Он следом пошел на мост, встал неподалеку, сохранив уважительную дистанцию. До меня ветром донесся аромат – не дешевых сигарет, как я ожидала, а каких-то пряностей. Запах кретека смешался с парфюмом: лимон и бергамот. Обычно меня бесили мужские духи, но его запах оказался приятным, с кислинкой.
Я провела ладонью по своему носу – от холода тот наверняка покраснел, – поправила шарф и посмотрела на листья клена: они медленно плыли по воде, скрываясь под мостом. Этот сумасшедший хочет стоять рядом? Пожалуйста. Мне все равно. Я думала о работе, о своих планах, о правилах… Но мысли упорно возвращались к незнакомцу. Он меня не боялся. И, самое невероятное, я не боялась его.
«Когда частички воссоединяются, то люди испытывают чувство безопасности, сравнимое с возвращением домой после долгих странствий».
Статья промыла мне мозги! О чем я вообще думала, когда поднялась на мост, а не убежала, сверкая пятками? Мы одни, и, если я закричу, меня никто не услышит. Фонари светили тускло, и, если я побегу, рискую свернуть шею. А главное, я никому не сказала, где меня искать. Идеальная цель маньяка! И нож ему принесла. Давай, убивай. Но парень совсем не похож на маньяка. Хотя… все маньяки не похожи на маньяков.
Я не могла объяснить, почему мне спокойно.
– Видишь звезды? – Он положил ладони на перила и посмотрел на небо.
Я запрокинула голову.
– Не видно тут звезд, – ответила чуть погодя. – Небо затянуто тучами.
– А я вижу звезды, – сказал упрямо, как мальчишка.
– Вранье.
Его легкий смешок заставил меня вздрогнуть. По телу словно разлилась теплая волна, и я вцепилась в мост, едва не поломав ногти.
– Красота в глазах смотрящего. – Он повернул ко мне голову. – Не спугнуть бы вдохновение…
Теперь я видела звезды: золотые крапинки искрились в его глазах. Он смотрел пристально, разглядывал, смущал. Как смущал бы любую девушку.
Обычную девушку.
– Почему смотришь? – выпалила я.
– Прикидываю, в какой позе ты лучше смотришься.
Воздуха стало чересчур много, и я поперхнулась. Очередной похотливый мудак! Я перестала на него смотреть и стиснула нож в кармане. Шестое чувство меня подвело. Ублюдок! В доверие попытался втереться!
– Эй-эй! – Проследив за моей рукой, парень воскликнул: – Не надо опять покушаться на мою жизнь, черт возьми. Я художник!
– Ага. Читаешь форумы для пикаперов? – проворчала я, нахмурив брови. – Отвали по-хорошему. Тебе светит только нож в печень.
Незнакомец заткнулся, но с моста не ушел. Продолжил стоять, смотреть и действовать на нервы. Художник! Я могла представить, как он держит кисточку длинными пальцами, макает в палитру, водит по холсту… Почему в моей голове это звучит так сексуально?
– Я художник, честно. – Его голос надломился, выдавая волнение.
Я молчала, и парень добавил:
– По крайней мере, был когда-то художником. Рисовал, понимаешь? – Он поводил рукой в воздухе, изображая кисть.
– Понимаю, – выдавила я.
– Глупо получилось. – Один уголок его губ был приподнят выше, делая улыбку кривоватой и особенно обаятельной. – «В какой позе смотришься». Я сам себе хочу треснуть по роже.
Так тресни. И проваливай. Но вслух я ничего не сказала.
Меня вновь привлекли его глаза. Они не улыбались, когда улыбался он. Казалось, в них навсегда что-то застыло. Заледенело.
На пару минут парк погрузился в тишину. Где-то вдалеке мчались редкие автомобили, напоминая, что мы в городе. И не одни во всем мире. Поразительно, но я тоже не спешила уходить с моста, а собеседника прогоняла лишь мысленно. Словно не всерьез.
– Анфас.
– Что? – Я обернулась на его голос.
– Нарисую тебя в анфас, – уверенно повторил он и достал свои отвратительные папиросы. Закурил, зажал между зубами сигарету и протянул мне руку: – Константин.
– Яна, – ответила быстрее, чем подумала.
Бесит, что у моего имени нет полной формы. Он представился официально, а я… я будто рада знакомству. Это вовсе не так!
