Ботинки касаются грязной черепицы.

Руки вампира разжимаются, и я судорожно хватаюсь за бронзовый штырь.

– Хозяин плохой, – говорит вампир. – Убью хозяина, будешь моя. Хозяева плохие, все плохие. Альгер позаботится.

Он прыгает вниз, бросает меня одну.

Пальцы судорожно хватаются за металл. Он такой холодный, что косточки начинают ныть. Ветер пронизывает одежду, треплет косу. Выбившиеся пряди лезут в глаза. Высоко, как же высоко.

Нет, не смотри вниз. Лучше зажмурься и представь, что тебя нет.

Мамочка, помоги мне…

Черепица едет вниз. Ноги судорожно брыкаются, но найти опору не могут. Срываюсь, проезжая брюхом по оголившимся рейкам. Пальцы сжимают штырь, он такой холодный…

Хрупкий бронзовый лёд трещит и ломается.

Я слышу собственный визг.

Пальцы хватаются за край крыши.

Не смотри вниз…

Но я не могу не посмотреть.

Внизу бушует пламя, всё охвачено пожаром. Жадные языки вздымаются, лижут голые пятки… Скребу по стене отросшими на ногах когтями…

Черепица летит в лицо. Сверху на кровле раздаются гулкие, тяжёлые шаги. Я вижу мужские сапоги. Поднимаю взгляд по штанам и вздрагиваю при виде огромного пуза. Через дырки в пробитой рубашке сочится кровь. Я не хочу видеть его лица, но поднимаю взгляд выше. Выцветшая кожа с чёрными кругами вокруг глаз, обрюзглые щёки, синюшные губы. Мертвяк открывает рот и булькает кровавой пеной.

– Потыкаю! Потыкаю! Потыкаю! – хрипит он и тычет вилами вниз.

Окровавленные зубья почти бьют по пальцам.

Больше не могу держаться.

Срываюсь вниз.

Внутри всё перехватывает, кишки скручиваются в змеиный клубок.

Пламя принимает меня, охватывает… Как же ярко… как горячо…

Меня пожирает бушующий огненный шторм. Не могу дышать, не могу кричать.

Горячие завихрения пламени поднимаются вверх, теребят мои волосы, будто шквальный ветер. Вокруг клубится безумный, раскалённый хаос. Сверкающее золото, переливы меди. Испепеляющий жар. Меня будто разрывает изнутри. Нет! Хватит! Я больше не могу! Почему я ещё не умерла?!

Огонь… вечный, пожирающий… Я просто уголёк в жерле чудовищной печки. Мне не выбраться отсюда. Кожа пылает, лёгкие горят, как после долгого бега, только суше, жарче. Сердце пытается вырваться из груди, а дыхание обращается в сбивчивые всполохи такого же пламени. Пожар снаружи, пожар внутри… В голове клокочет закипающая кровь. Меня распекает, невыносимо, нестерпимо… Как же больно!

Отпустите меня, пожалуйста, я больше не могу! Я не выдержу!

Нет! Нет! Нет!

Я не могу смотреть, но и через веки слишком ярко, ослепительно ярко, будто меня забросило прямо на солнце. Всё сносит, поглощает, выжигает. И я уже не понимаю, где заканчиваюсь сама, а где начинается…

Огонь, только огонь…

Я проснулась от чудовищного кошмара и вскинулась в постели, тяжело дыша. Облизала пересохшие губы и постаралась успокоить сердцебиение.

Страшно пропотела – вся простынь мокрая.

Через занавески на окне лился приглушённый дневной свет, но будить меня никто не стал, хотя корабль двигался. Более того, я обнаружила, что сплю на тахте Рихарда.

Так, подождите… Не помню, как ложилась спасть… И почему на мне ночнушка, которую я из дома прихватила? Такая же страшно пропотевшая, как простынь, и противно липнущая к коже.

Потом я заметила деревянную лохань.

Вчера собиралась помыться, но не помню, чтобы действительно мылась. После всех ужасов у меня сил не осталось, чтобы притащить себе тазик, а эту ванну Рихард никому не даёт. Странно… Я сидела здесь, приходила в себя… Потом стало жарко, как в лихорадке, а дальше… Ничего не помню, что дальше было. Может, вампир сам её притащил, а я всё же содрала с себя драный мальчуковый наряд, отшоркала грязь и прилегла отдохнуть, да так и вырубилась? И никто не решился меня потревожить, даже Рихард. Вон, и волосы все спутанные – явно высохли сами по себе.

