– Что опять? – прошипел он со злостью. – Что тебе нужно от меня?

Вальдер обеспокоенно метнул на него взгляд, но тот бешено смотрел в книгу. Она больше не отвечала, символы не звучали в голове. Юноша ощущал нарастающую злость, и требовательный взгляд со стороны лишь подогревал её. Ему нужно было больше. Он хотел больше. Он заслужил больше! Но сейчас чувствовал себя обманутым. Стоила ли эта книга его жертв? Или ей тоже что-то нужно? Она голодна, всегда голодна, требует того, что утолит её голод.

Шейрату вонзил ногти в руку, настойчиво вдавливая их в кожу. Иссушенная, она огрубела, меньше сопротивляясь его рвению. Когда Вальдер опомнился, друид уже сцеживал капли густой крови в книгу.

– Что ты делаешь? – воскликнул он, а колдуны поблизости приготовились атаковать предателя.

– Она голодна и отказывается говорить дальше. Если хотите, можете внести свой вклад в общую цель.

– Клан не потерпит еретических ритуалов в своих стенах!

– Значит, не получит того, чего хочет от этой книги, – улыбнулся Шейрату и продолжил всматриваться в страницы. Чернила снова проявились, и монотонная речь полилась в его сознание.

«Нас всех толкало на этот путь отчаяние и бессилие. Это объединяет всех проклятых. Злоба и немощность от ощущения, что изменить что-либо невозможно. И всё же мы отличались от прочих.

Эти изнеженные эркай, страдающие от того, что одни из них используют других. Идущие на смерть ради туманных идеалов, прозревающие и гонимые собственными собратьями. Преданные или предатели?

Мы же были обречены на гибель. Другие, недостойные жизни в их глазах. Наша борьба была бессмысленна. Нас предал собственный мир, сделав врагов сильнее, наделив их силой для нашего убийства.

Потому я и пошёл на сделку. Если сил нашего мира недостаточно, я возьму их из иного, чтобы спасти своих собратьев. Я отдам всё, пусть даже собственную жизнь во имя спасения своего народа».

Снова странные явления, заставляющие друида думать, что он теряет рассудок. Чернила в конце страницы перетекали, изменяясь, переплетаясь друг с другом по-новому, словно изменяя саму суть повествования.

«Цель, пропитанная благородством. Самопожертвование во имя спасения других. А какую цену платишь ты? К какой цели ты идёшь? Будешь ли ты жертвой, покорно сдерживающей удары судьбы, или хищником, терзающим своих врагов во имя чего-то стоящего? Пойдёшь по пути благодетеля или чудовища?

Ты мечешься от одного к другому, не зная, добродетель ты или монстр. Я дам тебе шанс принять решение и сделать выбор. Лишь когда ты поймёшь, чего именно ты хочешь, к чему идёшь, знания этой книги откроются тебе».

Чернила перетекли к середине страницы, формируя две воронки. Затаив дыхание, юноша всматривался в них, от чего не сразу осознал, что не видит более ничего, увязает в затянувшей всё вокруг тьме.

Мысли переполняли Шейрату, словно огромный ком из неразборчивых фрагментов. Чего он хотел? Кто он на самом деле? Он хотел, чтобы клан услышал его, чтобы воспринял его всерьёз, как и всех тех, на чьи слова никто не обращает внимания, кого нарекают изгоями и преследуют до конца жизни. Он хотел повлиять на что-то, изменить этот мир, пусть даже придётся разрушить сами основы того, к чему они все так привыкли.

Клан не услышит. Он старательно взращивал своих подопечных, сделал их глухими к чужим словам. Он признаёт лишь язык силы, которую не может сломить, поработить или уничтожить. И не предполагает, что когда-нибудь возникнет тот, кто сумеет разрушить сформированный им порядок. Но как это сделать? Путём убеждения: заставить слепых прозреть, а глухих – услышать? Или путём террора? Эти мысли вились вокруг него, словно рой диких насекомых, вынуждая сделать окончательный выбор, отбросить крупицы сомнений, что мешали ему определиться. Как бы не было больно, как бы не было страшно, он должен был добиться того, чего хотел, и заплатить за это свою цену.

