Это должен быть праздник жизни в память об Адэйр. Ребята собрались насладиться парой баночек пива, вспомнить старые добрые времена. Я не хочу думать об этом, а уж тем более говорить.

Рейлин Кэмпбелл загорает на камне, приветственно помахивая мне. Уайт, старший брат Адэйр, цепляется за тарзанку, будто она одна держит его в вертикальном положении. Он скидывает бейсболку, готовясь нырнуть, когда вдруг в глубине леса раздается выстрел, заставляя нас всех подпрыгнуть и замолкнуть.

Стая ворон врассыпную разлетается над пологом леса, откуда послышался выстрел.

Кажется, где-то рядом.

– Что за черт? – Я вглядываюсь в лес, откуда он донесся.

Летом охотятся редко. Акры земли, тянущиеся от пруда, принадлежат семье Лэтэм. Они никому не разрешают охотиться на своей частной собственности, но не сказать чтобы это было совсем неслыханное дело.

Мы на несколько мгновений замерли, ожидая какого-то продолжения. После нескольких секунд, когда ничего не происходит, а странность начинает рассеиваться, все потихоньку возвращаются к своим делам.

Уайт с развязной пивной ухмылкой и тарзанкой в руках взмывает над водой, выпуская веревку на самом пике. Вода взрывается вокруг него, рассылая волны по всему пруду.

У него темные волосы тети Вайолет и Адэйр, но нет доставшихся всем нам созвездий веснушек. У меня единственной во всем семействе пшеничная шевелюра.

Дэвис присоединяется к остальным. Быстро поздоровавшись, я ныряю за куст остролиста, чтобы сбросить сарафан и переодеться в бикини. Движение справа привлекает внимание, но, когда я поворачиваю голову, черная тень уже исчезает между ветвей.

Осторожно вглядываясь в лес, я упихиваю одежду в сумку и возвращаюсь к остальным.

Будь здесь Адэйр, она была бы в серебристом слитном купальнике, который больше всего напоминал простыню с космического шаттла. Я никогда не понимала, откуда у нее брались задумки для своей странной одежды. Но они помогли ей поступить на курс дизайна одежды в художественный институт, так что какая разница?

Я перелезаю через грубые камни, чтобы добраться до плоского булыжника, на котором загорают ребята. Тусклая серая поверхность жжет подошвы ног, когда я сбрасываю шлепки.

– Ты как, Уэзерли? – спрашивает Рейлин, передавая мне пиво.

Я пожимаю плечами, затем беру банку и делаю большой глоток, оглядывая разношерстную компанию двадцатилеток, которых с гордостью зову друзьями.

Уайт – деревенский парень до мозга костей. От бейсболки «Джон Дир» [1] до клетчатой рубашки и ботинок. Он дуб, физически и в сердце. Уайт стал мужчиной в доме после смерти дяди Дуга несколько лет назад.

Рейлин на голову ниже меня, но она пробивная девица с характером: надерет задницу, если только ей не понравится чей-то взгляд. Она говорит, что я тонкая как ива. Это комплимент, но меня заставляет думать об ивовых прутьях, которыми бабуля стегала меня по заднице, если я как-то не так за ней ухаживала. Почти каждый вечер и по выходным Рейлин работает официанткой в «Наливайке».

Дэвис высокий, темнокожий и худой. Они с Адэйр были удивительно идеальной парой. Теперь, когда ее нет, а его курсы подготовки близятся к концу, он вряд ли будет часто заглядывать к нам.

Единственной, кто еще не видит своего будущего, осталась я. Я не из тех, кто ходит в колледж, да и из старшей школы не особо много вынесла. Я ждала – чего, даже не знаю, чего-нибудь, чего угодно. Чтобы что-то позвало меня, что-то, кроме песни души. Адэйр спрашивала, сколько я готова ждать, чтобы начать жить. Я так ей никогда и не ответила.

Уайт отзывает Дэвиса в сторонку переговорить. Братья, несмотря на цвет кожи, связанные через Адэйр. Дэвис давится эмоциями. Мужчины часто так делают, как бы им ни было больно.

– Видела Стоуна Ратледжа в последнее время? – спрашивает Рэйлин.

– Нет, мэм, – отвечаю я, качая головой. – Одного знакомства с законом мне на это лето хватило, премного благодарю.