Но, блин, почему здесь так пахнет гарью? Ох, а ведь доски лохани с одной стороны почерневшие… Как раз там, где полагается находиться голове купающегося.

Я не успела обдумать эту мысль до конца, потому что дверь скрипнула, впуская свет и дядю Войко.

– Ярочка! – воскликнул он с радостным удивлением. – Слава предкам, мы уж совсем не знали, что делать. Ты как себя чувствуешь?

– Ничего, – я пожала плечами. – Вы не переживайте, я вчера просто очень сильно устала, – босые пятки опустились на коврик.

– Ты погоди вставать, – он подтащил табурет и сел рядом, мозолистая ладонь опустилась мне на лоб. – Вроде нормально, не горячая.

– Дядя Войко, что-то ещё произошло, да? – мои глаза невольно косились на лохань, а в голове начали созревать некоторые подозрения.

– Было дело, – кивнул он и упёрся в колени. – Ты, лапушка, не переживай. Всё обошлось. Я как вторую бочку со льдом притащил, так на спад пошло.

Мои ресницы недоумённо захлопали.

– Огонь, – внезапно дошло до меня. – Мне вчера так жарко стало… Я никого не обожгла? – спрашивать у старпома, рассказал ли Рихард про мои таланты, не имело смысла. Вампир упоминал, что всем с ним делится, да и слова про лёд богатырь явно сказал не просто так.

– Нет, только немного плед прожгла и вон, купельку опалила.

– Извините…

– Ох, маленькая, да ты же не виновата, – старпом потрепал меня по волосам. – Наверное, пить очень хочешь? Сейчас, – он поднялся и притащил кувшин с кружкой.

Только сейчас я поняла, что действительно умираю от жажды.

– Ты сегодня отлежись, – велел Войко. – Я тебе перекусить принесу. Радек, Демир и Эмил ничего не знают про огонь. Ну, они видели, как из окна пар валил, но мы сказали, что это Рихард случайно устроил. Они знают, что он немного приколдовывает.

Оторвавшись от кружки, я покрутила её в ладонях, заглядывая в едва различимое отражение на воде.

– Ничего ведь не будет, как раньше, да? – мои глаза поднялись к старпому.

Тот неуверенно пожал могучими плечами, а я прикусила губу.

Нет, конечно, не будет. Это не кошмар. Я уже проснулась.

Сейчас я не чувствую жара в груди, но что-то изменилось. Будто я всегда знала, что он во мне есть, просто не разгорался, как следует. И я чувствую, что могу разжечь его сильно-пресильно, если захочу.

– Вы идите, не обязательно со мной сидеть, – я постаралась улыбнуться, но вышла очень замученная улыбочка. – И перекусы не делайте, я сейчас оденусь и выйду.

Смерив меня долгим взглядом, великан кивнул и поднялся.

Когда дверь за ним закрылась, я отставила кружку на табурет, уронила голову обратно на подушку, подтянула ещё одну и крепко обняла. Слёзы покатились сами, пропитывая драпировку, не предназначенную для сна. Наверное, организму очень не хватало жидкости, чтобы разреветься раньше. Но теперь он принялся возмещать это упущение: я шмыгала носом и тихо сотрясалась от рыданий.

Ничего не хочу вспоминать.

И не могу думать ни о чём другом.

Вряд ли удастся избавиться от кошмаров.

Похищение, побег, лесная погоня, нора в корнях дуба. Жуткий замок, спуск в темноту, толстяк с вилами, извращенец с залысинами, бойня в склепе. Кровь, кровь, кровь. Близкое знакомство с клыкастым психом, полёт, пронизывающий ветер на вершине башни, крушение этой башни, истерзанный Рихард и… огонь.

Пламя, рождённое отчаянной злостью.

Безумный калейдоскоп ужасов, выбирай на свой вкус…

Всё это было настолько страшно, что у меня просто нет сил жить дальше. Ещё и с огнём этим непонятно, что делать. Я же могу случайно пожар устроить, могу сделать больно людям, которые приняли меня, стали моей новой семьёй. Может, было бы лучше, чтобы бандиты убили меня и прикопали под кусточком. Впрочем, тогда бы я вскоре вылезла оттуда вампиршей. И навсегда осталась бы ребёнком, совсем как хотел Альгер… чтобы ему было о ком заботиться, мать его. В соседний саркофаг бы уложил, на диких зверей охотиться научил – вприпрыжку из засады.