Живительное тепло, странно знакомое, растекалось по телу. Он хотел проснуться, но ощущал безграничную слабость, что не мог разлепить век. Манило поддаться, насладиться долгожданным отдыхом за этот чудовищно длинный день. Но он не мог позволить себе терять драгоценное время. С трудом Шейрату сумел открыть глаза и тут же поморщился от излишне яркого света. Фигура поблизости дрогнула, будто испугавшись его движений, ощущение входящего тепла прекратилось.

– Мансис? – с трудом произнёс он иссохшими губами, пока не уловил её образ в окружающей мути.

– Шейрату? – едва слышно переспросила она в явной неуверенности.

– Что произошло? Где книга?

Он слышал приглушённый зов реликвии, слабую пульсацию, но не мог сориентироваться, откуда она исходит.

– Она под присмотром магов, в руническом кольце. Ей ничего не угрожает.

– А где я?

– Ты потерял сознание. Я не могла исцелить тебя под куполом их силы, и нас поместили в каюту. Здесь безопасно…

Она осеклась, словно не знала, что ему может ему сказать. Муть отступила, и Шейрату сумел разглядеть окружение. Полупустая каюта, он лежал на полке, под узким иллюминатором у самого потолка, откуда ещё пробивался солнечный свет, у двери стояли на страже два мага и наблюдали за каждым движением пары.

На мгновение юноша поймал взгляд девушки и уловил в нём сомнение и… страх? Он хотел убедиться, не показалось ли ему, поднял руку, заставив её вздрогнуть, и прикоснулся к щеке жрицы. Нет, не ошибся. Неприятие и брезгливость отражались в её глазах.

– Спасибо, – тепло улыбнулся он. Ответная улыбка вышла довольно натужной. – А как ты? Выглядишь довольно уставшей.

– Не успела восстановить силы, – девушка спрятала от него взгляд.

Она видела в нём нечто противоестественное, неправильное и пугающее, перечеркнув всё то, что было до этого. Так легко и просто, от осознания чего он усмехнулся, а в его глазах загорелись огоньки злобы.

– Как долго я здесь?

– Несколько часов.

Хорошо, что не дней. Свет, льющийся из люка, набирал багровые цвета, солнце клонилось к горизонту. Самое время что-нибудь предпринять. Он перевернулся на спину и закрыл глаза.

– Таяндрис просила передать тебе, – неуверенно и тихо произнесла Мансис, снова привлекая его внимание. – Мы на твоей стороне и будем с тобой до конца.

– Вы или она?

Этим вопросом он поставил её в тупик. Не найдя в себе силы что-то сказать, жрица поднялась на ноги и направилась к выходу, но путь ей перегородил один из стражей.

– Он должен вернуться на место, – твёрдо прозвучал голос.

– Он восстановится. Его жизни больше ничего не угрожает, – заверила Мансис, но её слова не произвели должного впечатления.

– Приказ хервена Вальдера – вернуть его как можно быстрее.

Девушка скривила губы и вернулась обратно к друиду. Она обратила внимание, что юноша спрятал одну руку за спину. И что стремительно терял силы, которые она ему так старательно передавала.

Они не знали, никто не мог и предположить, с кем имеет дело. Таяндрис была ближе всех к пониманию, но не была друидом, а потому не смогла осознать. Она видела в их сражении с Шейрату то, что считалось невозможным. Друиды могли обращаться лишь к живой природе. Он же, путём своих изысканий, сумел пробуждать своей волей мёртвую. Сила, что может проникнуть в каждый эльфийский дом, настичь каждого эльфа. Неужели он мог оставить попытки постичь такую мощь? Пусть это требовало больше жизненной силы, больше принуждения, оно того стоило.

Ещё слабый, ощущающий приступы мигрени, друид проник в глубину сухой древесины. Зрение природы проявилось с небольшой задержкой, мёртвое дерево просыпалось от своего вечного сна. Тёмные силуэты сновали внутри корабля. В трюме находилась слепая зона, скованная магией колдунов. Книга там, и пришло время к ней вернуться.

Он приподнялся на локтях и встряхнул головой, будто отгоняя назойливые видения. Мансис поспешно отстранилась и неуверенно посмотрела на него, словно опасаясь к нему прикасаться. Тем временем дверь позади открылась, отвлекая внимание, и в комнату вошёл один из воинов-стражей Вальдера. Заметив юношу в сознании, он тут же обратился к своим соратникам.