– Пусть и так, но что мы будем делать со Стоуном? Нельзя дать ему вот так уйти безнаказанным. Больше месяца прошло, а меня все раздирает от бешенства, не представляю даже, что ты чувствуешь.

Я ценю то, что Рейлин хочет принять мою сторону в этом. Мы подружились за последний год после того, как она к нам переехала. Но это не ее ноша. Это личное. Семейная проблема.

– Но он же ушел безнаказанным, так ведь? – Я еще отхлебываю пива, прежде чем поставить банку и мешок с моим барахлом рядом с ней. Я встаю на край камня для ныряний, поправляя забившиеся в задницу желтые, как маркер, трусы от купальника из «Уолмарта» [2]. – Кроме того, мы делать ничего не будем. Если кто-то и возьмет на себя Стоуна, это буду я. – Отрезав, я бросаюсь в воду, чтобы смыть с кожи призраков бензиновых отпечатков лап.

С лица сбегает вода, когда я выныриваю. Далеко позади слышно, как Рейлин говорит Уайту и Дэвису о барбекю, которое устраивает в воскресенье у себя дома; они оба кивают, будто это отличная идея. Дэвис спрашивает, что, по нашему мнению, это был за выстрел. Я мычу «черт его знает», не уверенная, слышно ли ему меня, но больше ничего не добавляю и перестаю плыть, когда что-то в лесу привлекает мое внимание.

Я смотрю. И жду.

Их тихая беседа превращается в мушиное жужжание на фоне. Я глубже ухожу под воду и тихонько отплываю. Глаза пробегают по лесу, пытаясь разглядеть.

Вот опять. В глубине между деревьев движется тьма.

Не крадущаяся, как койот. И не осторожная, как олень. Нет, что-то в листве рассыпается и собирается, затем рассыпается и собирается снова и снова.

Охваченная любопытством, я следую за движением и подплываю ближе к противоположной стороне, дальше от друзей, так, что их голоса становятся далеким бормотанием. Волны покачивают линию горизонта вдоль берега, размывая край леса. Наконец, тьма сливается в силуэт прямо за линией деревьев.

Я щурюсь, пытаясь разглядеть – и из тени выходит мужчина. От удивления я вздрагиваю.

Он идет не от церкви. И не оттуда, где раздался выстрел.

Он скрывается в тени и лучах света, пробивающихся сквозь листву. Я не могу разглядеть, кто это. Только пятно темных волос, бледная кожа и черная одежда. Или это все из-за тени?

Я слышу, что позади что-то кричат. Голоса становятся громче, когда я обращаю на них внимание.

– Он тебя зовет, Уэзерли! – кричит Уайт над прудом, и я удивленно поворачиваюсь.

Уайт тычет пальцем в направлении церкви, так что я перевожу туда взгляд, пытаясь сообразить, отчего они все так возбудились.

На другой стороне пруда Рики машет мне, пытаясь подозвать.

Господь всемогущий. Ну что теперь? Я плыву обратно к камню, чтобы узнать, в чем дело.

– Что ему нужно, по-твоему? – спрашивает Уайт, помогая мне выбраться из воды. Полотенца нет, так что я стою, пока с меня стекает вода.

– Кто знает? Скорее всего, он не в курсе, что значит «все кончено», – бормочу я, прежде чем заметить метания Рики. Все встают, понимая, что дело срочное.

Я оглядываюсь на деревья, где видела таинственную фигуру, но теперь там никого нет.

Рики складывает ладони у рта и зовет меня по имени. Вопреки благоразумию, я иду к нему, чувствуя неладное.

– Эй. – Рики с трудом переводит дыхание – спасибо многим годам курения. – Нам позвонили на заправку. Лэтэмы. Насчет пацанов. Сказали… – Еще парочка тяжких вдохов. – Сказали… позвать заговаривающую смерть.

Зик и Уорт Лэтэмы – два брата, которые катаются в грязи, избивая друг друга до полусмерти, чаще, много чаще, чем я могу представить. Крепкие, матерые пацаны, которые в поте лица пашут на отцовской ферме. В четырнадцать и шестнадцать они работают не хуже любого мужика.

Мне быстрее пробежать полмили через лес, чем возвращаться к церкви, а потом ехать четыре мили извилистой дорогой. Но я не могу избавиться от мысли, что я не одна в этом лесу, пока пробираюсь к ним.