***

Моросил дождь. Никогда не любил такую погоду. Словно небеса оплакивают человеческую глупость. Я направлялся в заброшенную церковь, где меня ждал мой отец. У него было то, что нужно было мне, а я мог сделать то, что нужно было ему. Просто сделка, в которой, если быть точным, моя часть договоренностей уже была выполнена. Оставалось забрать причитающееся мне.

Заброшенная церковь стояла на отшибе захудалого городка, к ней вело несколько троп разной степени паршивости. Не доходя ста пятидесяти метров до церкви, я ощутил установленный вокруг нее барьер антимагии, барьер Гурха. Его не сложно было сломать снаружи, однако это являлось гарантией безопасности для нас обоих. Да, мы не доверяли друг другу. Сложно доверять тому, кто в прошлом вышвырнул тебя, как щенка, из родного дома, а после всячески вставлял палки в колеса и пытался использовать. Вот только Даниэль Темная Нить, особый Перст Карающей Руки самого Папы Римского, очень неподходящая цель для подобных манипуляций. Пришлось пройти тяжелейший путь, выложенный из кучи трупов отродий тьмы и людей, чтобы оказаться тем, кем я являюсь сейчас. Это было сложно, черт возьми. Едва ли во мне можно было распознать того Даниэля, что попал в Корпус Наказующих в двенадцатилетнем возрасте, где верой и правдой прослужил десять адовых лет и стал тем единственным исключением, кто поднялся из худшего корпуса в высшую лигу. Я выживал там, где не мог выжить никто, мои миссии выполнялись на сто процентом и даже больше. Меня заметили, мою силу и веру оценили по достоинству, зачислив в кандидаты ордена Карающей Руки. Это братство подчинялось напрямую Папе Римскому и только ему. Неподотчетные никому мы являлись продолжением могущества его Святейшества. Его ГЛАС и Его ВОЛЯ. За пять лет безупречной службы и невыполнимых заданий я получил высший чин в ордене. Особый Перст самого Папы Римского, Орден Карающей Руки служил интересам его Святейшества, а мы пять Перстов, сильнейшие члены организации, направляли Карающую Руку, получая полное доверие от его Святейшества в любых вопросах. Каждый Перст отвечал за своё направление, мои же задачи были скрыты даже от моих братьев.Но что же мне могло потребоваться от отца, когда я и так мог получить практически всё, что пожелаю? Как не прискорбно говорить об этом, у Густава Максвелла было то, что было бесконечно дорого мне – моя матушка – Иветт Максвелл. В самые темные и безысходные дни я вспоминал о свой любимой матери, и это спасало меня от демонов внутри меня и предавало сил бороться. Когда отец изгнал мальчишку из родимого дома, она не оставила своего сына. Письма со словами поддержки и моя любимая выпечка – пирог с вишневой начинкой – частенько оказывались на моем столе, после тяжелых испытаний судьбы. В те редкие моменты, когда мы виделись, моё сердце переполнялось светлыми чувствами нежности и любви. Иветт Максвелл была гордой и красивой женщиной, она умело держала лицо, как и подобает супруге главы великого рода, её осанка и манеры были идеальными. Но наедине с сыном, её взгляд источал тепло, а голос поддержку и участие. Мне были бесконечно дороги такие разговоры. Я мог снять с себя всю шелуху жестокого сурового воина и побыть просто любимым сыном. Частенько я говорил о всякой ерунде и о нашем счастливом и светлом будущем, на что она лишь улыбалась и просила быть осторожнее. Матушка никогда не показывала, но я чувствовал, как тяжело ей в семье Максвеллов после моего изгнания. Я уговаривал её сбежать со мной и грозился увести силой, но всё было бесполезно. Она была гордой и сильной аристократкой и отвечала всегда одно и тоже - мы Аркуры не бежим от опасности, Даниэль, я выдержу своё бремя. Но я не мог и не хотел оставлять всё так. Вторая жена Густава была при дворе Максвеллов фавориткой, ведь её сын Джеймс должен был стать следующим главой рода, и та всячески пыталась выжить мою матушку из дома. Эта змея источала яд, еще когда я был в семье. Одна из причин, почему я был так одержим силой, была моя мать. Стать настолько сильным, чтобы её никто не посмел тронуть. Но в последний месяц мама слегла с непонятной болезнью, чем здорово напугала меня. Плюнув на всё, я пошел к своему отцу, и выторговал свободу своей матушки в обмен на услугу. Какой смысл от силы и положения, если дорогой мне человек не может быть счастлив?

