В ближайшем окружении Екатерины оказались родственники фаворита: в 1767 году его двоюродный брат камергер Григорий Никитич Орлов стал гофмаршалом двора, а двоюродная сестра Анна Степановна Протасова – доверенной камер-фрейлиной Екатерины.
В качестве начальника охраны («кавалергардского корпуса шефа») Григорий со своими подчинёнными сопровождал государыню в ближних и дальних поездках. В июне 1767 года во время путешествия императрицы по Волге фаворит организовал её высадку с галеры на покрытую красным сукном пристань и визит в вотчину Орловых, где высокую гостью встретил его старший брат:
«…шествовать изволила в каретах в село, имянуемое Вознесенское, принадлежащее его сиятельству графу Ивану Григорьевичу Орлову, в разстоянии от берега в 10-ти верстах. И как ея величество изволила приближаться к помянутому селу, то из поставленных пред домом его сиятельства небольших пушек производима была пушечная пальба из 101-го выстрела. При въезде в помянутое село по обеим сторонам стояли его сиятельства крестьяне, с жёнами и дочерьми, и держали в руках сплетённые из цветов венки, которые бросали под карету ея величества, и от всех восклицаемо было ура. По прибытии к дому у крыльца паки встретил ея величество его сиятельство и приносил ея величеству всеподданнейшую свою благодарность о высочайшем посещении и пожалован к руке; и изволила проходить в покои, где тамошнее дворянство обоего пола паки приносило всеподданнейшия поклонения и жалованы к руке. Обеденное кушанье ея императорское величество изволила кушать с прибывшими в свите своей в 20-ти персонах. При столе пили здоровье ея императорского величества, зачинал его сиятельство граф Иван Григорьевич Орлов; при чём из поставленных пред домом пушек производилась пушечная пальба из 51-го выстрела. Потом ея величество зачинала пить здоровье того дома хозяина, при пушечной же пальбе. Пополудни в 6-м часу ея величество для прогуливания соизволила следовать в шлюпке на другую сторону реки Урени и там в роще дубовой прогуливалась до трёх вёрст, потом возвратилась обратно в покои. По прибытии вечернее кушанье изволила кушать в 19-ти персонах; в продолжение стола играно на валторнах и кларнетах»[99].
Братья не случайно выпросили себе богатые поволжские земли. От увиденного Екатерина пришла в восхищение и наутро написала Н. И. Панину: «Хлеб всякого рода так здесь хорош, как ещё не видали; по лесам же везде вишни и розаны дикие, а леса иного нет, как дуб и липа; земля такая чёрная, как в других местах в садах на грядах не видят…»[100]
Иван Григорьевич при дворе бывал редко. Григорий же в качестве камергера должен был присутствовать на выходах, богослужениях, приёмах иностранных послов, прочих дворцовых церемониях и увеселениях и, конечно, находиться по вечерам в избранном обществе в личных покоях императрицы – этой чести завидовали многие, а добивались далеко не все. Обычным занятием в это время была карточная игра в ломбер, где фаворит всегда составлял компанию императрице.
Орлов в 1760-е годы нередко заходил к юному наследнику престола Павлу отобедать, поиграть в «воланы», поговорить с любознательным мальчиком о славном воре и разбойнике Ваньке Каине, о том, «как вешают в Англии» преступников или как там же «живых скотов анатомят». Фельдмаршал П. С. Салтыков умел повеселить августейшего отрока, вращая «правой ногой в одну сторону, а рукой в другую», но и Григорий Григорьевич не оплошал – «разные такие ж штуки делал»[101].
Впрочем, у него были и более серьёзные занятия. Созданный в 1762 году Кавалергардский корпус формально возглавил прежний шеф елизаветинской Лейб-компании камергер И. С. Гендриков; реальным же командиром «избранной стражи при лице императорском» стал Григорий Орлов в качестве поручика, а с 25 марта 1765 года шефа корпуса. Уже летом 1763-го «его высокографское сиятельство» и генерал-поручик отдавал приказы: требовал являться на дежурство в «сапогах без раструбов», заставлял нерадивых писать объяснения, передавал подчинённым списки лиц, которым предосталялась привилегия входить в личные покои государыни[102]. Кавалергарды сопровождали Екатерину в поездках, охраняли внутренние покои дворца и получали особые приказы насчёт персон, которых можно было допускать туда из «общей залы». В корпусе, в отличие от елизаветинской Лейб-компании с её вольными порядками, царила жёсткая дисциплина; провинившихся немедленно отправляли в армию. Императрица сама отбирала кандидатов, следила за их карьерой, давала ответственные поручения[103]. На роскошные «римско-российские» мундиры телохранителей Екатерина выделила из своей «комнатной суммы» 30 тысяч рублей, распределением которых занимался Григорий Орлов[104].
Все эти должности были весьма почётными, но за некоторыми исключениями не касались государственных дел. Однако, вступив на придворное поприще, Григорию и его братьям неизбежно пришлось в них участвовать.
После переворота на первый план выдвинулись семейство Паниных и его окружение. Никита Иванович оставался воспитателем наследника, однако в связи с делом Хрущова и Гурьевых был назначен совместно с генерал-прокурором А. И. Глебовым управлять делами «особой важности» по ведомству бывшей Тайной канцелярии – политической полиции; сосредоточенной в Померании армией вместо отстранённого П. А. Румянцева стал командовать Пётр Иванович; старшим сенатором остался зять Н. И. Панина И. И. Неплюев. Вслед за ними выдвигалось младшее поколение панинских родственников – племянник Б. А. Куракин и будущий фельдмаршал Н. В. Репнин. Весьма важную роль в этой группировке играл Григорий Теплов, вскоре сделавшийся статс-секретарём императрицы.
На другом полюсе придворного мира находились Орловы. Сам фаворит не был силён в интригах; но на него сделал ставку возвращённый из ссылки бывший канцлер А. П. Бестужев-Рюмин. Его записки и письма фавориту показывают, что он пытался таким образом «провести» самые разнообразные дела: добивался льгот для «фабрикана» Пастухова, старался определить президентом в Рижский магистрат своего человека; просил о «протекции» для некоего коллежского советника Сукина, о награждении архитектора Растрелли, а заодно и о финансовом «вспоможении» себе, поскольку кредиторы «неучтиво» требовали от него уплаты долгов[105].
Полем битвы придворных группировок стала внешняя политика. Провал первой международной инициативы нового царствования – попытки посредничества между Пруссией и Австрией – стал платой за неуклюжие действия Петра III. Надо было заново определять внешнеполитический курс, по поводу которого в окружении императрицы возникли принципиальные разногласия.
Бестужев, осуждавший отход от «старой русской политической системы», к весне 1763 года подготовил «великий проект» российско-австрийского союза, о чём не раз сообщал имперскому посланнику Мерси[106]. Панин же накануне начала этого года в беседе с прусским послом графом Виктором Сольмсом дал понять, что союз с Пруссией является для России более предпочтительным, и сделал это так убедительно, что его собеседник доложил в Берлин: «Даже подкупленный министр не мог бы говорить более доверчиво»[107]. В августе состоялись переговоры о заключении нового союза.
Весной 1763 года Бестужев взялся за дело заключения брака Екатерины и Григория Орлова. Он обещал австрийскому дипломату, что скоро свергнет Панина, но уже в августе жаловался и Мерси, и его сопернику Сольмсу, что его не ценят и платят всего 20 тысяч рублей в год[108].
