Достоевский, Архип Иванович Куинджи. Он прикасался к холодным плитам и вспоминал каждого из этих великих людей, разговаривал, спорил с Достоевским, видел солнечные картины Куинджи или шикарные жёлтые здания архитектора Росси. Зашёл на Казачье кладбище, названное в честь погибших казаков, разгонявших в 1917 году демонстрантов, на котором впоследствии стали хоронить и деятелей советского периода, в частности, подавлявших Кронштадтский мятеж, именно поэтому кладбище ещё называли Коммунистическим. Вот так – враги при жизни после кончины покоились в одном месте, рядышком с друг другом, мирно и спокойно…