Встряхнув голову от тоскливых воспоминаний, я поднял взгляд на пасмурное небо.

– Гадская погода. – капли стекали по щекам, а сердце щемило нехорошим предчувствием. Контур барьера Гурха был прямо под ногами, вытащив светящийся череп мыши, я аккуратно положил его рядом. Это была моя страховка. Очень редкий и уникальный парный артефакт, работающий даже под полем абсолютной антимагии. Второй череп мыши оставался при мне. В случае опасности мне достаточно сломать один и второй вызовет взрыв способный разрушить плетение барьера. Очень хотелось, чтобы всё прошло гладко, но моя паранойя не раз спасала мне жизнь.

Зайдя в церковь, я огляделся. Выцветшие фрески, заляпанные стены с сантиметровой пылью, сломанная пыльная люстра в паутине свисала вниз, придавая этому месту унылую атмосферу. Я двинулся вперед, все лавки для прихожан были убраны к стенкам, создавая пустое пространство в центре. Чуть поодаль стоял дорогой стол из дуба, совершенно не вписывающийся в общую картину. За ним сидел мой горячо любимый папаша, взглянув на него я привычно подавил вспышку гнева. На столе стояла куча изысканных блюд. Этот ублюдок любил роскошь. Больше богатства и великолепия, он любил ТОЛЬКО власть. Власть его Рода и личную власть. Одет он был в позолоченную белую рясу с камнями, все эти побрякушки не стоили моего внимания, разве что одна, которая не вписывалась в цветовую палитру. Артефакт, что отдавал зеленым свечением – Сердце Морха, говорят, тройка Высших Мастеров убивала этого Каменного великана на протяжении целых десяти дней.

– Дело сделано. –, проскрипел я, нагло усаживаясь напротив. На что мой папаша скривился, да по правилам этикета нужно было дождаться приглашения, но в задницу его этикет.

– Значит Понтифик мертв? –, внимательно смотря на меня, спросил он.

– А ты сомневаешься в словах Особого Перстня Карающей Руки? –, растягивая слова, навис я над стариком, ох как же мне хотелось свернуть ему шею.

– Я лишь хочу убедиться, что уговор был выполнен. –, с непроницаемым лицом ответил он. – Я верю тебе, а теперь и ты поверь мне, я должен должным образом отпраздновать смерть этой твари. Понтифик не мало крови попортил моему роду и лично мне, ты порадовал своего отца. –, с этими словами он протянул кубок.

Отравлен? Возможно. Ну хорошо, я подыграю тебе. Взяв бокал, я стал вливать его в себя нарочито медленно, на вкус оказалось вполне терпимо. Если он рассчитывает отравить меня пока я нахожусь под барьером антимагии, то жаль его разочаровывать. Надо понимать, что барьер Гурха блокирует использование праны с одной оговоркой, внутри нашего тела прана всё так же живет, просто пассивно усиливая организм. В моём же случае отравить меня практически невозможно, помимо огромной сопротивляемости Высшего Мастера, на моём духовном теле располагались печати. Первой моей печатью, давшей мне бешенную регенерацию, которая в последствии не раз меня спасала, я был обязан Варамаку. Сейчас же их число приближалось к сотне. Чтобы убить меня ядом, надо очень постараться.

Лицо моего папаши выражало крайнюю степень удовольствия, гримаса выдавала его с потрохами. Он действительно ликовал, столько презрения и довольства я не видел даже у темного отродья, что разорило и пожрало десять деревень. А уж поверьте, скалиться Гнилокус любил, потрепал он мне нервов в свое время. Нужно быть начеку, сжав парный череп крысы в руке, я уставился на Густава.