Лагари, Лагари, Лагари… Я прокручивала в голове его фамилию снова и снова. Как и день катастрофы на Мельнисе, я совсем ее не помнила, однако не могла избавиться от мысли, что точно встречала Андрея ранее. Где это могло быть? Почему его лицо, и в особенности глаза, казались мне такими поразительно знакомыми…

– Лагари – это ваша настоящая фамилия? – спросила я.

Андрей приподнял брови:

– Как я и сказал.

– А у других членов вашей семьи она такая же?

– Разумеется, – в недоумении отозвался он.

– Они тоже сейчас здесь?

– Нет.

– Они мертвы?

– Нет.

– Тогда где они?

Андрей устало потер глаза:

– Какое это имеет значение, мисс Эйлер?

– Вы сказали, я могу задавать любые вопросы.

– Верно. – Его лицо ожесточилось, однако голос по-прежнему оставался бесстрастным.

– И где ваши родные?

Губы Андрея сложились в узкую линию, и внезапно, всего на мгновение, пальцы его свободной руки дрогнули и сжались в кулак.

– В безопасности.

– Есть место безопаснее, чем Дикие леса?

– Сколько угодно.

Андрей смотрел на меня так, будто одновременно мечтал выжечь на месте и пытался понять, к чему ведет диалог. Я мысленно возликовала. Семья – вот оно, его слабое место. По каким-то причинам он не хотел говорить о ней, но почему? Не поддерживал контакт с родственниками? Точно нет, раз ему было известно об их местоположении. Был с ними в скверных отношениях? Маловероятно, ему явно было не все равно. Страх? Определенно. Но чего он боялся и почему?

Лагари… Проклятье, откуда я его знала?!

– Говорят, Дикие леса самое защищенное место в галактике. Миллионы повстанцев мечтают оказаться здесь. Почему вы не перевезли родных сюда?

– Ради их же безопасности, – ответил Андрей, теряя терпение.

– Здесь им что-то угрожает?

– В этом диалоге нет смысла.

– Это значит «да»?

– Да! – презрительно скривившись, подтвердил Андрей. – Это война, Мария. И Анаксонская система расположена едва ли не в ее эпицентре. Пусть это и самая защищенная повстанческая база, но она все еще одна из главных боевых целей. Я полагал, как космеогеолог вы как никто другой должны это понимать. Моих родных здесь нет, потому что таким образом я спасаю им жизнь.

– Я всего лишь задавала вопросы, мистер Лагари, – я приложила все силы, чтобы мой голос прозвучал с такой же приторной невинностью, как его несколько минут назад.

– Разговор закончен, мисс Эйлер, – с усталой пренебрежительностью бросил Андрей, когда стенки бокса вновь стали прозрачными. – Это было крайне бесполезно, но спасибо, что уделили время.

Сукин сын. Когда с него сняли датчики, он вышел из бокса, даже не посмотрев в мою сторону.

– Дом на холме, – коротко бросил он, проходя мимо Нейка Брея, и спешно покинул зал, не удостоив взглядом ни его, ни Алика Хейзера, ни кого-либо еще из толпы.

Зал, как он и говорил, действительно был переполнен. Когда моя голова и левая рука были освобождены, я подошла к стеклу. Пока Лея и еще несколько операционок собирали аппаратуру, я словно заново знакомилась со всеми, переводя взгляд с одного зрителя на другого, вглядываясь в их ровные, красивые, искусственно трансформированные лица и холодные, непроницаемые глаза. Единственным, на чьем лице я заметила следы времени, оказался Нейк Брей.

Герцог стоял ко мне спиной и тихо переговаривался с соседом, однако, словно услышав мои мысли, он мгновенно повернулся и ответил на мой взгляд.

Он улыбался.

Допрос на хертоне опустошил меня так, будто длился не час, а сутки. Последние зрители покинули палату примерно через полчаса: все это время я сидела на койке своего бокса, наблюдая, как доктор Килси и пара его помощников отсоединяют и убирают устройства, возятся с проводами и техническими голограммами. Когда в зале осталось всего несколько человек из персонала и пара операционок, я почувствовала ужасную усталость. Одна из них подошла ко мне и попросила проследовать за ней.