Константин изучал меня, медленно поглощая дым, и протягивал руку. В любой другой момент я бы проигнорировала его жест. В любой другой момент я бы не стояла с ним рядом. Но он смотрел так, будто в его голове не было ни одной гнусной мысли. А в моей?..
Я быстро пожала горячую и слегка шершавую ладонь.
– Ты сказал, что «был когда-то» художником. Что значит «был»?
Константин смутился. Надо же, самоуверенному пофигисту трудно говорить о себе?
– Пару лет назад… – Он медленно облизал губы. – Я бросил все. Абсолютно все. – Его голос стал жестким, как засохшая кисть. – Бросил карьеру, Москву… Это моя жертва во имя свободы. Честно говоря, не думал, что когда-нибудь снова смогу рисовать. Но ты… – Он скользнул по мне взглядом. – Подарок судьбы! Твой портрет станет моей лучшей работой. Моей первой работой за долгие годы. Я увидел тебя и… Мне хочется вернуться к рисованию. Дать живописи еще шанс.
Он говорил с неподдельным восторгом, и я завидовала его страсти к искусству. Я любила цифры, но подобного трепета не испытывала.
А Константин мечтательно добавил:
– Карандаш… или масло. Ты не против мне позировать?
– Извини. – Я отрицательно помотала головой. Волосы ударили по щекам, и лицо вспыхнуло от одной мысли – провести несколько часов наедине с малознакомым парнем. – Не получится, – тихо добавила я. Ладонь, сжимавшая в кармане нож, вспотела.
Константин изменился: потух, стал серьезнее. И эта серьезность прибавила на его гладком лбу пару морщинок. Интересно, сколько Косте лет? На вид не более двадцати пяти. А когда он задумчиво выдохнул облако дыма, мне показалось, что ему намного больше. Он проницательный и мудрый. Он узнал мои секреты, а главное, узнал причину, из-за которой я отказалась позировать. Почему приходила сюда. Зачем пыталась его убить.
Я открытая книга, в то время как Константин оставался интригующей обложкой. Прочистив горло, я объяснила:
– Не напал на меня здесь, чтобы увести в свою квартиру и…
– Господи боже! – Он отшатнулся, словно я влепила ему пощечину. – Ты в своем уме?! Я говорю о написании картины, о живописи, а ты – о сексе. Озабоченная? Я хотел предложить встретиться днем в парке, чтобы я провел время за мольбертом, а ты – на мосту. Но если это намек на большее…
– Что?! – Я едва не сломала каблук, резко дернув ногой.
Константин ухмыльнулся и убрал бычок в карман пальто.
– Интересная у тебя, однако, прелюдия, Яна. Острая.
Мое лицо наверняка напоминало красный блин.
– Художники как гинекологи. Всякого насмотрелись, – спокойно объяснил Костя, не обратив внимания на мою реакцию. – Позировать домой я тебя не зову, расслабься. Мне достаточно общественного парка.
Либо он первоклассный психопат, либо я для него – объект, уровень красивого пейзажа. Что ж, успокаивает. Но вдруг все-таки психопат?
– Я тебя раньше тут не видела. – Сменить тему – правильный выбор, а то заговорит зубы и окончательно усыпит бдительность.
– Мое любимое место, – ответил Костя.
– Мое тоже. Почему мы не пересекались?
– Я не сказал, что приходил сюда вчера, позавчера или месяц назад. – Он подмигнул мне. – Вопрос был как часто, а не как давно. Два года назад я приходил сюда каждый вечер.
– Почему перестал?
– Почему… – Он замолк. Я смутила его? – Все меняется.
Уж мне-то не знать…
– Честно говоря, я не собирался возвращаться. – Костя поправил ворот свитера, будто тот его душил. – Я не понял, за что любят Москву.
– Неблагодарные вы, приезжие, – ответила с обидой. – Оскорбляете, возмущаетесь, а все равно едете! Чтобы ругать мой дом?
Костя опешил. Вскинул бровь.
– Приношу извинения за грубость, москвичка.
– Принято.
Я хохотнула и провела ладонями по щекам: не ожидала, что когда-нибудь снова улыбнусь. Из-за художника-красивого-пофигиста!
Он придвинулся ко мне ближе, как будто случайно.
– Теперь я понимаю, зачем я вернулся в столицу.