Gabriele Pedullà

“On Niccolò Machiavelli. The Bonds of Politics”

This Russian language edition is a complete translation of the U.S. edition, specially authorized by the original publisher, Columbia University Press.

Книга выходит на русском языке в двух сериях под названиями «Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу» (серия «Персона») и «Стяжать власть, не стяжать славу. Никколо Макиавелли» (серия «Исторический интерес»).

© Columbia University Press, 2023

© Баратов Н. А., перевод, 2024

© Издание на русском языке, ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024

КоЛибри^®

Можно с уверенностью сказать, что среди политических мыслителей Запада нет никого, чья история преподносилась бы столь же противоречиво, как история Никколо Макиавелли. Ученые и сегодня ведут непрестанные споры, все пытаясь понять: кем же он был? Водил ли он дружбу с тиранами, как уверяет многовековая «черная легенда»? Примкнул ли он в какой-то момент к правящей династии Медичи – или остался навеки верен республиканским институтам родной Флоренции? Имеем ли мы право назвать его провозвестником политического реализма, желавшим изобразить людей не в лучшем, а в истинном свете? И можем ли мы согласиться с тем, что именно он, как стали говорить после Великой французской революции, первым отделил политику от этики и религии? Предвосхитил ли он другую мысль тех переломных лет – о том, что современное государство рождается и расцветает в борьбе с феодальной властью? Вдохновлялись ли его трудами творцы силовой политики и тоталитарных режимов XX века? Был ли он «Галилеем политического мира», заложившим теоретические основы политической науки и в конечном счете политических «технологий»? Или его лучше представлять как великого творца политических мифов, наделенного способностью выражать свои идеи в ярких образах? Вспомним и кентавра Хирона, учителя величайших героев Эллады; и фортуну, которую «колотят», желая с ней «сладить», ревностные и пылкие политики; и берега доблести, призванные сдержать бурную реку судьбы… Стремился ли он к благополучию всего общества – или же выступал на стороне простых людей, оберегая их от флорентийских олигархов? Возможно ли провозгласить его пророком национального единства Италии? Или его стоило бы восславить как наиболее оригинального из всех современных теоретиков, изучавших смешанное правление, поскольку над строками его произведений размышляли, создавая Конституцию, отцы-основатели США? Что будет лучше для нас: пытаться понять, сомневался ли он в самих основах христианской веры, или по достоинству оценить его мысли о важности гражданской религии, в которой страх божественного наказания поддерживает уважение к клятве? А как быть с крылатой фразой «цель оправдывает средства»? Многие приписывают эту максиму именно великому итальянцу, хотя на самом деле это знаменитый лозунг иезуитов – «Когда благая цель, то хороши и средства», и ни в одном труде Макиавелли такой сентенции мы не найдем.

В дальнейшем мы постараемся ответить на эти вопросы, а пока что, в качестве преамбулы, сделаем лишь несколько предварительных замечаний. Во многих отношениях Макиавелли заслуживает признания как предвестник, новатор и даже борец с предрассудками – но в его истории это лишь малая часть. В годы, когда новая гуманистическая культура, основанная на подражании Античности, позволила Италии воссиять на фоне других европейских стран, Макиавелли, получивший превосходное образование, мог свободно знакомиться с неисчислимым множеством древнеримских и древнегреческих текстов, переведенных на латынь. И пусть даже со временем ему предстояло выступить против политической теории гуманистов и стать ее критиком, он никогда не переставал искать вдохновения в трудах древних мудрецов – в отличие, скажем, от Томаса Гоббса, которого также считают отцом современной политической философии. В этом Макиавелли напоминает двуликого Януса, древнеримского бога начинаний и завершений, одно лицо которого обращено в прошлое, а другое – в будущее.

Впрочем, если мы хотим лучше осознать, какое место занимает Макиавелли в западной политической мысли, не менее полезным представляется и другое противопоставление – между сторонниками господствующих воззрений и мыслителями, желающими выйти за общепринятые рамки. Как это ни странно, произведения Макиавелли, «укорененные» в самом сердце канона, при этом (и иногда в то же самое время!) понимались совершенно неправильно или прочитывались лишь фрагментарно. Если сравнить идеологию с непробиваемым и невидимым оконным стеклом, то будет справедливо сказать, что Макиавелли принадлежал к немногим обладателям редкого дара, позволявшего находить в этом стекле уязвимые места и разбивать его на мелкие осколки. Кроме того, он был способен идти против течения, что еще более важно и заслуживает особого внимания при знакомстве с его литературным наследием. Вот как выразил это Франческо Гвиччардини, друг Никколо, в письме к нему от 18 мая 1521 года: «Вы всегда были человеком, придерживающимся по преимуществу экстравагантных мнений, несходных с общими, и изобретателем нового и необычного»[2].

Склонность к инакомыслию и мятежный характер не позволяли Макиавелли легко сходиться с людьми, и иногда ему приходилось дорогой ценой платить за свою откровенность. Однако именно потому, что самые смелые его идеи воспринимались столь неоднозначно, они актуальны и по сей день – конечно, при условии, что мы освободим их от упрощенческих формулировок, в свете которых на протяжении последних двух столетий воспринимались его «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия». Понять такого автора, как Макиавелли, чьи сочинения неизменно производили фурор среди современников, можно только в том случае, если знать исторический контекст, в котором его творения обретали форму и становились сенсацией.