Иногда я задумывалась, кого в мире больше – людей или машин? Рейнир имел не один десяток роботов, но до знакомства с ним я встречала их не часто. Позволить себе иметь операционки могли далеко не все. Машины потребляли слишком много энергии и были дороги в обслуживании для людей моего класса. Зато, когда мне приходилось бывать в богатых районах, улицы буквально кишели ими. Десятки, сотни помощников с беспрекословной преданностью выполняющие любые, даже самые изощренные поручения своих хозяев, – рабство восьмого тысячелетия было весьма оригинальным.

Я собиралась спросить, куда хочет проводить меня девушка, когда услышала за спиной уже знакомый голос:

– Лея, я сам займусь этим. Ты можешь идти.

Попрощавшись с доктором Килси, Алик Хейзер быстрым шагом направился ко мне.

– Да, милорд. – Когда он приблизился, операционка, коротко кивнув, забрала с моего стола последнюю аппаратуру и молча удалилась.

– Милорд? – Я удивленно приподняла брови и с любопытством посмотрела на своего нового знакомого. – Дай угадаю, ты тоже из лиделиума…

– Лорд Александр Вариас Хейзер, если быть точнее, – с нарочитым самолюбованием в голосе поправил Алик и показательно закатил глаза.

– И как мне к вам теперь обращаться? Мой лорд? Милорд Хейзер? Ваше Благородие?

– Я предпочитаю «Алик» и на «ты», – пожал он плечами, – но против благородия ничего не имею. Поэтому если очень захочется, можешь обращаться ко мне «Твое благородие». Думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы удовлетворить мое дворянское эго.

– И твое благородие от этого не пострадает?

– Я прячусь в лесах, отсиживаюсь в бомбоубежищах и вот уже несколько лет волочу жалкое существование вдали от цивилизации, – задумчиво протянул парень, загибая пальцы. – Боюсь, снобизм – это все, что осталось от моего благородия.

Не в силах сдержать улыбку, я посмотрела на юношу и встретилась с его дружеским взглядом. Знакомство с Аликом Хейзером однозначно можно было назвать приятным.

– Идем? – Махнув рукой в сторону выхода, он пригласил меня за собой. – Ты, наверное, страшно устала? Здесь уже ночь, я провожу тебя. Да, и лучше прихвати это с собой. – Стащив плед с сиденья напротив, Алик ловко подкинул его мне. – Вечерами тут подмораживает.

Как я и полагала, палата с боксами находилась глубоко под землей. Прежде чем выйти на воздух, мы минули не менее восьми этажей, и, оказавшись на улице, я невольно поежилась от ледяного ветра, лучше укутываясь в плед. Алик Хейзер был прав – на базе была уже глубокая ночь и, если бы не тусклое уличное освещение, из-за густого тумана вряд ли можно было разглядеть хоть что-то.

– В Диких лесах особенно промозглая осень, – пояснил он по дороге. – Это все из-за влажности. Холод ощущается сильнее.

Я пожала плечами.

– Последние два года я провела на Мельнисе, там вообще не бывает теплого лета. Но, похоже, это единственное, к чему мне не придется здесь привыкать. Как я заметила, тут… много своих порядков.

Алик слегка усмехнулся. В сумраке я почти совсем не видела его лица, но, кажется, на нем промелькнула тень грусти.

– Наша база меньше, чем прочие, – уклончиво ответил он. – Если желаешь, завтра я могу провести тебе экскурсию. Тут однозначно есть на что посмотреть. Дикие леса – уникальный заповедник. Строя здесь укрытие, мы сделали все, чтобы не повредить его экосистеме.

Я невольно притормозила:

– Значит, я остаюсь?

– А у тебя есть другие планы? – вопросительно вскинул брови Алик.

– И больше никаких пыток на хертоне?

– Этого я обещать не могу. Ты слишком важный свидетель. А пробел в твоей памяти – загадка, которую нам еще предстоит разгадать.

Проходя мимо очередного здания, Алик резко свернул влево, на узкую тропу, что вела в гору. Дорога была едва различима, и, смотря под ноги, я старалась не отставать от Хейзера. Он спешно двигался вперед, то и дело ежась от холода при каждом порыве ветра. Желая отвлечься от неприятных мыслей, я решилась на еще один вопрос.